Предисловие
У меня есть правило, которое я громко повторяю при каждом удобном случае. Правило состоит в том, что я ничего не пишу, пока меня об этом не попросят. Звучит оно весьма надменно и сурово, но на самом деле это брехня. На самом-то деле я ничуть не сомневаюсь, что различным журналам фантастики и некоторым моим издателям постоянно требуется материал, поэтому для них я пишу свободно, когда мне хочется. Зато всем остальным меня приходится просить особо.
В 1946 году «Плейбой» наконец обратился ко мне с просьбой написать для них рассказ. Они прислали мне нечеткую фотографию глиняной головы без ушей, причем на лице вместо глаз и прочего были присобачены заглавные буквы, и пожелали, чтобы я написал рассказ на основе этой фотографии. Такое же задание получили и два других писателя, и все три рассказа предполагалось опубликовать одновременно.
Вызов был интересным, я поддался искушению и написал «Глазам дано не только видеть».
Если вы, прочитав предыдущие предисловия в этой книге, пришли к выводу, что моя писательская карьера после «Прихода ночи» была одним непрерывным успехом что для меня написать — то же, что и продать; что если другой писатель покажет мне письмо с отказом, то я не пойму, что это такое — успокойтесь, это не так.
«Глазам дано не только видеть» был отвергнут весьма энергично. Рукопись швырнули в Чикаго, она влетела мне в окно, шарахнулась о стенку и, дрожа, упала на пол. (Так мне, по крайней мере, показалось.) Два других рассказа «Плейбой» принял, а вместо меня нашли кого-то другого, и тот быстренько написал третий, который тоже был принят.
К счастью, я профессионал с завидной непрошибаемостью, и подобные неудачи меня не волнуют. Глядя на меня никто бы и не догадался, что отказ меня хоть как-то задел… правда, я позволил себе испустить пару коротких, но яростных воплей.
Я связался с «Плейбоем» и убедился, что права на рассказ принадлежат мне, и я могу делать с ним что угодно, хоть он и был написан по присланной ими фотографии.
Затем я послал рассказ в «Fantasy and Science Fiction», пояснив (я всегда так поступаю в подобных случаях), что это отказ, и пересказав всю предысторию его написания. Тем не менее его приняли.
К счастью, «FSF» работает достаточно быстро, а «Плейбой» — до отвращения медленно. В результате «Глазам дано не только видеть» появился в «FSF» на полтора года раньше, чем в «Плейбое» опубликовали ту триаду рассказов. Я долго выжидал, надеясь, что «Плейбой» начнет получать возмущенные письма читателей с жалобами на то, что сюжеты в триаде украдены из рассказа Азимова. У меня даже появилось искушение самому написать такое письмо и подписать его вымышленным именем (но я передумал).
Взамен я утешился мыслью о том, что за время пока «Плейбой» раскачался на публикацию своей триады, мой рассказик не только издали, но и дважды перепечатали в антологиях, а теперь включили в состав третьей. (А этот сборник станет его четвертой публикацией. И как вам это нравится, мистер Хефнер?)
Рассказ
После сотен миллиардов лет он вдруг вообразил себя Амисом. Не комбинацией волн фиксированной длины, что все это время в целой Вселенной была эквивалентом Амиса, а звучанием имени. В память осторожно, несмело закрадывалось воспоминание о колебаниях звука, давно им не слышанного и больше ему не слышного.
Новое, увлечение вызволило из глубины памяти еще множество вещей, таких же древних-предревних, чей возраст измерялся эрами, эпохами, вечностью. Амис выровнял энерговихрь, сгусток своей индивидуальности в безбрежной всеобщности, и его силовые линии пролегли меж звезд.
От Брок пришел ответный сигнал.
Конечно, решил Амис, Брок нужно сообщить. И почувствовал слегка трепещущий нежный энергоимпульс Брок:
– Амис, ты идешь?
– Конечно, иду.
– И в состоянии будешь участвовать?
– Да! — Силовые линии Амиса пронизала дрожь волнения. — Абсолютно точно. Я придумал совершенно новый вид искусства. Что-то в самом деле невероятное.
– Зачем ты впустую тратишь энергию? Неужели ты думаешь, что после двухсот миллиардов лет можно изобрести нечто новое?
На какой-то миг импульс Брок вышел из фазы, и связь пропала: Амису пришлось спешно корректировать свои силовые линии. Он отдался течению других мыслей, созерцая стремительное движение опушенных звездами галактик по бархату небытия, и, охватив сознанием межгалактическое пространство, ощущал биение силовых линий в бесконечном множестве проявлений энергожизни.
Амис воззвал:
– Брок, прошу, впитай мои мысли. Не экранируйся. Я хочу использовать Материю. Представляешь: Симфония Материи! Что толку биться над Энергией? Согласен, в Энергии нет ничего нового — откуда в ней новому быть?! Но разве это не указывает на то, что следует взяться за Материю?
– Материя! — В энергоколебаниях Брок возникли волны отвращения.
– Почему бы и нет? — возразил он. — Мы сами когда-то были материей… Кажется, триллион лет тому назад! Так почему бы посредством Материи не создавать фигуры, или абстрактные формы, или… слушай, Брок… почему бы не воплотить в Материи — имитационно, конечно — нас самих, какими мы были когда-то?
– Не помню я, как это было. И никто не помнит, — отвечала Брок.
– Я помню! — горячо возразил Амис. — Я думаю только об этом, ни о чем кроме, и уже начинаю припоминать. Брок, позволь, я тебе покажу. Если я прав, если так и было — скажи. Прошу тебя, скажи!
– Нет. Все это мерзко и глупо.
– Брок, прошу, позволь мне попробовать. Мы же старые друзья, с самого начала… мы же вместе стали излучать энергию… с того самого мгновения, как сделались теми, кто мы есть. Брок, пожалуйста!
– Хорошо. Только быстро.
Такого возбуждения в собственных силовых линиях Амис не ощущал уже… сколько? Если его попытка удастся, у него достанет сил использовать Материю перед ассамблеей энергосущностей, уже который век, которую эпоху столь безотрадно ждущих чего-либо нового.
Материю разметало меж галактик, но Амис, отбирая все атомные крохи с каждого кубического светового года, собрал ее, сбил ком в пластичную массу и придал ему форму сужающегося книзу яйца-овоида.
– Брок, неужели ты не помнишь? — осторожно спросил он. — Разве это ни на что не похоже?
Вихрь Брок судорожно вибрировал в фазе.
– Не заставляй меня вспоминать. Я не хочу.
– Это было головой. Ее называли: голова. Мне это помнится настолько отчетливо, что так и подмывает произнести. Я имею в виду звуками. — Амис подождал, потом попросил: — Взгляни.
У овоида в верхней части появилось: «ГОЛОВА».
– Что это? — У Брок, казалось, затеплился интерес.
– Слово, обозначающее голову. Символ звукового выражения слова. Брок, ну скажи, что ты вспомнила!
– Вот тут, посредине, кажется, что-то было, — донеслись неуверенные мысли Брок.
Образовалась вертикальная выпуклость.
Амис воскликнул:
– Да! Нос — вот что это такое! — Появилась надпись: «НОС». — А это, с каждой стороны, глаза. — «ЛЕВЫЙ ГЛАЗ — ПРАВЫЙ ГЛАЗ».
Амис любовался своим творением, пульс его силовых линий обрел торжественность. Но можно ли с уверенностью сказать, что ему самому это нравится?
– Смотри, — называл он, дрожа от нетерпения, — подбородок, адамово яблоко, ключицы. Слова возвращаются ко мне. — И все слова обозначились на его создании.
–А у меня уже сотни миллиардов лет их и в мыслях не было, упрекнула Брок. — Зачем ты напомнил? Зачем?
На какой-то миг Амис сбился:
– Что-то еще. Органы слуха… нечто для приема звуковых волн. Уши! Но куда их притиснуть? Не помню, где они были?
От Брок уже исходило неистовство:
– Оставь это! Брось! И уши свои дурацкие, и все остальное! Не помню!
Амис, слегка озадаченный, спросил:
– Что плохого в том, чтобы помнить?
– Что?! Да разве тогда все это было таким вот грубым и холодным? Куда подевались упругость и теплота? Да разве такими были глаза, которые жили, источая нежность? А губы? Разве сравнить те, что ты сделал, и те, что дрожали, когда, мягкие, прижимались к моим? Силовые линии Брок бились и вибрировали.
Амис взмолился:
– Прости! Прости меня!
– Ты хочешь напомнить, что когда-то я была женщиной и знала любовь, что глазам дано не только видеть и что не стало никого, кто дал бы мне испытать это, кто заставил бы мои глаза излить печаль сердца.
Резко, будто наотмашь, плеснула она материей на грубо слепленную голову и бросила:
– Пусть вот у этих — получится, пусть они — испытают, — и, сменив полярность, улетучилась.
Некоторое время Амис всматривался, вспоминая, что когда-то и он был мужчиной. Но вот энергия его вихря надвое рассекла яйцевидную голову, и он помчался обратно сквозь галактики по энергоследу Брок, снова туда, к нескончаемому страшному суду бессмертия.
А глаза на рассеченной голове Материи так и остались блестеть влагой, которой брызнула Брок, изображая слезы. Голова из Материи творила то, что было уже недоступно энергосущностям: она лила слезы, оплакивая все человеческое, нежную красоту тел, от которых они некогда отреклись… Давно — триллион лет тому назад.
Отзывы о сказке / рассказе: