Алексей Ремизов — Верность: Сказка

Жила-была старуха, и был нее сын. Жили они бедно: земли — сколько под ногтем, и вся тут. И повадился на их поле заяц: бегает ушастый, хлеб травит.

Дозналась о зайце старуха.

«Самим есть нечего, а тут еще… уж я тебя!» — точила карга зуб на зайца.

У их соседа в саду старая вишня. Выпросила старуха вишневого клею, сварила да с горяченьким прямо на поле. А лежал в поле камушек, и на этом камушке любил отдыхать заяц: наестся и рассядется, усами поводит, благодать! Старуха давно заприметила, взяла да этот самый заячий камушек клеем и вымазала.

Прибежал в поле заяц, наелся да на камушек плюх, сидит, облизывается. А старуха тут как тут и прямо на желанного гостя: заяц туда-сюда, оторваться не может, хвостищем прилипнул! Старуха его за уши — попался! — и, ухватя, потащила.

— Будешь ты у меня хлеб таскать, проклятущий!

А заяц и говорит старухе:

— Тебе меня, бабка, никак не извести! А коли уж так приспичило, так я тебе сам мою смерть скажу: посади ты меня в горшок, оберни горшок рогожкой, да с горки и грохни — тут мне смерть и приключится.

А старухе только б извести, ей все равно, и раздумывать некогда. Посадила она зайца в горшок, обернула горшок рогожкой, да с горшком на гору — горка тут же за полем, — вскарабкалась на самую верхушку да оттуда его и ахнула.

Горшок хрястнул и вдребезги — «Слава тебе, Господи!». А заяц скок — и убежал.

И дня не прошло, заяц опять на поле — опять хлеб травит. Старуха глазам не верит: он самый — жив, проклятущий.

— Ну, постой же!

И пошла старуха к соседу за вишневым клеем и опять с горяченьким прямо на поле к заячьему любимому камушку, вымазала клеем:

— Уж не спущу! — Да за кустик и притаилась.

А зайцу и в голову такое не приходит, чтобы опять на него с клеем! Наелся и, как всегда, на камушек. А как сел на камушек — и попался.

— Не спущу! — ухватила старуха его за уши. — Не спущу!

— Бабушка, не губи!

— И не проси! — тащит карга зайца и уж не знает, чем бы его: насолил он ей вот как, да и обманул опять же.

— Бабушка, я тебе пригожусь.

— Обманул ты меня, не верю! — Тащит и сама не придумает: ли задавить, ли живьем закопать?

— Бабушка, чего твоей душе хочется, все для тебя сделаю…

— А чего ты для меня сделаешь?

— Да все.

Приостановилась старуха: уж очень устала с зайцем.

— В бедности мы живем.

— Знаю.

— И моего сына знаешь?

— Знаю.

— Жени ты его!

— Это можно. У оранжевого царя три дочери, на младшей царевне мы его и женим.

— А ты не обманешь?

— Ну, вот еще: раз сказал — сделаю.

— Постарайся, пожалуйста.

Старуха выпустила зайца.

Заяц чихал, лапкой поглаживал уши: уж очень бабка-то костиста!

Старуха позвала сына, рассказала ему о заячьем посуле. Что ж, он не прочь жениться на царевне! И хоть сейчас в дорогу.

— А как тебя величать, Иваныч?

— Ё, — сказал заяц, — все зовут Ё.

И пошел заяц со старухиным сыном к оранжевому царю по царевну — будет старухин сын сам царевич!

Идут они путем-дорогой, а навстречу им на коне какой-то верхом скачет: одет богато, и конь под ним знатный.

— Куда, добрый человек, путь держашь? — остановил заяц.

— В монастырь, в Загорье, по обету.

— А мы как раз оттуда. Только ты чего ж так уж больно нарядно и на коне?

— А разве не полагается?

— И думать нечего: ни верхом, ни в одежде нипочем не пустят, только и можно «пеш да наг» — таков монастырский обычай. Оставь тут свое платье и коня; отсюда пройтись недалеко.

Тот зайцу и поверил: слез с коня, разделся.

— Мы постережем, не беспокойся! — сказал заяц. — Вот по той дорожке прямехенько к монастырю выйдешь.

А в том монастыре как раз о ту пору чудил один проходимец и под видом блаженного куролесил; монашки догадались, да кто с чем — выгонять, тот и убежал из монастыря в чем мать родила, не дали и одеться. И теперь, когда монашки завидели голыша, на того блаженного Саврасия и подумали: возвращается! — и давай его лупить.

А заяц, как только скрылся с глаз несчастный, забрал его богатую одежду, нарядил старухина сына, да на коня, и прощайте!

Путь им лежал мимо часовни. Там у святого камня понавешено было немало всяких холстов и шелковые лоскутки — приношения богомольцев. Заглянули приятели в часовню. Постояли, оглядели камень. Заяц, какие лоскутки похуже, сунул в сапог к старухину сыну, а понаряднее себе за пазуху запихал. А больше делать нечего, и дальше в путь.

Целую ночь провели в дороге. И наутро в оранжевое царство поспели. И прямо ко дворцу.

— Кто и откуда? — остановили часовые.

Заяц в карман за словом не полезет: старухин сын — изумрудный царевич, а явились они к оранжевому царю сватать невесту.

— У царевича в его изумрудном царстве, — рассказывал заяц, — такое неприятное дело случилось — повсеместный мор: царь с царицей и их подданные, сколько было народу, все перемерли без остатка, и остался во всем царстве живым лишь один царевич, и с ним все богатство. Хочет царевич посватать младшую царевну.

Часовые донесли царю. И царь позвал их к себе.

Выслушал царь зайца и отправил гостей к царевнам: пускай познакомятся.

Заяц после всякой оглядки и комплиментов царевнам завел игру в перегонки: кто прытче? Старухин сын шагу не сделал, запнулся: сапог соскочил. Заяц на сапог, да из сапога и вытащил лоскутки.

— Экая дрянь! — швырнул их прочь, вынул из-за пазухи другие, нарядные, и сунул, будто стельки, царевичу в сапог.

Как увидели царевны, что за шелка царевич в сапогах носит, всякой из них захотелось за такого богача замуж выйти. А зайцу того только и надо. Кончил игру — и к царю.

А уж до царя дошел слух, царь доволен:

— Берите любую царевну, благославляю.

А заяц и говорит царю:

— Одна беда: у жениха на родине ни души, мором все перемерли, некому и за невестой приехать. Уж вы сами как-нибудь доставьте ее.

Царь согласился: раз некому, чего ж разговаривать? И велел снарядить за невестой свиту.

— Мы с женихом наперед поедем, — сказал заяц, — буду волочить по земле веревку, а невеста со свитой пускай по следу за нами едет.

А жил на земле оранжевого царя колдун Сембо, поскал поветрия, чаровал и привораживал, и жил очень богато, людям-то невдомек, а зайцу все видно. К этому колдуну в его хрустальный дворец заяц и направил.

Увидел их Сембо:

— Как вы смели? Вон! Пока живы! — Страсть раскричался, не терпел нахалов.

Да заяц не такой, не запугаешь:

— Потише! — Заяц навострил уши. — Мы к вам по делу: предупредить вас. Царь пронюхал про ваши дела и послал войско: велено вас изловить и предать злой смерти. Прячьтесь, а не то как раз укокошат. Народу невесть сколько: и пеших и конных. Не верите? Проверьте.

Сембо к окну: и правда, по полю всадники скачут. А это была царская свита: везли невесту по заячьему следу.

— А куда ж я денусь-то? — оторопел колдун.

— Да вот хоть сюда! — заяц показал на котел.

И как разум отняло, — колдун, не мигнув, в котел. Заяц его крышкой прикрыл, а сам под котел, развел огонек.

Стал огонек в огонь разгораться, стало в котле припекать. Жарко — куда там! — прямо жжет.

— Ой, ой, больно!

— Тише! — останавливал заяц, — услышат, несдобровать. Потерпите! — А сам еще и еще огня тащит.

А в котле нет больше терпенья, и голосу нет, только стон.

— Тише! Услышат! — унимал заяц, подбрасывая дрова.

В котле и затихло.

Навеселе подкатила царская свита с невестой: дернули на проводинах, галдят. А заяц, будто в жениховом доме, выходит гостям навстречу. Все честь честью, одна беда — не успел угощенья приготовить.

— Есть только суп у меня… вон в том котле, не угодно ли?

Гости не прочь: с дороги перекусить не мешает.

И угостил их заяц — развар чертячий! — каждому по полной чашке досталось: вроде рассольника с мелко нарезанными вареными огурцами. А как подлизали все чашки, повел заяц гостей жениховы диковины показывать.

Растворил заяц первый покой: там серебро, драгоценные камни.

— Приданое за невестой, — сказал заяц. — Когда женился старший брат, ему за невестой досталось.

Входят в другую залу: там полно человечьих костей.

— А это чего?

— А это вот чего: напились гости на свадьбу, буянили, а за то и казнены.

Спустились в подземелье: а там — полужив, полумертв.

— А это?

— По пьяному делу: задирали, безобразничали, а за то и замурованы.

Переглянулись гости — как бы беды не нажить: в голове-то с проводин у всякого муха! Да тихонько к выходу, пятились, пятились — да в дверь. Там вскочили на коней, да без оглядки, и про невесту забыли. Туда и дорога!

— Теперь мы богаты, — сказал заяц, — и у тебя есть жена, надо мать известить.

Заяц сбегал за старухой.

И стали они жить-поживать в большом достатке, старухин сын с женой-царевной да старуха. При них и заяц остался. Перенесла ему старуха с родимого поля его любимый камушек: на этом камушке и отдыхал заяц. У молодых родился сын. За внучонком ходила старуха, а пуще заяц возился. Так и жили дружно.

Захотелось зайцу испытать, чувствует ли человек благодарность или, как это часто бывает: пока нужен ты, юлят перед, а топом за твое же добро первые и наплюют на тебя.

Притворился заяц больным, лег на свой камушек, лежит и охает. Старухин сын услышал: плохо, думает, с зайцем, надо что-нибудь сделать…

— Чего, — говорит, — тебе, Иваныч, надо? Скажи, не стесняйся.

А заяц и говорит:

— Вот что, Федипорыч, сходи-ка ты к ламе, в пещере спасается, спроси у пещерника: он все знает. Да иди обязательно песками, а назад горой.

Старухин сын сейчас же собрался и пошел по песчаной дороге пещерника искать. А заяц скок с камушка да другим путем, горной дорогой, и прямо к пещере. Засел и сидит, как лама-пещерник, молитвы пор четкам читает. Старухин сын не узнал в потемках зайца, думал, правдашний лама-пещерник.

— Чего тебе надо, человече?

— Заболел у нас сосед, много он мне добра сделал. Скажи, чего надо, чтобы помочь ему?

— Есть у тебя сын?

— Есть.

— Вырежь у него сердце и накорми больного: будет здоров.

Пошел сын старухин от пещеры горной дорогой, едва ноги тащит. А заяц скок из пещеры да песками, вперед и пришел. И опять улегся на камушек, лежит и охает.

— Был у ламы?

— Был.

— Что ж он сказал?

А тот молчит.

— Что ж молчишь?

Молча отошел старухин сын от камушка, взял нож и стал точить.

— Чего ты хочешь делать?

А тот знай точит. И когда наточил, покликал сына.

— Раздевайся, — сказал, не глядя.

Мальчонка снял курточку и штанишки: не понимает.

— Чего ты задумал? — крикнул заяц.

Старухин сын поднял нож и показал на сына:

— Его.

— Зачем? — Заяц приподнялся.

— Сердце моего сына тебя исцелит.

— И тебе не жалко?

— Мне и тебя жалко. Ты для меня все сделал: потеряю тебя, навсегда потеряю, а сына даст мне Бог и другого.

Тогда заяц поднялся со своего камушка и, взяв нож, отбросил в сторону.

— Хотел испытать тебя. Теперь — верю.

И в тот же день заяц убежал в лес.