Созвал Бог всех зверей полевых, луговых и дубравных, и слонов, и крокодилов, поставил перед ними миску, а в миску положил сладкую небесную пищу: разум.
— Разделите, звери, кушанье себе поровну.
Звери и стали подходить к миске — кто рогом приноравливается, кто клыком метит, кто хоботом нащупывает: всякому ухватить лестно небесную сладкую пищу.
— Стойте! Куда прете! — прикрикнул на зверей заяц, — мы не все в сборе: нет с нами человека. Станет он после пенять — станет Богу выговаривать, не оберемся беды.
— Да где же он? — приостановились звери.
— Где? Да там, за пригоркой.
— А ты позови его, мы подождем.
Заяц побежал и за холмом нашел человека.
— Слушай, Фома, Бог дал нам, зверям, кушанье, этакую мисищу с разумом, велел разделить поровну. Все наши сошлись на угощенье, уж навострились заняться едой, да я остановил. Иди скорей на наше сборище, да не мешкай, выдь на середку да прямо за миску: «А, мол, моя доля осталась!» Да один и приканчивай. А как насытишься, миску мне, Фома. Понимаешь?
— Ладно.
И пошел человек за зайцем на звериное сходбище управляться с небесной сладкою пищей — разумом. И как научил заяц, так все и сделал: вышел на середку, облапил миску:
— А! Моя доля.
Да всю и подъел. А миску зайцу.
Заяц навострил уши и дочиста вылизал миску.
Тут только опомнились звери.
— Что за безобразие! — роптали рогатые, клыкастые и хвостатые.
А тигр-зверь пуще всех.
— Бог дал нам кушанье, — кричал, не унимался тигр, — велел разделить поровну, нака-сь: двоим досталось! Так этого оставить не годится. И уж коли на то пошло, пускай всякое лето родятся у меня по девять детенышей и пускай поедают они зайчат и ребятишек.
Заяц, как услышал про зайчат, испугался насмерть, да от зверей скок, да в поле и там под колючку. Известно, какая у зайца защита: ни клыка, ни рога, ни шипа, а под колючкой и заяц — еж!
А звери погомонили, порычали да на попятный: кто в поле, кто в луга, кто в дубраву, слоны к слонам, крокодилы к крокодилам.
Пошел и тигр.
Идет тигр полем, твердит молитву:
— Господи, пусть всякое лето родятся у меня по девяти детенышей: пожирают и поедают зайчат и ребятишек. Пусть всякое лето … пожирают и поедают…
И так это ловко выговаривает, вот-вот от слова и станется: услышит Бог тигрово желание, и пойдут у него рождаться всякое лето по девяти детенышей, беда!
Поравнялся тигр с колючкой.
— Господи, пусть всякое лето родятся у меня по девяти детенышей: пожирают и поедают зайчат и ребятишек…
Заяц со страху не выдержал да перед самым тигровым носом и выпрыгнул — тигр вздрогнул, из памяти все и вышибло.
— Чего ты тут копаешься? — крикнул тигр на зайца.
— Я ничего, Еронимыч, очень страшно. Как ты это сказал, что твои детеныши будут поедать моих зайчат, я и выскочил. Я тебя боюсь, Еронимыч.
— Какие детеныши… постой, о чем это я молился-то, дай Бог памяти.
— А ты твердил, — сказал заяц и усом не повел: — Господи, говоришь, пусть через каждые девять лет родится у меня по одному и единому детенышу!
— Ах, да! Ну, спасибо.
И тигр пошел от колючки.
-Господи, пусть через каждые девять лет родится у меня по одному и единому детенышу! — твердил тигр заячью молитву.
И так ловко выговаривал, вот-вот и станется: услышит Бог тигрово желание и будет у него через каждые девять лет рождаться по одному и единому детенышу.
Да так оно и будет.
А заяц бежал по полю, усищами пошевеливал: эка ловко ж от тигра отбоярился — все-то нынче целы останутся, и ребятишки голопузые, и косые зайчата!
Отзывы о сказке / рассказе: