Алексей Свирский — Рыжик

XIII. В лесу

— Ну, брат, прощай! — перестав смеяться, сказал фокусник. — Вон видишь, — добавил он, — солнышко и то спать уходит…

— А ты куда пойдешь? — спросил Рыжик, и только что смеющееся лицо его сделалось грустным.

— Я пойду за ветром.

— Как это — за ветром? — не понял Санька.

— А так… Я не люблю, чтобы ветер дул мне в лицо, поэтому я всегда иду за ветром. Понял?.. Ну, теперь прощай!

Незнакомец поднялся, оправился и протянул Рыжику руку.

— Прощай, мой пунцовый мальчик!.. Передай от меня привет господину Мойпесу, когда он проснется.

Фокусник взялся за край канавы и хотел было выпрыгнуть на дорогу, но Рыжик быстро подскочил к нему и обеими руками ухватился за его широкую крылатку.

— И я пойду с тобою… Возьми меня, голубчик, возьми!.. — взмолился Рыжик.

Мысль, что скоро наступит ночь, а он будет один, сильно его испугала.

— Возьми, возьми меня!.. — твердил он, не выпуская из рук крылатки фокусника.

— Я, братец, далеко иду…

— Ничего, и я пойду. Я тоже хочу за ветром…

— Ха-ха-ха!.. — от души расхохотался фокусник. — И ты за ветром хочешь?.. Ха-ха-ха!.. Ой, батюшки, уморил!.. Ну и чудак же ты! Разве можешь ты со мной идти?.. Ведь я всю жизнь хожу: я бродяга! Понимаешь? Сегодня я здесь, а через месяц ищи меня в Москве…

— И я в Москву хочу! — воскликнул Рыжик.

Незнакомец с удивлением посмотрел на него, покачал головой, а потом спросил:

— А папенька что скажет? А маменька…

— У меня нет никого, — перебил фокусника Рыжик, — я ничей.

— Как это — ничей? — удивился тот.

— Так… Меня нашли… — начал Санька и как мог рассказал в немногих словах историю своего происхождения.

Незнакомец выслушал рассказ внимательно, а затем, подумав с минуту, промолвил, обращаясь к Рыжику:

— Вот что, милейший, я тебе скажу: сейчас я отправлюсь на ночлег. Ты видишь вон там, за полем, большой синий треугольник? Это лес. Там я буду ночевать. Если хочешь, переночуй со мной, а завтра увидим, что будет.

— Хочу, хочу! — подхватил Санька и первый выскочил из канавы.

Через минуту фокусник и Санька направлялись к лесу. Они шли через поле, узкой межой, а позади, фыркая, шествовал Мойпес. Временами он убегал в сторону, и колосья ржи совершенно скрывали его из виду.

Наступил вечер. На далеком горизонте, где пылала заря, точно скалы, недвижимо стояли тучи. Озаренные пламенем заката, они казались раскаленными докрасна. Становилось тише. Ветер чуть-чуть дышал. Природа готовилась ко сну.

Рыжик первый остановился. Перед ним лежало огромное озеро. На противоположном берегу стройно возвышался темный лес. Красные отблески вечерней зари ярко поблескивали на зеркальной поверхности озера.

— Что, брат, хороша у меня гостиница? — услыхал Рыжик позади себя голос фокусника.

— Какая гостиница? — не понял Санька.

— А вот эта, что перед нами.

Рыжик ничего не сказал, а только улыбнулся. Мальчик был доволен и счастлив. Он чувствовал себя свободным, и этого вполне для него было достаточно. Теперь Катерины он уже не боялся. Домой его не тянуло. Ему было хорошо с этим незнакомым веселым человеком, который «любит ходить за ветром», а до остального ему дела не было.

— Ну-с, мой рыжий товарищ, идем дальше! — сказал фокусник, хлопнув Саньку по плечу. — Обойдем мы озеро и в лесу заночуем. Я там хорошее местечко выберу.

Рыжик и Мойпес последовали за незнакомцем.

Спустя немного путники обогнули озеро и стали подходить к лесу. Здесь веяло легкой прохладой. Стройными, высокими рядами выступали коричневые стволы громадных сосен. Было дремотно-тихо. За озером угасала заря. Тучи на горизонте остыли и почернели.

В лесу наступили сумерки. Земля, казалось, дышала, и пар от ее дыхания легким дымчатым туманом стлался над остекленевшим озером.

Рыжик с фокусником вошли в лес широкой, чистой, будто выметенной тропой.

— Вот здесь будет наша спальня, — сказал фокусник и остановился.

Место, выбранное для спальни, было восхитительное. Здесь густо росла трава. Вокруг толпились стройные сосны. Озеро находилось в нескольких шагах и хорошо было видно.

— Вот здесь нас никто не увидит и никто не тронет. Ложись, брат, и спи! — проговорил маленький человек и стал приготовлять себе постель.

Перочинным ножиком нарезал он груду папоротниковых листьев, уложил их в кучу, накрыл их снятой с себя крылаткой и комфортабельно улегся, крякнув от удовольствия.

— Вот так спальня! — воскликнул фокусник, когда Рыжик, приготовив себе точно такую же постель, улегся рядом с ним. — Поди, и губернатор ваш на такой постели не леживал… Ты погляди, рыженький, какая у нас благодать!.. Слышишь, — продолжал фокусник, — как тихо стало? Это потому, что нам спать пора. Вон и озеро уснуло, вон на западе от зари золотистый только след остался… А скоро на небе лампады затеплят…

— Это звезды-то? — подхватил Рыжик, внимательно слушавший фокусника.

— Ты догадливый мальчик. Да, скоро заблестят звезды, а когда мы уснем, поздно ночью тихо взойдет луна, повиснет над озером и долго будет смотреться в него, как в зеркало… Потом все побледнеет — и луна, и звезды, и само небо… И зазвенит земля. Зашепчутся леса и воды, утренние песни пропоют птицы. Улыбнется небо, и зарумянится восток. И взойдет яркое солнце, и проснется земля…

Фокусник вздохнул и умолк.

— А тогда что? — тихо спросил Рыжик.

— А тогда раздобуду себе вон в том селе, где церковь белеется, завтрак, поем хорошенько, а потом отправлюсь дальше.

— Куда?

— А я и сам не знаю… Дойду до Киева, а там зайцем на машине до Одессы прокачусь; а может быть, другой путь изберу… Человек я свободный: куда хочу, туда иду… В городах я живу только зимою, и то потому лишь, что в это время года бродить в моей шубе холодно. Не люблю я городской жизни, — продолжал фокусник, — там люди всё за деньгами да за каким-то счастьем гонятся. Обгоняя друг друга, они давят слабых, злорадствуют, завидуют и готовы друг дружке горло перегрызть… То ли дело бродить по просторным полям и лесам!.. Здесь волк волка не тронет, а уж про зайцев, кроликов да разных букашек и говорить нечего: в них столько доброты и нежности, сколько у людей никогда и не было. А красота какая!.. Какие ночи, какие дни!.. А в городах и неба не видно.

— И я не хочу в городе жить… — мечтательно протянул Рыжик, когда его собеседник умолк. — Я всегда, всегда с тобою ходить буду…

— Нет, голубчик, со мною ты не пойдешь… Я завтра же отправлю тебя домой…

— Не хочу, не хочу! — с отчаянием в голосе воскликнул Санька.

— Ах ты, глупенький!.. Ну какой ты мне товарищ? Встретил человека и привязался к нему… А может, я разбойник?

— Нет, нет, ты хороший!.. Я с тобой пойду… Не хочу у крестного жить и свиней пасти не хочу…

— Но пойми ты, карапуз этакий, ведь я больной человек: я алкоголик…

— А что это такое?

— Ну, попросту говоря, я пьяница…

— Это ничего, — перебил Рыжик, — я пьяных не боюсь… У нас на Голодаевке их страсть сколько!..

— С тобой не сговоришься… Ну ладно, спи, а завтра мы решим этот вопрос, — сказал фокусник и повернулся спиной к Рыжику.

Наступило молчание.

На небе появились звезды. Тихая летняя ночь неслышно спустилась на землю.

Санька долго не мог уснуть. Голова его работала безостановочно. Он вспоминал все происшествия прожитого дня, и в душу к нему закрадывалось какое-то приятное и в то же время жуткое чувство. Приятно ему было сознавать, что от Катерины он больше не зависит и что теперь он свободен, как птица. Пугала его только мысль о том, что незнакомец может его бросить, и он тогда останется один с бессловесным Мойпесом. Потом Рыжик думал еще о панычах, о Дуне, об Аксинье. Думал он о том, как он уйдет далеко-далеко, как он вырастет, как он много денег заработает и как он тогда всех осчастливит и обрадует.

Детские наивные мечты усыпили Рыжика, и он уснул спокойным, крепким сном.

Мойпес, растянувшись у ног Саньки, также уснул. В лесу сделалось до того тихо, что малейший шорох, малейший звук явственно нарушали строгое молчание ночи.

— Эй, товарищ, вставай кушать! — услыхал Рыжик и проснулся.

Возле него на траве сидел фокусник и перочинным ножиком резал хлеб. Санька не совсем еще пришел в себя и с удивлением поглядывал на него, не понимая, в чем дело.

— Ты что это на меня свои колеса таращишь, аль не узнал? — смеясь, спросил незнакомец.

Санька при первых звуках его голоса улыбнулся и весело тряхнул рыжей лохматой головой.

— Ну, ступай к озеру, умойся, а потом садись завтракать.

Рыжик бодро вскочил на ноги и побежал к озеру. По обыкновению, за ним последовал и Мойпес.

— Ну и собака у тебя, чтоб ей кошкой подавиться! — сказал фокусник, когда Рыжик вернулся с озера. — Ни на шаг, четвероногий трубочист, от тебя не отходит…

Рыжик весело рассмеялся, погладил собаку и уселся подле незнакомца.

— Ты где это взял? — спросил Санька.

— Что?

— Да вот хлеб, масло, лук, соль…

— Ты еще, брат, спал, когда я на промысел отправился… Вон где я был… Видишь церковь?

— Вижу.

— Ну, так вот я там был.

Спустя немного, когда путники наелись и когда накормлен был и Мойпес, фокусник стал готовиться в путь-дорогу. Он снял с себя башмаки и крылатку, тщательно уложил их вместе с остатками завтрака в мешок, а затем, найдя рябину, стал вырезывать палку.

Рыжик молча следил за всеми движениями незнакомца и со страхом ожидал окончания этих приготовлений. Он боялся, что тот не возьмет его с собою.

— Ну, брат, я готов, — сказал незнакомец, вернувшись с палкой.

Он подошел к своему мешку, бросил его себе на плечи и, сняв шляпу, промолвил, обращаясь к Рыжику:

— Прощай!..

Но не успел он договорить, как Санька, точно ужаленный, вскочил с места, судорожно обнял его и так вскрикнул, что у того сердце сжалось в груди.

— О чем ты? Что с тобой?.. Перестань же! — заговорил фокусник ласковым голосом. — Ну и спутника нашел я себе, — добавил он и улыбнулся. — Ну, брат, сядем, поговорим.

Рыжик, успокоившись немного, снова опустился на траву рядом с фокусником.

— Ты выслушай меня внимательно, — начал незнакомец, — а потом уже скажи, пойдешь ли ты за мной или нет. Я еще вчера тебе сказал, что я бродяга. Кроме того, у меня еще и паспорта нет. Когда-то я был гимназистом, а теперь я пьяница. Характер у меня такой, что с людьми я жить не могу. Вот почему я всю жизнь брожу без цели, без пользы. Жизнь моя не всякому понравится. Часто, очень часто я голодаю, а осенью провожу ночи под открытым небом. В душе я великий артист. Я так много понимаю и чувствую, что самому себе иногда удивляюсь. Но это все в душе у меня. На самом же деле я никуда не гожусь, и цена мне грош. Вот почему я сделался не артистом, а фокусником и клоуном. Зимою я работаю в цирках и балаганах и все, что получаю, пропиваю до последней копейки… Летом я брожу… Теперь подумай, что ждет тебя, если ты пойдешь со мною. Что могу я, балаганный клоун, тебе дать?

— Мне ничего не надо! — живо воскликнул Рыжик и добавил, скорчив жалостную мину: — Дяденька, добрый, хороший, возьми меня!.. Я тоже хочу клоуном быть.

— Довольно клянчить! — остановил Саньку фокусник. — Я вижу, что ты рожден быть бродягой, а потому я беру тебя. Но только помни: ежели ты хоть раз мне скажешь: «Дяденька, домой хочу!» или реветь станешь — только ты меня и видел. Как щенка, брошу я тебя на дороге. Затем надо тебе с Мойпесом расстаться. Он нам не нужен. Мы не на охоту вышли…

— Он не уйдет… — сказал Рыжик, и голос у него дрогнул.

— А мы вот что сделаем: выйдем на большую дорогу, привяжем его к дереву — у меня ремешок есть, — а сами и уйдем. Пока он ремешок перекусит, мы уже будем далеко. Он поищет-поищет нас, а потом домой убежит… Там ему лучше будет. Согласен?

— Ладно, — тихо ответил Рыжик.

— В таком случае, мы пошли… Ах да, забыл сказать: меня дяденькой ты не зови, терпеть не могу. Меня зовут Иван Раздольев, а клоуны да акробаты прозвали меня за мой маленький рост и легкость в весе Полфунта. Можешь и ты меня, если хочешь, так называть.

Полфунта первый встал, а за ним уже Рыжик и Мойпес. Выйдя на дорогу, Полфунта достал из кармана длинный кожаный ремешок и передал его Рыжику.

— Вот к этому дереву привяжи его, — сказал фокусник Саньке, подойдя к одному из тополей, росших по обеим сторонам дороги.

Рыжик дрожащими руками обвязал ремешком шею Мойпеса, а затем другой конец ремня прикрепил к толстой нижней ветке тополя. Мойпес все время доверчиво смотрел на своего хозяина и тихо вилял хвостом. Когда Рыжик, привязав собаку, поднял голову, Полфунта увидал слезы на его глазах.

— Э, брат, ты плачешь!.. Так я один пойду, — полушутя, полусерьезно заметил фокусник.

— Ишь ты, чай, жалко мне его!.. — насильно улыбаясь, сказал Рыжик, и крупная слеза, точно хрустальный шарик, упала с ресниц и покатилась по щеке.

— А мне вот ремешка жалко: десять лет служил мне… Ну, пойдем, нечего тут стоять.

Путники поспешно ушли.

Рыжик долго не оглядывался. Ему было и грустно и больно. Больше всего жалел он Мойпеса.

Когда было пройдено порядочное расстояние, Рыжик не вытерпел и оглянулся. Ни поля, ни дороги, ни Мойпеса мальчик уже не видал. Только вдали зеленым треугольником выступал сосновый бор. Лохматые вершины деревьев, качаемые ветром, кланялись, и Рыжику казалось, что лес шлет ему прощальный привет.

XIV. Приключения Рыжика начинаются

На седьмой день Полфунта и Рыжик подошли к Киеву.

Путешественники имели бодрый, здоровый вид. Бродячая жизнь понравилась Саньке, и он чувствовал себя прекрасно. Все время стояла чудная погода, и путники отлично проводили дни и ночи под открытым небом. Во время пути Рыжик не переставал восхищаться всем, что только не попадалось ему на глаза. К Раздольеву он привязался всем пылом детской души и не отходил от него ни на шаг. Полфунта оказался очень знающим человеком. На все вопросы Рыжика он отвечал так интересно и понятно, что мальчик готов был его слушать без конца. Полфунта держал себя по отношению к Саньке как добрый товарищ и делил с ним поровну каждый кусок. Если он замечал, что Рыжик задумался или грустит, он тотчас начинал шутить и выкидывать такие штуки, что мальчик покатывался со смеху и мгновенно забывал о своем горе.

Несомненно, что этот странный и никому не ведомый человек искренне привязался к Рыжику и сердечно полюбил его.

— Из тебя, брат, человек выйдет, — сказал он ему как-то раз, — ты мальчик способный… До балагана я тебя не допущу, а определю в такое место, что потом спасибо скажешь. Дай только до Одессы добраться. Жаль вот, что у тебя метрики нет… Ну, да мы вытребуем и это.

Рыжик на все был согласен. Слушая Полфунта, он млел от восторга и заранее строил в уме грандиозные планы.

И вот наконец они дошли до Киева. Благодаря тому, что они пришли в город вечером, древний Киев произвел не особенно сильное впечатление на Рыжика. Помимо этого, Полфунта почему-то избегал главных улиц, а ходил все какими-то закоулками да проулками. К девяти часам они пришли на вокзал. Вот здесь Рыжик насмотрелся диковин! Прежде всего его поразила громадная зала третьего класса, наполненная народом. Кого-кого только не было! И старики, и женщины, и солдаты, и дети, и купцы — все смешалось в одну шумливую, беспокойную толпу, на скамьях, на широких подоконниках — всюду, где только возможно было, лежали сундуки, мешки, узлы и чемоданы. Люди беспокойно сновали взад и вперед, о чем-то кричали, с кем-то переругивались; грудные дети оглашали громадную залу резкими криками.

Санька, попав в эту кашу, до того растерялся, что в первую минуту потерял даже способность соображать. В глазах у него зарябило, и голова закружилась.

— Что здесь? — спросил он у Полфунта, который взял его за руку.

— Здесь вокзал.

— Что это значит?

— А это значит, что отсюда народ уезжает по железной дороге, куда ему нужно. Вот мы, например, уедем в Одессу.

— А где дорога?

— Дорога вот там, за дверью, у которой швейцар стоит.

Полфунта подвел Рыжика к окну, усадил его и сказал:

— Вот здесь сиди и не трогайся с места! Смотри в окно и молчи…

— А ты? — обеспокоился Санька.

— А я пойду с кондукторами поговорю. Мы зайцами поедем, — добавил он шепотом.

— Как это — зайцами? — воскликнул Рыжик.

— Тсс!.. Экий ты какой! Молчи, потом все узнаешь.

— Ай-ай! Глянь-кось, что летит! — вдруг закричал Рыжик, увидавший в окно промчавшийся мимо паровоз.

— Вот это и есть машина, которая нас повезет.

— А как она летит?

— Паром.

— А лошадь где?

— Ах, боже мой!.. Ну ладно, потом я тебе все объясню, а пока сиди и не уходи отсюда, — сказал Полфунта и мгновенно исчез в толпе.

Санька уперся носом в стекло и во все глаза глядел на то, что делалось на полотне дороги. Там, по мнению Саньки, происходило нечто невероятное. Громадные фонари, как солнце, ярко освещали всю платформу и полотно дороги. Рельсы, сверкая сталью, длинными змеями уходили вдаль, то переплетаясь, то расходясь. Где-то вдали мерцали в ночном воздухе синие и красные огоньки. По платформе бегали люди в белых фартуках, с бляхами на груди, какие-то господа в фуражках с красными донышками и разный другой люд. Но не это занимало Рыжика. Его вниманием всецело овладел подходивший к платформе поезд. Два чудовищных глаза у паровоза и длинные движущиеся дома, наполненные пассажирами, до того его поразили, что он рот разинул от изумления и даже немного струсил.

— Ну что, как ты тут? — услыхал Рыжик голос Полфунта.

— Ай, что там делается! — воскликнул мальчик. — Ты посмотри, народу-то сколько!.. Куда это они бегут?

— Выходят из вагонов. Приехали, ну и выходят. Не ночевать же им.

— И мы так поедем?

— Поедем.

— Когда?

— Через полчаса. Только слушай: я тебя (тут Полфунта понизил голос до шепота) положу под скамейку. Ты лежи смирно и не шевелись. Я буду около. А как приедем, я тебе скажу, и ты вылезешь. Понял?

— Понял. Только бы поскорей.

— Успеешь, еще надоест тебе.

— А долго ехать мы будем?

— Долго, говорю — надоест.

В это время раздался звонок, и толпа, точно обезумев, ринулась к выходу. Поднялась невообразимая давка. Рыжику и Полфунту удалось первыми проскользнуть на платформу. Первыми они попали и в вагон.

— Скорее лезь! — прошептал Полфунта Рыжику и сам помог ему.

Санька мгновенно исполнил приказание. Затаив дыхание, он улегся комочком и закрыл даже глаза.

— Лежишь? — нагнулся к нему Полфунта.

— Лежу, — прошептал Санька.

— Ну и лежи знай! Я скажу тебе, когда вылезать. Кушать не хочешь?

— Хочу, — живо ответил мальчик, обладавший волчьим аппетитом.

— Хорошо! Погоди немного: пусть народ войдет; я побегу за булкой…

— Ты с кем это там? — вдруг раздался над головой Полфунта чей-то хриплый бас.

Он вздрогнул и поднял голову. Перед ним с чемоданом в руке стоял толстый купчина, с лопатообразной светлой бородой и хитрыми, но добродушными глазами.

— Двуногого зайца везешь, а? — усмехнулся купец.

— Братишка мой… Платить нечем, я его и того… — начал было Полфунта, но купец перебил его:

— Дорога не моя: вези сколько хочешь… Только гляди, чтобы воришкой зайчик не оказался.

— Что вы, что вы!.. Ведь я тут буду…

— А у тебя билет есть?

— У меня… Скажу правду, и у меня нет. Было у меня два рубля — кондуктору отдал… Уж вы пожалуйста!

— Да чего ради просишь! Сказывал я, что не моя дорога.

Вагон наполнился народом. Перед глазами Рыжика замелькали ноги. Под скамейкой сделалось темно.

Раздался второй звонок. Полфунта вспомнил, что обещал Рыжику булку, и стремглав бросился вон из вагона. Толкая встречных, он побежал к буфету третьего класса. Там он схватил булку и бросил буфетчику двугривенный.

— Скорее, пожалуйста, сдачи, а не то я опоздаю, — дрожа от нетерпения, проговорил Полфунта, обращаясь к буфетчику.

Тот, не торопясь, внимательно осмотрел монету, бросил взгляд на покупателя и сквозь зубы процедил:

— Все едино опоздал.

С этими словами он подал клоуну сдачу.

— Как — опоздал?! — не своим голосом воскликнул Полфунта и как сумасшедший бросился на платформу.

Там, к ужасу его, поезда уже не было. Оказалось, что третий звонок он принял за второй, когда побежал в буфет.

С фокусником чуть дурно не сделалось.

— Что я наделал? Что теперь будет с мальчиком!.. — в отчаянии прошептал он и прислонился к холодной каменной стене вокзала.