I
По обширной базарной площади, мокрой от недавнего дождя и сверкавшей от солнца, — шли, взявшись за руки, два подрядчика: Никифор Блазнов и Иван Потапыч Стечкин.
— Конечно, — говорил Никифор, — будь я барон или там герцог — тебе было бы приятнее со мной идти.
— Мила-ай ты мой, — ласково возражал разнеженный Стечкин. — Что мне барон! Что мне герцог! Главное — чтоб душа была, да чтоб человек без поступков был.
— Без поступков человека не бывает.
— Бывает. Редко, но бывает.
— Нету такого человека, чтоб был без поступков. Все с поступками!..
— Ну хорошо, родной мой. Ну, может быть, бывает. Бог с ними. Пошли им Господь Вседержитель счастья… Ничего, Никифор Васильич, что я вас под руку держу?
— Ничего. Помилуйте-с.
— Ты бы застегнул пальто, Никифор Васильич. Дует, а?
— Ничего, благодарю вас. Вы, может быть, устали, Ваня? Мне бы очень не хотелось, чтобы вы уставали…
На глазах Стечкина блеснули слезы умиления.
— Ах, что вы, Никифор. Мне даже очень приятно с вами идти.
Приятели остановились среди площади и, припав друг к другу, обменялись долгим поцелуем.
— Смотрите, Ваня, — сказал подрядчик Никифор, указывая на деревянный балаган, обвешанный разноцветным полотном, — вот цирк. Не зайдем ли мы сюда повеселиться?
— В такой праздник не повеселиться грех. В буденный день нужно трудиться, а праздники посланы нам Господом для отдохновения.
— Что верно, то верно!
Приятели взялись за руки и подошли к кассе.
— Господин кассир! Христос Воскр… Чудеса! Кассира-то нет. Где же кассир?
— Они, может быть, внутри заняты? Пойдем внутрь, поищем…
Подрядчики вынули по трехрублевке и, держа деньги впереди себя на вытянутой руке, чтобы кто-нибудь ненароком не заподозрил в них желания повеселиться на дармовщинку, — шагнули за занавес.
Худой, костлявый человек, бормоча что-то, сидел на барьере, покрытом кумачом, и натягивал на тощие ноги темно-розовое трико.
— Актер! — благоговейно сказал Никифор. — Здравствуйте. Христос вам Воскресе. Извините, что так нахально… Нам бы кассира…
— Я кассир, — сказал худой человек и, не натянув как следует трико, побежал к кассе.
Получив билеты, подрядчики поблагодарили артиста и осведомились:
— Представление скоро?
— Да вот публика наберется — и начнем.
— А буфет тут есть? Лимонадцу бы…
— Пожалуйте!
Расторопный кассир, придерживая руками плохо натянутое трико, побежал вперед, юркнул за стойку и, взяв в руку штопор, сразу превратился в солидного буфетчика.
— Как дела? — спросил Никифор.
— Дела как будто ничего, только публики мало. Место выбрали неудачное, что ли, — уж не знаю.
— Публику зазывать надо, — посоветовал Стечкин. — Такое дело.
— Где ж тут нам разорваться, — жалобно сказал артист. — Мы только работаем вдвоем с братом да великан, да лошадь.
— А хозяин?
— Да мы-то и хозяева. И ничего тут не поделаешь. Великан с утра лежит пьян — разговелся сильно. А брат одевается к выходу. Хучь разорвись.
Опечаленные этим меланхолическим сообщением, подрядчики вздохнули и тихо поплелись на места.
— Нет, так нельзя… — сказал вдруг Никифор, приостанавливаясь. — Этак дело и лопнуть может. Пойдем, Ваня, наружу.
Подрядчики вышли на помост, отыскали какой-то барабан, звонок и энергично принялись за дело… Барабан загудел, застонал, колокольчик залился бешеным, тонким звоном, а Ваня, у которого голос был зычный, внушительный, — сложил руки рупором и крикнул на всю площадь:
— Пож-жалте! Замечательное представление лучших магиков, комиков и солистов лучших дворов! Будет выведена настоящая живая лошадь! Поразительный великан, небывалой еще длины, исполнит разные группы!!
Заметив нескольких прохожих, остановившихся около балагана, Ваня отнял руки от отверстого рта и сказал более интимным тоном:
— Заходите, господа, — чего там. По крайней мере, коммерцию поддержите…
И, подмигнув, сообщил совсем уж конфиденциально:
— Дело-то совсем швах… Хозяин худой, в чем только душа держится. Поддержали бы ради православного праздничка.
— Заходите! — приветливо поддержал его Никифор Блазнов. — Милости прошу к нашему шалашу.
Кое-кто из публики ухмыльнулся и нерешительно взошел на ступеньки.
Ваня хватал колеблющихся за талию и деликатно подталкивал их к кассе, а Никифор, выставив голову из окошечка кассы, напустил на себя профессиональный вид и, не стесняясь отсутствием хозяина, занялся коммерческими операциями: выдавал билеты, получал деньги и быстро, привычным жестом бросал сдачу.
…К кассе подошел хозяин в коротком поношенном пальто, из-под которого виднелись темно-розовые ноги. Нисколько не удивившись деятельности друзей, он заглянул в кассу и спросил:
— Много?
— Двенадцать сорок.
— Можно начинать. Идите на места.
II
Первый номер был такой: костлявый хозяин выкатил большой деревянный шар и вскочил на него… Но шар выскользнул из-под ног, и хозяин чуть не упал.
Длинноносый брат хозяина выглянул из-за кулис и презрительно сказал:
— Эх ты! Растепа.
— Я тебе говорил, что не надо было мне давать натощак вина: «нет — выпей да выпей». Вот тебе и выпил, — возразил хозяин.
Он снова прыгнул на шар, но шар, как пугливая лошадь, сбросил его и отбежал в угол.
— Трудно, небось? — сочувственно спросил мастеровой с синяком под глазом.
— А ты думаешь что, — с досадой сказал хозяин.
— Попробовал бы сам!
— Да, это дело трудное, — согласилась добродушная публика, грызя семечки.
Порывистый подрядчик Никифор вскочил с места.
— Позвольте, я вам помогу!
Он перешагнул через барьер, подкатил шар и, взяв хозяина под руку, подсадил его.
— Ну, теперь держись за меня… Постой… Экий, братец, ты… Так и ушибиться легко.
Подрядчик обратил к публике сияющее, неизвестно по какой причине, лицо и снисходительно сказал:
— Выпивши они… Дело праздничное.
— Ничего, — отвечала публика. — В этакий праздник — да не выпить?
Хозяин, устоявшись на шаре, засеменил ногами, подрядчик, держа эквилибриста под руку, одобрительно покрикивал, а шарманка, руководимая длинноносым братом, залилась веселым галопом.
Все захлопали.
— Готово! — сказал подрядчик. — Отзвонил — и с колокольни долой. Следующий!
Длинноносый брат хозяина вышел из-за кулис, таща на веревке собаку.
Одет он был в ситцевый клоунский костюм, помятый цилиндр и кое-где робко присыпан мукой.
Вид его вызвал всеобщее сочувствие и жалость.
— Молоденький! — сказала старуха, утирая нос платком.
Длинноносый снял цилиндр, раскланялся и начал:
— Милосиви господа и госпожа! Я умей шрезвычайни шесть демонстровать этот четвероног, котори…
— Говори по-русски, — посоветовал Никифор.
— Ладно. Вот, братцы, собака. Замечательной работы! Стреляет из пистолета, умирает по команде и отгадывает цифры.
— Да ну? — удивились в публике.
— Ей-Богу. Вот, смотрите!
Клоун разложил на земле несколько кусков картона с цифрами, раскланялся с публикой и спустил с веревки собаку.
Собака повернулась и побежала за кулисы.
— Куда она?! — закричал клоун. — Иси сюда, проклятая! Ты чего там стоишь, разиня?.. Придержи ее!..
Костлявый хозяин поймал собаку и подтащил к своему горемычному брату.
— Иси, чтоб тебе подохнуть! А-лле! Господа, назовите какую-нибудь цифру.
— Раз, — сказал мальчишка.
— Сто семнадцать тысяч пятьсот двадцать три, — крикнул мастеровой.
— Нет, нет, чтоб одна цифра была. До десяти! В публике подсказали:
— Один! Семь! Два! Девять! Пять! Четыре! Восемь! Шесть! Три! Десять!
Собака, ободренная увесистым пинком длинноносого хозяина, взвизгнула, прыгнула и схватила цифру 6.
— Кто сказал 6? — спросил клоун.
— Я, — пролепетал гимназист, вспыхнув от гордости.
— Вот-с ваша цифра! Собака сама взяла.
Шарманка, заведование которою, по просьбе хозяина, взял на себя гимназист, заиграла, публика бешено зааплодировала.
Ободренный успехом, клоун вынес стул, на спинке которого висел пистолет с веревкой, привязанной к курку, и сказал:
— Сейчас моя собака будет стрелять. Сейчас будет японская война двух держав. Алле!
Собака забилась под стул.
— Алле!!
Ни просьбы, ни пинки, ни угрозы не могли заставить собаку вылезть из-под стула.
— Алле, мразь разнесчастная!!
— Позвольте, я выстрелю, — предложил Иван Потапыч, искренно болея душой за клоуна.
— Пожалуйста… Сделайте одолжение.
Подрядчик встал и, потянув за веревку, выстрелил из пистолета.
Ему поаплодировали.
— Трудно? — спросил гимназист.
— Нет, пустое, — скромно ответил подрядчик.
— Еще что будет? — спросил хозяина Никифор.
— Лошадь еще могу вывести, если хотите.
— Не стоит. Чего там животное зря мучить. Повеселились и баста.
— Может, шпагу проглотить? — несмело предложил хозяин.
— Еще что выдумай. Я в позапрошлом году был на Святую в балагане — так один тоже шпагу глотал. Только (покушал он плотно, что ли) возьми и затошни его, извините. Что же вы думаете? Шпагу эту аршина на три вперед выбросило. Не пасхальное это дело — шпага…
— А я тоже в Армавире видел… — сказал мастеровой…
III
Хозяева и публика уселись на барьер, на первые места и погрузились в разные интересные воспоминания. Старуха рассказала, как детей в молоке варят, чтобы они были мягче; подрядчик Ваня вспомнил случай, когда один из его рабочих поднял на спине 18 пудов.
— А у нас великан есть, — таинственно сказал длинноносый клоун. — Пьет и пьет. Так уж сложили его в уборной и не показываем публике.
— Большой? — спросил мастеровой.
— Не особенно. Так, средний. Больших-то на праздники всех разобрали, осталась только мелочь. Может, посмотрите?
Все гурьбой встали и отправились осматривать пьяного великана.
Братья оказались правы наполовину: он был скорее пьян, чем великан.
— Так в лежачем виде не видно его, — сказал подрядчик. — Его бы поставить.
— Илья! — сказал хозяин, — прислони его к стенке.
— Пошел! — закричал великан, поднимая кулак. — Тронь только, я тебе покажу, стерва!
— Ох, эти уж закулисные интриги, — вздохнул Никифор. — Чистая беда с ними. Пойдемте, господа.
Все вышли. На правах старого знакомого хозяин удержал за руку двух подрядчиков и шепнул им:
— Может, по рюмочке водки выпьете?
— Дело, паренек! Только уж мы угостим! Может, ваш братец за коньяком сбегает?
Была ночь… Маленькая керосиновая лампочка тускло освещала уборную цирка. В углу висели украшенные бумагой обручи, клоунский костюм, и лежал тот самый шар, который был укрощен хозяином лишь при помощи подрядчика. На полу, укрытые размалеванной парусиной, мирно спали четверо: два подрядчика, хозяин и его длинноносый брат. Издали, из другой уборной, доносился тоненький носовой свист великана.
Голодная лошадь отвязалась, вышла из стойла и долго бродила всюду, молчаливо отыскивая какой-нибудь пищи.
Зашла в уборную, стянула со стола соленый огурец и, разжевывая его, посмотрела на спящих.
«Хороши голубчики, — подумала она про хозяев. — И с какой только вы подозрительной компанией не свяжетесь! Сегодня напились, а завтра опять есть нечего».
Отзывы о сказке / рассказе: