В этот прекрасный сочельник не так много и выпили: на троих — Подходцева, Клинкова и меня — пришлось восемь бутылок бордо, конечно, не считая коньяка, потому что зачем же его считать?
Мы только немного больше, чем нужно, раскраснелись и совсем капельку расшумелись: Подходцев напялил на голову пуншевую миску и потребовал, чтобы мы воздали ему королевские почести.
Что будешь делать — воздали.
Дом, в котором нас терпели, был большой, старый, заброшенный… Кривая старуха, которая однажды легкомысленно предоставила нам верхний этаж, на весь недолгий остаток своей жизни сохранила на исковерканном временем лице выражение тупой паники и ужаса.
Потанцевали, попели. Потом притихли. Подходцев сел на ковер около дивана, на котором разбросался пухлый Клинков, положил кудрявую голову на клинковский живот и, полузакрыв глаза, только сказал:
— Сейчас полночь сочельника. По статутам в это времячко появляются в подобных домах привидения. Где они, спрашивается?
И капризно докончил:
— Хочу привидений! Человек, полпорции привидения недожаренного, с кровью!
— Прикажете притушить свет? — с притворной угодливостью спросил я, продолжая воздавать этому наглому человечишке королевские почести.
— Да, притуши, братец. Нельзя, чтобы горело четное число свечей. Вдруг мы да напьемся, да у нас будет двоиться в глазах — как мы это узнаем? А при нечетном числе, когда покажется четное, — значит, мы хватили лишнее. Так и будем знать.
Ах, и голова же был этот Подходцев! С такой головой можно дослужиться или до министерского портфеля, или до каторжной тачки.
Немного выпили.
— Хочу привидения! — прозвенел повелительный голос Подходцева.
И он мелодично запел:
— Умру, похоронят, как не жил на свете!..
Мы — я и Клинков — призадумались. Взгрустнулось. Вспомнился отчий дом, приветливые лица семьи, вспомнилось, как нас с Клинковым свирепо драли, когда мы, выкрасив кота чернилами, выпустили это маркое чудовище на изящных гостей гостеприимной семьи моих родителей.
В самом дальнем заброшенном углу нашей огромной комнаты, где кривая старуха свалила всю ненужную рухлядь — китайские ширмы, поломанные стулья и плетеные ветхие корзины с разным дрязгом, — в этом темном углу послышался шелест. Огромные ширмы с полуоторванным панно заколебались, съехали концом на корзину, — и бледное мертвое существо, на котором пыльная хламида болталась, как на вешалке, — тихо выплыло перед нами.
Мы отвели глаза от этого странного призрака и косо поглядели друг на друга. В двух парах глаз я прочел то же, что и они в моих глазах: мы все трое видели одно и то же.
— Серенькое, — задумчиво сказал Подходцев, разглядывая призрак.
— Ничего особенного, — добавил Клинков, всегда игравший при Подходцеве вторую скрипку.
Моя деликатная, гостеприимная натура возмутилась.
— Ослы вы полосатые! Никогда вы ни от чего не приходите в восторг и ко всему относитесь с критикой! Какого вам рожна еще нужно?! Привидение как привидение! Вы на них не обращайте внимания (примирительно отнесся я к призраку). Это такие лошади, которых свет не производил. Присядьте, пожалуйста. Чайку можно? Или пуншику?
— Ничего не надо, — выдохнуло из себя привидение легкий свист. — Я так посижу да и уйду.
Оно опустилось на дальний колченогий стул, даже не качнувшийся от этого прикосновения, — и снова выдохнуло из себя сырой затхлый воздух.
— Очень заняты? — с участием спросил Клинков.
— Занят, — согласилось привидение после некоторого раздумья. — Вы Минкина знаете?
— Минкина? Как же! Позвольте, это какого Минкина? Нет, не знаем.
— Оно — сволочь, — грозно сказало привидение, поведя тусклыми глазами куда-то налево.
— Кто оно?
— Привидение Минкина. Его уже два раза исключали из сословия за то, что он — хам.
— Да что вы говорите? Экая каналья, — искренно возмутился Подходцев. — А что же он делает?
— Подлости он делает. У нас установлена очередь для появления перед людьми, а эта свинья Минкин вечно вылезает без очереди, и уж он такие кренделя выкидывает, что прямо противно. Был уж небось?
— Кто, Минкин? Нет, не заходил.
— Минкин не ходит, он, как жаба, на брюхе ползет. У него розовые глаза.
— Гм! По-моему, это довольно декоративно. Может быть, чокнетесь с нами?
— Да уж не знаю, как и быть… Столько визитов, столько визитов. Разве что стаканчик. Только я пить не могу — я горяченьким паром подышу.
— Дышите, голубчик, — великодушно разрешил Подходцев. — Дышите, сколько влезет.
Дыша над стаканом с горячим пуншем, привидение ревниво заметило:
— Если Минкин придет, вы его не принимайте…
— Минкина-то? По шее мы ему дадим, этому Мин-кину.
— Хорошо бы, — вздохнул призрак, отставляя стакан. — Только у него шеи нет. Голова прямо из груди выходит.
— Что за наглая личность! — возмутился Подходцев.
— Еще стаканчик!..
— Да уж не знаю, как и быть… — призрак пожевал губами, будто не решался высказать мучившую его мысль. Потом спросил с натугой: — А скажите… этого… вы меня очень боитесь?
Мы переглянулись. В глазах мягкого Подходцева мелькнуло сострадание. Он подмигнул мне и сказал:
— Мы вас очень боимся. Прямо жуткое зрелище!
— Ей-Богу? — расцвел призрак. — А мне казалось, что вы как-то странно меня ветре…
— Ничего подобного! — вскричал я. — Прямо-таки мы чуть не перемерли от страху. Вы ужасны.
— Страшилище! — деликатно поддержал Клинков.
— У меня до сих пор сердце на куски разрывается от ужаса!..
И добавил с явной непоследовательностью:
— Хотите, выпьем на ты? Тесс! Кто это там скребется в дверь.
— Минкин! — с бешенством вскричал призрак, вскакивая. — Не пускайте его!
— Конечно, — согласился Подходцев. — Он всю компанию испортит. Ну его к черту! Давай лучше споем что-нибудь!
— Что-нибудь веселенькое, — согласился охмелевший призрак. «Похоронный марш», что ли? Или «Пляску мертвых» Сен-Санса?
— Ого! Какие ты, Володя, вещи знаешь, — удивился Клинков. — Слушай, а как у вас там насчет женского пола, э?
— Здоровая мысль! — хихикнул призрак, хлопнув мягким, пористым, как губка, кулаком по столу. — Хотите, я вас с одной покойницей познакомлю? Вот штучка-то!..
— К черту покойницу, — критически сказал женолюбивый Клинков. — Спой что-нибудь.
Призрак откашлялся и затянул затхлым, пискливым голосом:
Старенькие трупики
Новеньких чудней —
Всюду черви, струпики —
Никаких гвоздей!!!
И хор дружно подхватил припев:
И никаких,
И никаких,
И никаких гвоздей!!
Надышавшийся пунша призрак пытался и плясать, но слабые хрупкие ноги не выдержали: одна подломилась и крякнула, как сосновая щепка. Призрак поднял ее, повертел в руках и отбросил в угол:
— Который уже это раз, — сожалительно пробормотал он. — Ломучая дрянь.
Всем очень хотелось спать. Решили улечься на ковре вповалку, прикрывшись оторванной портьерой. Капризный Подходцев никак не хотел ложиться рядом с обессилевшим призраком.
— Пошел вон! — сказал он бесцеремонно. — От тебя землей пахнет.
— Вы тоже хороши, — бормотал призрак, кряхтя и умащиваясь поудобнее. — Напоили старичка, а теперь какую-то землю нашли. Эх, напугал бы я вас, да не хочется.
— Спи уж, — оборвал его Клинков. — Бубнит, бубнит, как шмель. По шеям надо таких пьяных старичков.
Эй ты, борода, разбуди к десяти. Мне еще с визитами надо…
Проснулись мы, Подходцев и я, в два часа дня на ковре, укрытые портьерой, с Клинковым под головами вместо подушки, со старыми газетами вместо простыни.
Мы оглянулись: нас было всего трое.
— А где же этот фрукт? — спросил я, оглядываясь.
— Какой?
— Да вот этот… земляной старичок, что про трупики пел.
Клинков поглядел на Подходцева. Потом тот и другой — на меня:
— Пойди умойся, — посоветовали оба.
* * *
Ах, как приятно окатить голову холодной водой на первый день Рождества Христова!
Отзывы о сказке / рассказе: