Конечно, Мейми слегка растерялась. И даже чуточку испугалась. Ее, в общем-то, легко понять.
Но Питер Пэн не знал, что такое страх.
— Я надеюсь, вы хорошо провели сегодняшнюю ночь? — любезно поинтересовался он. Впрочем, в этом он нисколько не сомневался, ибо феи уже успели ему все уши прожужжать про свой замечательный домик.
— Спасибо, — не уступила ему в вежливости Мейми, — мне было очень уютно и тепло, а вот ты… — она поглядела на голенького Питера и поежилась, — ты, наверное, умираешь от холода?
«Холод» было одно из тех слов, которые Питер начисто позабыл. Поэтому он ответил уклончиво:
— Я думаю, что нет, хотя могу и ошибаться. Видите ли, мое образование оставляет желать лучшего. Собственно говоря, я ведь даже не мальчик, в строгом смысле этого слова. Соломон говорит, что я — Ни то Ни се, типичный представитель Серединки- Наполовинку…
— Так вот, оказывается, как это называется, — задумчиво произнесла Мейми.
— Не подумайте только, что это мое имя, — поторопился объяснить он, — зовут меня Питер Пэн.
— Да, конечно, — согласилась она, — я знаю это. Кто же этого не знает?
Вы себе даже представить не можете, как приятно было Питеру, что люди по Ту Сторону Ворот знают о нем. Это так понравилось нашему Серединке-Наполовинку, что Мейми пришлось битый час расписывать, КАК и ЧТО ИМЕННО знают люди о Питере Пэне. Все это время они сидели на поваленном дереве, причем Питер старательно очистил от снега место для Мейми,а сам плюхнулся прямо в сугроб. Бедняжка Мейми! Она дрожала от одного вида Питера.
— Давай обнимемся, тебе сразу станет теплее, — сказала Мейми.
— А как это?
Мейми показала, и Питер не без удовольствия последовал ее совету. Так они и сидели посреди притихшего, предутреннего Сада — крепко обнявшись и мило болтая. Питер нашел, что люди действительно много о нем знают, но — увы! — их сведения несколько устарели. Они были, как минимум, столетней давности! Например, люди не знали, что Питер летал к своей маме, а та отгородилась от него. Тем не менее, рассказывать об этом Мейми он не стал, потому что до сих пор еще чувствовал себя уязвленным.
— Все ли знают, что я играю в человеческие игры, почти совсем как настоящий мальчик? — раздуваясь от гордости, спросил Питер.
Но когда он поведал Мейми, КАК ИМЕННО он это делает — как запускает обруч в Круглый пруд, как играет в прятки, что делает с ведерком, — Мейми ПРОСТО УЖАСНУЛАСЬ!
— Все правила, по которым ты играешь, ну ни капельки не похожи на настоящие, — вытаращив глаза, прошептала она. — Настоящие мальчики играют совсем по-другому!
Несчастный Питер издал короткий горестный стон и разразился бурными слезами. Мейми почувствовала себя не только гадкой, заносчивой и невоспитанной девочкой, но еще и совершенно несчастной. Она протянула всхлипывающему Питеру свой носовой платок. Слезы его тут же высохли, и он начал с неподдельным интересом изучать занятную вещицу. Тогда Мейми показала ему, как этим пользоваться, промокнув по очереди оба своих глаза. «Теперь ты», — подбодрила она Питера. Но вместо того, чтобы вытереть свои глаза, Питер осторожно утер глаза Мейми, а она сделала вид, что именно это и имела в виду.
Умирая от жалости к Питеру, девочка решилась на самую боль- шую жертву.
Она некоторое время ковыряла носком ботинка снег, потом, чтобы скрыть смущение, откашлялась и произнесла:
— Если хочешь, я могу подарить тебе поцелуй.
Питер когда-то знал, что такое «поцелуй», но он уже очень давно позабыл, что означает это чудесное слово. Поэтому, вежливо сказав «спасибо», он протянул руку, думая, что она собралась что-то туда положить. И вот тут-то Мейми слукавила — не потому, что побоялась обидеть Питера, а просто постеснялась сказать ему правду. С прелестной, свойственной лишь женщинам хитринкой, она вручила Питеру наперсток, по странной случай- ности оказавшийся у нее в кармане: «Вот он, поцелуй».
Милый несмышленыш! Он принял эту уловку за чистую монету, и по сей день носит на пальчике наперсток, хотя трудно представить себе существо, которому эта вещь была бы нужна меньше, чем ему.
Вы, конечно, понимаете, что хотя Питер и оставался маленьким мальчиком, на самом деле мимо пронеслось много времени. И я осмелюсь предположить, что младенец, заменивший Питера его маме, давным-давно стал джентльменом и носит усы.
Но вы не думайте, что одинокий, вечно маленький Питер заслуживал только жалости! Нет, во многом он был достоин восхищения. Мейми, например, очень скоро это поняла. Ее глаза засияли от восторга, когда он поведал о своих похождениях. Особое же впечатление на нее произвел рассказ о героическом плавании в дроздином гнезде между Островом и Садом.
— Как романтично! — воскликнула Мейми.
К сожалению, порой очень трудно бывает прийти к взаимопониманию. Питер Пэн и этого слова тоже не знал. Он понурил голову, решив, что девочка его осуждает или даже — о ужас! — презирает за столь жалкое суденышко.
— Я полагаю, твой Тони так никогда бы не сделал?- застенчиво поинтересовался он.
— Никогда! НИ-КОГ-ДА! — убежденно заявила Мейми. — Он бы просто струсил!
— Что значит «струсил»? — с интересом спросил Питер. Он решил, что это очень приятное и похвальное занятие. — Я надеюсь, ты научишь меня «трусить»?
— Я уверена, что никто и никогда не сможет научить тебя этому, — с обожанием ответила Мейми. Но Питер подумал, что она окончательно уверилась в его тупости.
Девочка рассказала Питеру о Тони и о своих проказах по ночам, которых так боялся ее братишка, но Питер совсем запутался в незнакомых словах и сказал с завистью:
— О! Как бы я хотел стать таким же отважным мальчиком, как Тони!
Это вывело Мейми из себя:
— Да ты в двадцать тысяч раз отважней Тони, дуралей ты этакий! Разве трудно понять — ТЫ САМЫЙ ХРАБРЫЙ МАЛЬЧИШКА НА СВЕТЕ!!!
Питер долго и недоверчиво смотрел на девочку, а когда наконец понял, ЧТО она сказала, издал радостный боевой клич.
— …И если хочешь, — потупив глаза, добавила Мейми, — ты можешь подарить мне поцелуй…
Питер начал неохотно стягивать с пальца наперсток. Он решил, что Мейми передумала расставаться со столь ценной вещицей.
— О нет! Я совсем не это имела в виду, я имела в виду не… поцелуй. Я хотела сказать — наперсток. Подари мне наперсток!
— А это еще что такое? — опешил Питер.
— Вот что это такое, — Мейми набрала побольше воздуха и чмокнула Питера в щеку.
— Хм… Да я с огромным удовольствием подарю тебе наперсток, — расплылся в улыбке Питер и осторожно поцеловал Мейми. И тут блестящая идея пришла ему в голову:
— Знаешь что, Мейми, а давай с тобой поженимся!
Вам это может показаться странным, но точно такое же предложение было готово сорваться с губ Мейми.
— Да я бы с удовольствием, — ответила она, — только хватит ли нам двоим места в твоей лодочке?
— Хватит. Если мы покрепче обнимемся…
Послушай, Питер, — сказала Мейми, когда они направлялись к берегу (причем произнесла таким тоном, который, по ее мнению, должен быть у невесты — то есть несколько жеманно и капризно), — а как ко мне отнесутся твои птицы?
Питер горячо заверил свою драгоценную Мейми, что птицы будут от нее без ума, хотя и не был в этом абсолютно уверен. Впрочем, зимой на Острове было совсем немного птиц.
— Конечно, они захотят, чтобы ты им подарила вот это… — вымолвил Питер с замиранием сердца и погладил мех на ее воротничке.
— Ах! Какой ужас!.. — у Мейми не хватило даже специального «невестиного» голоса, чтобы выразить негодование.
— Видишь ли, — попытался Питер защитить своих друзей, — им все время приходится думать о гнездах.
— Они… Они не посмеют! Тронуть! Мои! Меха! — «невестин» голос Мейми сорвался на противный девчачий визг. Она раздраженно топнула ножкой.
— Нет, конечно, нет, — согласился Питер, поглаживая ее воротничок.
Глаза его при этом как-то странно блестели. — Мейми, знаешь, почему я полюбил тебя? — восхищенно спросил он. — Потому что ты похожа на прелестное гнездышко!
— Ты сейчас рассуждаешь точь-в-точь, как твои драгоценные птицы, а не как мальчик, причем собравшийся обзавестись собственной семьей, — несколько сварливо заметила Мейми.
Питер и впрямь сейчас походил на несчастного нахохлившегося птенца.
— …Кроме всего, ты ведь и есть только «Серединка- Наполовинку «…
Н-да-а-а… Какую глупую игру затеяла наша Мейми Маннеринг! Ей совсем не идет эта дурацкая роль. А Питер! Видели бы вы, как он расстроился. К счастью, «невестин» голос скоро опротивел и самой Мейми. А как только она увидела, до чего довела Питера, то постаралась тотчас исправить ситуацию.
— Питер! Не принимай мои слова близко к сердцу. По правде, я так не думаю. Наоборот, я считаю, что это замечательно — быть сразу и тем, и другим!
— Мейми, правда? Ну так я приглашаю тебя стать «и тем и другим», пойдем же, — умоляюще прошептал Питер, и они отправились к лодке, потому что все ближе и ближе подступало время Открытия Ворот.
— Ты ни капельки, ни капельки не похожа на гнездо, — горячо уверил он Мейми.
— Да брось, Питер, это же такая мелочь, — великодушно отмахнулась девочка, — И хоть я не собираюсь отдавать птицам свои меха на гнезда, — лукаво добавила она, — но я разрешу им высиживать яйца у меня в воротнике.
От этой идеи Мейми ужасно развеселилась и даже захлопала в ладоши.
— Представляешь, как будет замечательно: у меня вокруг шеи, как бусы, на беличьем меху будут лежать чудесные крапчатые яички!..
…Но когда они почти дошли до Серпантина, по лицу Мейми пробежала странная тень. Она вдруг пробормотала:
— Я, конечно, буду часто-часто навещать свою мамочку. Ведь это вовсе не значит, что я распрощалась с ней навсегда, этого просто быть не может. Это НЕВОЗМОЖНО!!!
— Конечно, дорогая Мейми, — успокоил ее Питер.- Ты непременно станешь ее навещать… — Хотя в глубине души он был уверен, что именно это и НЕВОЗМОЖНО. Он бы не стал скрывать от нее правду, если бы любил ее хоть вот на сто-о-леч-ко меньше. Он очень боялся ее потерять. Питер не был трусом, это всем известно. Просто он чувствовал, что не сможет прожить без Мейми ни одной минуты.
«Она забудет со временем свою маму и будет счастлива только со мной», — убеждал себя Питер, все быстрее и быстрее увлекая за собой по тропинке ненаглядную невесту.
Как только Мейми увидела гнездо, привязанное к прибрежному камышу, она забыла обо всем на свете и принялась пританцовывать от восторга рядом с лодочкой. Но вот она устала от потока собственных восторженных признаний и… опять вспомнила о маме. Голос ее задрожал:
— Ты сможешь жить спокойно, Питер, зная, как болит моя душа? Ведь я никогда не буду счастливой, если не смогу навещать мамочку, как только соскучусь. Пообещай мне, Питер, что будешь отпускать меня к ней!
Он пообещал. Но почему-то не выдержал ее взгляда и отвел глаза.
— Да навещай, сколько влезет, — буркнул он, — если ты и впрямь веришь, что твоя мамочка без тебя не обойдется…
— Моя мама всегда будет ждать меня!.. — отчаянно крикнула Мейми, и лицо ее смертельно побледнело.
— Если только не загородится железными ставнями, — горько съязвил Питер.
— Дверь в моем доме будет всегда открыта, — как заклинание шептала Мейми, — и моя мама всегда будет стоять на пороге и из- под руки высматривать меня…
— Ну так смелее прыгай в лодку! — не без злорадства крикнул Питер. — Ты можешь спокойно провести со мной целую вечность, раз так уверена в своей мамочке. Она же обязательно тебя дождется! — И Питер, уже стоя в Дроздином Гнезде, нетерпеливо протянул Мейми руку. :
— Но почему ты не решаешься поднять глаза? — спросила Мейми, опираясь на его руку.
Питер очень старался не смотреть в глаза.Потом он постарался не дышать… Он понимал: еще секунда — и его счастье может развеяться, как предутренний сон… Но тут громкий, отчаянный стон вырвался из его груди, он выпрыгнул из лодки и, такой маленький, несчастный, ничком повалился на снег.
Взволнованная не на шутку Мейми бросилась к Питеру:
— Питер, миленький! Ради Бога! Что случилось? — растерянно повторяла девочка.
— Единственная, любимая моя Мейми, — рыдал он, и перед его мысленным взором уже рушились самые прекрасные, самые заветные мечты. — Тебе ни за что на свете нельзя связываться со мной, если ты надеешься вернуться к своей маме. Твоя мама… — и тут он разрыдался с новой силой. — Да ты себе представить не можешь, как коварны эти мамочки!
И он (против своей воли, но по законам чести и морального долга) рассказал ей душераздирающую историю про свою маму, про железные решетки на окне, про свои разбитые в кровь ладошки и про нового малыша. Мейми слушала его, затаив дыхание.
— Но МОЯ мама… — как заведенная, повторяла она.
— Да ладно, — махнул рукой Питер, — все они одинаковые. Чуть что — и заводят себе кого-нибудь новенького, стоит лишь случаю подвернуться!
Мейми была ошеломлена:
— Я просто отказываюсь в это верить!.. Слушай, Питер, но, когда ты улетел, у твоей мамы никого не было? Вот ей и стало скучно. А у моей-то есть Тони. Может, она обойдется без новенького?
Питер горько ответил:
— Посмотрела бы ты на письма, которые присылают Соломону дамы. Они просят еще НОВЫХ, а у некоторых из них уже есть по ШЕСТЬ стареньких!!!
И тут они услышали громкий «крак», а потом чуть дальше «крак», и совсем далеко — «крак-крак». Это было Открытие Ворот! Питер торопливо прыгнул в лодку. Уже зная, что Мейми не поедет с ним сегодня, он изо всех сил сдерживал слезы. А Мейми совсем раскисла.
— Наверное, я уже опоздала, — рыдала она, заламывая руки, — О, Питер!
Она наверняка уже завела себе кого-нибудь другого!
Питер опять порывисто выпрыгнул из лодки, будто Мейми не отпускала его восвояси.
— Я буду ждать тебя на этом месте, ровно в полночь, — горько прошептал он, стискивая ее в объять-ях.- Если ты побежишь короткой дорогой, то, может быть, успеешь вовремя…
Он запечатлел последний прощальный наперсток на ее теплых пухлых губках, он провел ладошками по ее лицу, будто был незрячим.
— Миленький Питер! — заплакала Мейми.
— Милая Мейми!..
Она хлопнула по его ладошкам (если вы помните, у фей это способ помолвки) и побежала со всех ног прочь, прочь из Сада.
О! Как же она мчалась к воротам!
…Питер вернулся в Сад, как только прозвучал заветный «крак» Закрытия, но Мейми он в эту полночь так и не дождался. Тогда он понял, что она успела-таки домой вовремя. Еще очень долго в нем теплилась надежда, что Мейми вернется к нему. Иногда ему даже казалось, что он различает ее силуэт на берегу Серпантина, в условленном месте. Но он ошибался — Мейми там не было.
Она больше никогда не встретилась с Питером Пэном. Несколько раз она почти решалась, но всегда ее останавливало опасение, что мама больше не станет медлить во время ее отлучки и тут же заведет себе ДРУГОГО малыша.
Хотя теперь к Мейми Маннеринг была приставлена новая, очень ответственная няня, которая ни на секунду не спускала с девочки глаз, никто не мог запретить ей все время вспоминать о Питере. Все ее разговоры невольно сводились к нему. Она даже сама связала Питеру грелку для чайника. Но это ее почему-то не уте- шило, и Мейми очень часто сидела теперь на лавочке в Кенсингтонском Саду, печально вглядываясь в туманную даль Серпантина. И вот однажды, когда девочке было особенно грустно, потому что она не могла придумать,какой подарок сделать Питеру, мама дала ей дельный совет.
— Ничего не может быть полезнее для Питера, — сказала она убежденно, — чем маленький резвый козлик!
— Да-а, — мечтательно протянула Мейми, — он мог бы скакать на козлике и в то же время играть на своей дудочке.
— Ну так почему бы тебе не подарить ему козлика?- спросила мама. — Того самого, которым ты пугаешь Тони по ночам…
— Но он же игрушечный! — возразила девочка.
— Ха! А Тони боится его, как настоящего, — заметила мама.
— И правда, — согласилась Мейми, — он выглядит ПУГАЮЩЕ настоящим. Но как я передам его Питеру?
Ее мама была настоящей леди. Кроме того, она была женщиной замечательной и просвещенной. Короче, она знала один способ. (Может быть, она чувствовала себя несколько виноватой перед Питером). Как бы то ни было, но на следующее утро, в сопровождении Тони (который все же был неплохим мальчиком, хоть и не шел ни в какое сравнение кое-с-кем), они отправились в Сад. Мейми стала в центре магического круга, оставленного феями, а ее мама остановилась в отдалении. Мама, откашлявшись, продекламировала:
— О, дочь моя, не ты ли принесла Для Питера волшебного козла?
На что Мейми ответила:
— Чтоб он на козлике скакал И на дудочке играл.
Затем она трижды хлопнула в ладоши и обежала магический круг.
Теперь настал черед Тони. Он вышел из-за дерева и сказал:
— Если Питер Пэн его приручит, Пугать меня козел не примчит.
Закончила ритуальное дарение Мейми:
— На козлике скачет он ночью и днем, И вот уже сказки слагают о нем!
Деревянного козлика Мейми оставила в укромном местечке. Туда же она положила и письмо для Питера, в котором наказывала своему Серединке-Наполовинку попросить фей — пусть они превра- тят козлика в настоящего. А еще Мейми вкратце объяснила Питеру правила верховой езды.
К счастью, все произошло именно так, как предполагали Мейми и ее мама.
Питер нашел козлика. Он нашел также письмо и спрятал его в своем тайнике на Острове. Феям действительно не составило труда превратить игрушечного козлика в настоящего. И теперь Питер ночами гарцует на козлике по самым дальним закоулкам Кенсингтонского Сада и зовет, зовет кого-то ужасно печальной и чарующе прекрасной мелодией своей флейты.
А Мейми… Мейми сдержала слово: она больше никогда не пугала своего братца Тони козликом. Я слышал, что для этой цели она потом использовала другие игрушки.
Даже превратившись во взрослую девочку, Мейми продолжала оставлять в Саду подарки для Питера Пэна. И всегда прилагала записочки, объясняющие, как ими пользоваться, чтобы не отстать от настоящих мальчиков. Должен вам сказать, что она не единственная, кто так поступал. Например, Дэвид тоже частенько оставляет в укромном местечке игрушки для Питера.Если вы захотите последовать его примеру, Дэвид охотно расскажет вам, где искать заветное место.
Питера очень радуют подарки настоящих мальчиков и девочек. И хотя он все еще не может забыть Мейми, теперь он снова стал веселым и беззаботным.
Часто от избытка чувств он валится на мягкую травку и всласть болтает в воздухе ножками. Его верный козлик пасется рядом. Чего еще можно желать для полного счастья? Но изредка какое-то смутное воспоминание о далеком человеческом прошлом заставляет его пристально смотреть вслед деревенским ласточкам, пролетающим над Птичьим Островом. Питеру невдомек, что именно ласточки связаны с самыми ранними воспоминаниями детства, ведь эти птицы строят свои гнезда под стрехами только тех домов, где есть младенцы…
А что же Маленький Волшебный Домик? — спросите вы.
А вот что.
В каждую буднюю ночь (проще сказать, в ту ночь, когда нет балов) феи теперь строят маленький домик — в надежде, что он пригодится человеческому ребенку, заблудившемуся в Саду. А Питер Пэн еженощно объезжает дозором все дорожки Сада в поисках потерянных малышей. Когда же таковые находятся, он сажает их на козлика позади себя и отвозит к Волшебному Домику.
И все повторяется снова: пока дети спят — им тепло и уютно, а когда просыпаются и выходят — то видят своими глазами это чудо.
Для фей и эльфов, коротающих время в развлечениях и балах, строительство домика — забава. Поэтому им ужасно весело.
Для Питера же это занятие очень серьезное и ответственное.
Во-первых, он все еще помнит Мейми и, объезжая ночные аллеи, пристально вглядывается в темноту, опасаясь не заметить ее. Во- вторых, он не позволяет себе относиться к поискам малышей спустя рукава, ибо уверен, что НАСТОЯЩИЕ мальчики никогда не оставляют слабых в беде.
Поэтому ночь напролет сияют таинственные огни светлячков над строительной площадкой фей, поэтому ночь напролет в притихшем Кенсингтонском Саду слышен тревожный, неумолчный перестук маленьких копытец…
…Поэтому, прошу вас, какими бы большими вы уже ни выросли, не забудьте посмотреть сквозь ограду Кенсингтонского Сада, когда поздним промозглым вечером вы будете одиноко брести по улице. Там, среди деревьев, празднично мерцают окна Волшебного Домика — спасительного приюта для всех, кто заблудился в темное время Закрытия…
Очень огромная и не интересная эта глава