С вечера, как полагается, Вася Смирнов приготовил уроки и целых две страницы в тетрадке исписал всякими хорошими словами: «Солнышко светит», «Ручьи бегут»,
«Мы с товарищем идём в школу». Очень красиво и чисто были все эти слова написаны.
Но утром кошка Матрёшка залезла на стол и опрокинула бутылку с чернилами на тетрадку, всё залила, испачкала и испортила, а сама уселась как ни в чём не бывало на подоконнике.
Всё равно, мол, перепишет этот школяр свои закорючки заново, стол вымоют, и дело как-нибудь обойдётся.
— Нет, пучеглазая, — сказал Вася со злостью, — врёшь, не обойдётся! Не буду я всё начинать сначала! Пусть пропадают слова и буквы, точки и запятые!
Как жить на свете человеку, если каждая кошатина становится ему поперёк дороги!
Бросил он грязной тетрадкой в кошку, расстроенный вышел из дому и в саду сел на скамейку под старой липой.
Невесёлые мысли лезли ему в голову.
«Конечно, — думал Вася, — учитель Андрей Константинович двойку поставит не кошке, а мне. Но ведь испачкала тетрадку всё-таки кошка!
Есть ли на земле правда? Мыслимое ли дело одну и ту же работу делать два раза! А если кошка ещё раз опрокинет чернила?»
Грустно он понурил голову и вдруг увидел, что в траве под скамейкой ползет куда-то по своим делам маленькая зелёная букашина.
— Ползёшь? — сказал Вася с завистью. — Хорошо тебе ползать по ровному месту. В школу идти не надо — ползи куда хочешь, никто тебе не мешает, и никто твои тетрадки не пачкает.
Влезла бы ты, зелёная букашина, в мою шкуру, тогда бы узнала, почём сотня гребешков, как говорит Миша Сазонов, мой друг и товарищ.
Взял Вася большую щепку и, сам не зная зачем, загородил букашине дорогу.
Остановилась букашина. Что за беда такая? Была дорога — нет дороги. Не было щепки — есть щепка.
Пошевелила букашина усами, поцарапала ножками — цап-караб! — перелезла через щепку и поползла потихоньку дальше.
— Ишь ты, какая настойчивая! — пробормотал Вася, и стало ему почему-то обидно.
Взял он большую ветку, швырнул её к букашине на тропинку, сверху насыпал сосновых шишек, а всё это заграждение придавил камнем-голышом.
Неодолимая, казалось, стена выросла на букашином пути.
— Ага! — сказал Вася злорадно. — Не любишь?
Недолго стояла букашина на одном месте. Пошевелила она усами, почистила лапки одна о другую — цап-караб! — и полезла на стену.
Усы подняла кверху, чтоб не мешали, лапка за лапку, с ветки на шишку, с шишки на ветку, с ветки на камень, с камня на травку — и перелезла!
— Ишь ты, какая упорная! — сказал Вася Смирнов, и стало ему почему-то стыдно. — А куда это ты всё торопишься и по каким таким делам ползёшь?
Ничего не ответила ему букашина. Некогда ей было разговаривать попусту.
Посмотрел Вася ещё раз повнимательней и увидел, что неподалёку под синим цветком колокольчиком сидит большой зелёный букаш.
Подползла к нему маленькая букашина, постукали они усиками друг о друга, поговорили о своих букашиных делах и разошлись.
Вот, оказывается, куда лезла с таким упорством и настойчивостью маленькая букашина!
И тут Васе подумалось: «А что, если этот большой зелёный букаш и есть ихний букашиный учитель, вроде нашего Андрея Константиновича?
А может быть, у них под цветком колокольчиком как раз и помещается букашиная школа?»
Встал он со скамейки и пошёл домой заново переписывать в чистую тетрадку умные, хорошие человеческие слова.
