ГЛАВА XIX
Известие об этом бегстве, да еще в такую пору — перед наступлением ночи — произвело на капитана очень неприятное впечатление. Отойдя немного в сторону, он спросил сержанта:
— Кто же остался?
— Мик О’Гирн, два плотника, три негра, Джоэль и три голландца, которые недавно поселились у нас, да еще два подростка, которых Стрид нанял в начале года. Если прибавить вас и меня, то будет всего пятнадцать человек. Я думаю, достаточно еще, чтобы защищать дом в случае нападения.
— Остались все лучшие и более достойные доверия. На Мика и на негров я полагаюсь так же, как на тебя. Джоэль тоже надежный человек; только я не знаю, как он выдержит первый огонь.
— Капрал Стрид не бывал еще ни разу в сражении, но ведь рекруты делают иногда чудеса. Я хочу теперь разделить наш гарнизон на две смены, чтобы люди могли отдохнуть.
— Мы с тобой будем стоять по очереди на часах, Джойс! Ты оставайся до часу ночи, потом я приду тебе на смену. Но мне нужно сначала поговорить с ними; в таких случаях это не бесполезно.
Они пошли во двор. Сержант держал свою лампу так, что капитан мог видеть лица всех присутствующих.
— Друзья мои,— начал капитан,— некоторые из ваших товарищей испугались и ушли из «хижины». Они не только ушли сами, но увели с собой жен и детей. Подумав, вы сами поймете, какому риску подвергли они себя. Поблизости здесь нет никаких селений, и им придется пройти до пятидесяти миль, страдать от голода и холода, боясь на каждом шагу натолкнуться на краснокожих. Если между вами есть еще кто-нибудь, кто не хочет оставаться здесь защищать «хижину», пусть признается в этом откровенно. Я выпущу того из ворот и дам с собою какое-нибудь оружие и провизии. Он может также взять с собою все, что ему принадлежит. Пусть здесь останутся только те, кто действительно этого хочет. Ночь темна, и теперь самый удобный момент уйти; прежде, чем настанет день, можно уже быть далеко. Если кто хочет уйти, пусть скажет откровенно, не боясь ничего. Ему сейчас же откроют ворота.
Капитан остановился, но все молчали.
Повернувшись к Джойсу, капитан вдруг заметил благодаря свету от лампы, что кто-то стоит возле стены дома. Капитан сообщил об этом Джойсу и они оба направились в ту сторону, неся фонарь. Когда они подошли ближе, на них сверкнули черные глаза индейца.
— Ник! — воскликнул капитан.— Ты ли это? Зачем ты пришел сюда и как ты пробрался через палисады? Ты пришел к нам как враг или друг?
— Слишком много вопросов, капитан! Обо всем спрашиваете разом. Ступайте в комнату с книгами. Ник пойдет за вами, скажет все что надо.
Капитан поговорил тихо с сержантом, отдав приказание быть внимательным на часах, и направился в библиотеку, где с нетерпением ждала его жена с дочерьми.
— О, Гуг, неужели случилось то, чего мы боялись? — воскликнула мать, как только показался капитан, сопровождаемый тускаророй.— Неужели колонисты оставили нас в такую минуту?
Капитан указал на индейца.
— Ник!
— Да, Ник, Соси-Ник,— повторил индеец.— Старый друг. Вы не рады видеть его?
— Это зависит от того, зачем ты пришел сюда,— сказал капитан.— Ты с теми, что теперь на мельнице? Но скажи мне прежде, как ты вошел в палисады?
— Деревья не могут остановить индейца. Надо много ружей, много солдат, капитан! Здесь бедный гарнизон для Ника. Он всегда говорил: много щелей, чтобы пройти.
— Но, друг, ты не отвечаешь мне на мой вопрос. Как ты пробрался через палисады?
— Как? Конечно, по-индейски! Подошел, как кошка, как змея. Ник — великий вождь; хорошо знает, как идет воин, когда томагавк вырыт.
— И Ник так же хорошо должен помнить, как я драл его по спине. Припомни, тускарора, я не раз сек тебя!
Эти жестокие, оскорбительные слова были сказаны слишком необдуманно. Женщины вздрогнули и с беспокойством подняли глаза на капитана, как бы прося остановиться. Он зашел слишком далеко.
Лицо Ника стало страшным, зловещим. Казалось, он снова переживал каждый полученный удар, и воспоминание об этом бесчестии было мучительно для гордого тускароры. После минутного молчания выражение лица Ника мало-помалу начало изменяться. Оно снова приняло свое спокойствие и неподвижность изваяния.
— Послушайте,— начал серьезно индеец.— Капитан — старый человек, его голова бела как снег. Храбрый воин, но мало ума. Зачем трогать рану? Умный человек не станет так делать. Зима холодна, много льда, много метели, много снега. Все ужасно! Потом зима кончилась, настало лето. Все хорошо, все приятно! Зачем же вспоминать зиму, когда настало лето?
— Затем, чтобы приготовиться к ее возвращению.
— Нет, капитан не умно поступает,— ответил настойчиво Ник.— Капитан — вождь бледнолицых. Имеет гарнизон, хороших солдат, хорошие ружья. Что же? Обижает воина, проливает его кровь. Это очень жестоко! Еще более жестоко трогать старые раны, вспоминать о страданиях и бесчестии.
— Да, Ник, лучше было бы не вспоминать об этом. Но ты сам видишь, в каком я положении. За палисадами — неприятель, мои люди бегут от меня… Все это тяготит меня, и, наконец, я встречаю на своем дворе постороннего человека и не знаю, как он пробрался сюда. Возьми себе этот доллар даром.
Ник не обратил внимания на монету, и капитан должен был спрятать ее обратно в карман.
— Скажи мне, как ты пробрался через палисады и что привело тебя сюда?
— Капитан может спрашивать обо всем этом, но пусть не трогает старых ран. Как я прошел? Где часовой, чтобы мог остановить индейца? Часовой только один у ворот. Десять, двенадцать, три места есть еще. Через палисады можно перелезть. Солдата не было у ворот, когда Ник прошел. Раньше капитан был друг Ника. Вместе шли по тропинке войны, оба сражались против французов. Скажите, кто подполз к крепости с пушками, кто открыл ворота бледнолицым? Великий тускарора сделал это!
— Все это верно, Вайандоте! (Это было одно из самых славных имен Ника, и улыбка удовольствия появилась на губах тускароры, когда он вновь услышал это имя, наводившее в прежнее время ужас на его врагов.) — Все это верно, Вайандоте! Тогда ты показал себя храбрым, как лев, и хитрым, как лисица. Этот подвиг прославил тебя.
— Тогда у Ника не было рубцов от плети! — воскликнул индеец, и голос его зазвучал так, что мистрис Вилугби задрожала.
— Скажи мне, зачем ты пришел к нам и откуда?
Несколько минут индеец не отвечал. Понемногу лицо его приняло ласковое выражение.
— Добрая женщина,— сказал он с улыбкой, протягивая руку мистрис Вилугби,— имеет сына, любит его, как грудного ребенка. Ник пришел от него.
— От моего сына, Вайандоте! — воскликнула мать.— Что ты принес мне от него?
— Принес письмо.
Женщины радостно вскрикнули и все трое невольно протянули руки. Ник вынул письмо из складок платья и передал его матери, мистрис Вилугби. Письмо было коротко и написано карандашом на листке, вырванном из какой-то книги. Вот что было написано на нем:
«Рассчитывайте только на стены и ружья. Между индейцами несколько выкрашенных белых. Кажется, они узнали меня. Они хотят заставить вас сдаться, но вы не сдавайтесь и запритесь крепче. Если Ник верен, он вам обо всем расскажет, если нет, он покажет это письмо раньше, чем передать вам. Внутренние ворота и дом защищайте лучше, чем палисады. За меня не беспокойтесь, моя жизнь в безопасности».
Все по очереди прочитали письмо. Мод последняя получила его и отвернулась, чтобы скрыть слезы. Прочитав письмо, она спрятала его на груди.
— Он пишет, что ты расскажешь нам обо всем,— сказал капитан.— Я надеюсь, что ты будешь говорить только правду. Ложь не достойна воина. Это письмо никто не читал, кроме нас?
— Вы все-таки не доверяете Нику? Нет, никто не читал.
— Где ты оставил моего сына и когда? Где теперь краснокожие?
— Бледнолицые всегда торопятся. Задают десять, один, четыре вопроса сразу. Внизу, у мельницы, полчаса тому назад.
— Я понимаю тебя; ты хочешь сказать, что майор Вилугби был на мельнице, когда ты пошел оттуда, и что это было не более получаса тому назад.
Тускарора утвердительно кивнул головой и потом посмотрел на бледные лица женщин таким выразительным взором, что у капитана опять возникло подозрение, и следующие вопросы он начал задавать индейцу таким суровым тоном, какого никто не слышал от него с самого переезда на бобровый пруд.
— Ты меня знаешь, Ник, и потому не доводи до гнева.
— Что вы этим хотите сказать, капитан? — спокойно спросил индеец.
— То, что кнут, который мне служил в той крепости, находится теперь и в этой.
Тускарора гневно посмотрел на капитана.
— Зачем говорить опять о кнуте? Даже начальник янки прячет кнут, когда видит неприятеля. Капитан никогда не бил Вайандоте!
— Значит, ты забыл!
— Никто не бил Вайандоте,— с настойчивостью воскликнул индеец.— Никто: ни бледнолицый, ни краснокожий! Били Ника, Соси-Ника, пьяницу Ника, но Вайандоте — никогда!
— Я понимаю тебя, тускарора, и доволен, что вижу у себя воина, а не несчастного Ника. Выпей стакан рому…
— Вайандоте ром не нужен. Ник просил милостыню из-за рома, Ник говорил, смеялся, кричал из-за рома. Вайандоте не знает рома.
— Это хорошо. Я очень рад, что я вижу тебя таким. Вайандоте горд, и я уверен, что услышу от него только правду. Скажи же мне, что ты знаешь об индейцах, которые у мельницы? Зачем пришли они сюда? Как ты встретился с сыном и куда хотят пойти отсюда индейцы?
— Вайандоте не газета, чтобы говорить все зараз. Пусть капитан говорит, как вождь вождю.
— Много ли белых между индейцами?
— Положите их всех в реку, вода скажет правду.
— Ты полагаешь, что их много выкрашенных?
— Разве краснокожие ходят толпой, как стадо животных? Это видно по их следам.
— Ты шел за ними издали, Вайандоте, чтобы в этом удостовериться?
Тускарора сделал утвердительный жест.
— За могавками! Был у них на мельнице. Тускарора не любит много ходить с могавками.
— Значит, краснокожих там не много?
Ник шесть раз поднял руку и показал еще два пальца.
— Выходит тридцать два, Ник!
— Это могавков, также онеидцев четыре и онондагас один.
— Всего тридцать семь. А белых сколько?
Индеец поднял две руки четыре раза, потом показал еще семь пальцев.
— Сорок семь. Значит, всех бледнолицых и краснокожих восемьдесят. Я думал, их больше, Вайандоте!
— Ни больше, ни меньше. Есть еще несколько старух между бледнолицыми.
— Старух? Ты ошибаешься, Ник! Я видел только мужчин.
— У них есть бороды, но они как старухи. Говорят, говорят, а ничего не делают. Индейцы таких зовут старухами. Жалкие воины! Капитан их побьет, если сражается так же, как в старое время.
— Гуг, мне хочется знать о Роберте,— сказала мистрис Внлугби.— Скажи мне, Вайандоте, как отыскал ты Роберта?
— Читал книгу земли,— ответил важно Ник.— Две книги всегда открыты перед вождем: книга неба и книга земли. Первая говорит о погоде: снег, дождь, ветер, гром, буря; вторая показывает след того, кто прошел.
— Что же ты узнал по ней?
— Все! След майора прежде у мельницы. След сапога, а не мокассина. Прежде подумал, что это нога капитана, но эта меньше, и я узнал ногу майора. Ник хорошо знает ее; шел от «хижины» до Гудзона и смотрел на след майора. Тускарора читает свою книгу так же хорошо, как бледнолицый свою.
Ник оглянулся вокруг и прибавил торопливо:
— Видел след его в Бенкер-Гилле и узнал между шесть, десятью, двумя тысячами воинов.
— Мне это кажется невероятным, Ник!
— Вы не верите? Почему старый солдат всегда подозревает индейца, а жена его верит? Спросите у матери! Вы думаете, что Ник не знает след ее сына, след молодого начальника?
— Я думаю, что действительно Ник мог узнать ногу Боба, Гуг,— сказала мистрис Вилугби.
— Да, Ник, если ты и дольше будешь говорить так же, то моя жена будет всегда верить тебе. Ты точно льстивый вельможа. Хорошо, ты узнал след моего сына. Потом просил ли ты свидания с ним или виделся тайно?
— Вайандоте слишком опытен, чтобы поступать, как женщина или ребенок. Видел и не смотрел, говорил без слов, слышал, не прислушиваясь. Майор написал письмо, Ник взял. Говорили глазами и знаками, а не языком. Могавк глуп, как сова.
— Могу ли я верить тебе, тускарора, или ты обманываешь меня?
— Капитан опять не верит Нику?
— Папа! — воскликнула порывисто Мод.— Я отвечаю за его искренность. Доверяйтесь ему: он нам поможет.
Капитан заметил выражение глубокой приязни в глазах индейца, поднятых на молодую девушку, и сам поверил ему.
— Ник расположил всех вас в свою пользу, Мод,— сказал он, улыбаясь.
— Я знаю Вайандоте с самого детства, и он всегда был моим другом. Он мне обещал быть верным Бобу и до сих пор сдержал свое слово.
Мод не сказала всего. Она часто делала подарки индейцу, особенно в год перед возвращением Роберта в Бостон, так как заранее знала, что Ник будет его проводником.
— Ник — друг,— подтвердил спокойно индеец.— Что Ник говорит, то и думает. Пойдемте, капитан! Пора оставить женщин и поговорить о войне.
Капитан послал Ника во двор, сказав, что сейчас присоединится к нему. Сам он послал за Джойсом, чтобы сообщить ему о том, как Ник пробрался через палисады. Сержант настаивал, чтобы индейца арестовать до утра. Он не доверял ни одному краснокожему.
— Посмотрим, сержант,— ответил капитан.— Это, мне кажется, будет не очень благородно с нашей стороны. Пойдемте сначала осмотрим палисады, возьмем с собою и Ника, а потом подумаем, как с ним быть.
Отзывы о сказке / рассказе: