Джеймс Фенимор Купер — Вайандоте, или Хижина на холме: Сказка

ГЛАВА V

Быстро спустилась ночь. Вокруг «хижины» стояла тишина, и среди этой тишины она казалась еще более уединенной, отрезанной от всего света.

Эти мысли пришли в голову Роберту, когда поздним вечером в день своего приезда он стоял у раскрытого окна со своими сестрами.

— Здесь очень пустынно!

— Мы каждую зиму ездим в Нью-Йорк. Отчего мы не встретились там с тобой прошлую зиму?

— Мой полк стоял тогда в западных провинциях. Бывает ли у вас кто-нибудь здесь?

— Конечно,— живо воскликнула Мод, но потом, как бы раскаявшись, что вмешалась в разговор, тихо проговорила: — Я хочу сказать, что изредка. Здесь мы так далеко отовсюду!

— Кто же это? Охотники, трапперы, краснокожие или путешественники?

— Охотники чаще других заходят к нам,— отвечала Белла,— а индейцы, с тех пор как ушел Ник, редко заглядывают. Зато при нем их бывало много; они приходили всегда большими толпами. Что касается путешественников, то это — самые редкие гости. Не так давно к нам заходили два землевладельца; они отыскивали свои земли.

— Странно; впрочем, в этой бесконечной степи действительно трудно отыскать свою землю. Кто же эти землевладельцы?

— Один — старик, кажется, товарищ покойного сэра Вильяма; его зовут Фонда, другой — молодой; он получил наследство, которое и отыскивал. Говорят, у него сто тысяч акров земли. Это — Бекман.

— Что же, нашел он свою землю? Здесь, я вижу, и тысячи акров могут затеряться.

— Да, нашел. Он заходил к нам на возвратном пути и пробыл из-за урагана несколько дней. В ту же зиму мы часто встречались с ним в городе.

— Отчего же, Мод, ты ничего не писала мне об этом?

— Неужели не писала? Ну, Белла не простит мне, что я не нашла местечка в письме для Эверта Бекмана.

— Да, я его нахожу очень милым и умным,— проговорила спокойно Белла, а яркий румянец, вспыхнувший на ее щеках, многое сказал бы еще Роберту, но было темно, и никто не заметил этого.— Я не знаю, нужно ли было писать о нем?

— Понимаю, понимаю,— засмеялся Роберт.— Теперь скажи мне что-нибудь в этом же роде о Мод, и я буду знать все семейные тайны.

— Все? — возразила Мод.— Но майору Вилугби разве нечего рассказать?

— Совсем нечего. Время теперь такое неспокойное, что некогда солдату думать о чем-нибудь постороннем. Между метрополией и колонией завязывается серьезная ссора.

— Но не такая же серьезная, чтобы дело дошло до войны? Эверт Бекман думает, что могут быть только волнения.

— Эверт Бекман! Вся семья его — очень порядочные люди, а каких убеждений держится он?

— Я думаю, что ты будешь считать его мятежником,— ответила, смеясь, Мод, тогда как Белла хранила молчание, предоставляя объяснения своей сестре.— Он не очень ярый противник Англии, но все-таки называет себя американцем.

— Это место пустынно и уединенно, особенно для таких молодых девушек, как вы. Я хочу уговорить отца проводить больше времени в Нью-Йорке.

— Короче говоря, ты думаешь, что нам нужны городские развлечения. Не так ли, майор Вилугби? — смеясь, спросила Мод, насмешливо смотря на брата.— Однако, до свидания! Отец велел отослать тебя к нему в библиотеку, когда ты нам достаточно надоешь.

Роберт направился в библиотеку. Там сидел капитан с Вудсом; они курили трубки и время от времени прихлебывали коньяк, разбавленный водою. Когда молодой человек вошел, отец придвинул ему стул.

— Я думаю, что ты не привык еще курить. В твои годы я ненавидел трубку, мы нюхали только пороховой дым. А что англичане и их соседи — американцы?

— Я затем и здесь, чтобы рассказать вам об этом,— ответил Роберт, взглянув предварительно, хорошо ли заперта дверь.— Я теперь среди врагов.

Капитан и капеллан оставили свои трубки, пораженные словами Роберта.

— Что ты несешь? Среди врагов, когда ты в доме своего отца! Этого еще не хватало!

— Я говорю не о вас. Но в этой местности есть и еще люди.

Удивление слушателей возрастало.

— Но что же случилось, сын мой?

— Началось восстание.

— Если так, то это дело серьезное.

— Да, и была уже схватка.

— Схватка?! Неужели ты хочешь сказать, что с обеих сторон дрались вооруженные армии?

— Армия американцев состояла из волонтеров Массачузетса. Все это мне хорошо известно, так как мой полк участвовал в схватке.

— Конечно, волонтеры не устояли перед вами?

— Напрасно вы так дурно думаете о них! — почти шепотом ответил Роберт.— Дело было жаркое, потому что они стояли за стеною, а вы сами знаете, какое это преимущество. Они нас принудили отступить.

— Отступить?

— Да, отступить. Но мы отступили только после того, как исполнили все то, что было приказано. Однако я должен сознаться, что нас сильно теснили, пока мы не получили подкрепления.

— Подкрепление, мой дорогой Роберт?!

— Да, мы в нем нуждались. Офицеры, участвовавшие в последней войне, говорили, что не видали такой жаркой схватки. В ней мы потеряли около трехсот человек.

Капитан побледнел и после продолжительного молчания попросил сына подробно рассказать ему, как было дело. Тот повиновался; похвалив волонтеров, он старался смягчить рассказ об отступлении своего полка, видя, как мучительно было старику слушать об этом.

— Результатом этой битвы при Лексингтоне было то,— прибавил майор, оканчивая свой рассказ,— что волнение разлилось по всей стране. Когда мы узнали настроение провинций, генерал Гэдж послал со мной депеши генералу Триону. Трион послал меня к вам. Он думает, что вы не откажетесь действовать в пользу английских войск.

— Генерал Трион оказывает мне большую честь,— ответил холодно капитан, — но мое влияние не идет дальше бобрового пруда, и в моем распоряжении всего пятнадцать или двадцать рабочих.

— Значит, батюшка, вы ничего не имеете против того, что я участвую в этой ссоре на стороне английского правительства, хотя и родился в колониях? Вы очень обрадовали меня этим.

— Делай, как знаешь, но я не пойду против колонистов, несмотря на то, что родился в Англии, а не в Америке.

— Неужели это ваше мнение, капитан? — спросил заинтересованный капеллан.— Вы знаете, что по рождению я американец и мой взгляд на это… но я не знаю, позволит ли майор высказать мне его…

— Говорите, говорите, господин Вудс, вам нечего бояться, мы ведь уже старые друзья с вами.

— Я в этом не сомневаюсь. Я должен признаться, меня очень обрадовало известие, что королевские войска отступили перед моими соотечественниками.

Вскоре Роберт ушел спать, ссылаясь на усталость.

В своей комнате он нашел все в том же виде, как было и в последний его приезд, в прошлом году; прибавилось только несколько новых вещиц.

Здесь сохранились даже его игрушки; но серсо, в которое он так любил когда-то играть, теперь было красиво перевязано лентами.

«Это, верно, матушка,— подумал Роберт,— позаботилась об этом: она все еще не отвыкла считать меня ребенком».

Повернувшись к туалетному столику, он увидел корзинку со свертками. Эту корзину с подарками он находил у себя в каждый свой приезд. Он развернул один сверток: в нем находились теплые шерстяные чулки.

— Это все мама заботится, чтобы я не простудился. Дюжина рубашек, и на одной из них пришит билетик с именем Беллы. А это что? Хорошенький шелковый кошелек и опять с именем Беллы; ничего от Мод. Неужели она обо мне позабыла? А это? Ах, какой прекрасный шелковый шарф! Но странно, что от Мод ничего нет…

В это время в комнате сестер Мод и Белла вели оживленный разговор.

— Майор, вероятно, уже рассмотрел подарки; я слышу, как он ходит взад и вперед по комнате,— проговорила Мод.

— Да, как вырос Боб! Он очень стал похож на папу, не правда ли?

— Нисколько!

— Странно! А мы с мамой сегодня вечером просто поражены были этим сходством.

— Разве можно сравнивать двадцатисемилетнего со стариком?.. Знаешь, Боб меня уверял, что он хорошо теперь играет на флейте.

— Он делает хорошо все, за что ни возьмется. Несколько дней назад господин Вудс говорил мне, что он ни разу не встречал человека, который так хорошо понимал бы математику.

— Я уверена, что и другие так же легко могут понимать ее.

— Ты меня удивляешь, Мод! Я всегда думала, что ты его любишь. А ему нравится все, что ты делаешь. Еще сегодня он так хвалил твой эскиз нашего дома.

Мод покраснела и опустила голову. Насмешливая улыбка появилась на ее губах.

— Ну, вот пустяки! Да он, впрочем, и не понимает ничего в живописи. Я думаю, что он с трудом отличит дерево от лошади.

— Как ты говоришь о брате?! — удивилась Белла.

— Я не могу относиться к Бобу по-прежнему. Военная жизнь изменяет людей.

— Я очень рада, что тебя не слышит маменька, Мод! Она смотрит на него, как на ребенка.

— Милая мама!.. Я это знаю,— сказала Мод.

— Да, я знаю, что ты любишь маму, но я так же люблю и брата, и отца.

— Разве я могу любить майора инфантерии так же, как люблю маму?

— Но если мама узнает, что ты не любишь так Боба, как мы, это ее очень огорчит.

— Я не могу, Белла!

— Почему?

— Но ты знаешь… я уверена, что ты помнишь…

— О чем? — спросила Белла, встревоженная волнением Мод.

— Ведь я не родная его сестра.

В первый раз Мод напоминала о своем происхождении.