Джеймс Фенимор Купер — Землемер

Глава XVIII

Они поступили с ним бесчеловечно! Цветы поблекли, но мы находим еще мед на устах.

Купер

Я был один, безоружный, посреди шести человек с гигантской силой. Любая борьба с ними была бы неуместной и безуспешной, и поэтому я решил терпеливо ждать решения своей участи. В первые минуты я не заметил ни в ком намерения употребить против меня насилие. Все семейство скваттера, молодые и старые, мужчины и женщины — окружили меня. Одни смотрели на меня с любопытством, другие с презрением, но на всех лицах было видно беспокойство. Что касается меня, то, признаюсь откровенно, что состояние моего духа было далеко не спокойно. Я знал, что нахожусь в руках филистимлян, в глубине леса, в двадцати милях от ближайшего городка, не имея во всей окрестности никого из знакомых, кроме землемера, но и тот был от меня в двух милях и, конечно, не подозревал, в каком я нахожусь положении. Впрочем, несмотря на все эти неприятности, во мне оставалась искра надежды.

Я не хотел и не смел думать, что Онондаго, этот человек, душевно преданный и отцу моему и землемеру, был изменник, предатель. Эта мысль не приходила мне даже в голову. Если он и скрылся, то, вероятно, предвидя, что скваттеры могли силой задержать его и этим самым лишить его возможности оповестить друзей о критическом положении, в котором я находился, и просить их спасти меня. Вероятно, эта мысль пришла вдруг и Мильакру, потому что он быстро оглянулся и закричал:

— А где краснокожий?.. Скрылся! Это так же верно, как я честный человек! Нафанаил, Моисей, Даниил!

Берите карабины.., бегите вслед за ним! Приведите его, если можно, живого.., в противном случае.., да что же?

Одним индейцем больше или меньше, не велика беда.., не велика потеря.

Вскоре я заметил, что правление Мильакра было твердым, могущественным. Хватило нескольких слов, чтобы получить желаемое действие. Едва произнес он свои слова, как все трое, Нафанаил, Моисей и Даниил, бросились бежать от хижины по трем различным направлениям; у каждого было по длинному охотничьему карабину. Это оружие по силе своей совершенно отличалось от того, какое употребляется в нашей армии, к тому же было в опасных, страшных руках: каждый из этих молодых людей владел им с самого детства; порох, ром, немного свинца — вот почти единственные издержки, которые они позволяли себе. Я трепетал за Сускезуса. Впрочем, он должен был ожидать погони за собой, и к тому же, он так искусно умел скрывать свои следы, что в этом случае полностью оправдывается прозвище Бесследного. Однако я не переставал внутренне молиться за моего друга.

— Введите этого человека в дом, — сказал твердым голосом старик Мильакр окружавшим его, когда сыновья его скрылись из вида. — Введите его в большую комнату.

А1 Так вы прокурор. Посмотрим, нужен ли нам здесь прокурор.

Говоря это, скваттер пошел к дому. Войдя в комнату, он важно уселся. Женщины и ребятишки стали за ним полукругом. Я видел, что всякое сопротивление было бесполезно, а поэтому по знаку, сделанному мне Зефаном, я последовал за ним. Трое мальчишек разместились в дверях, как бы составляя стражу. Это было настоящее судейское собрание, в котором Мильакр представлял лицо судьи, а я обвиняемого.

— А1 Так вы прокурор! — сказал новый судья, который, казалось, был больше взбешен не тем, кем я был действительно, а тем, что ему вздумалось мне приписывать. — Не шуметь! — закричал он детям. — Тоби, — сказал он, обращаясь к старшему своему сыну, двадцатишестилетнему детине, — ты судейские дела лучше всех нас знаешь, веди дело. Помнишь ли то время, когда ты со своим приятелем отправился из Вермонта за баранами?.. Они поймали вас, и как они взялись за дело?

— Я был отведен к судье, который приказал мне рассказывать мне все, как было, потом спросил, что я могу привести в оправдание, и до решения дела отправил меня в тюрьму. Что было потом.., не стоить говорить… мы помним это.

Я отгадал решение суда. Оно было не совсем приятно для Тоби, что и заставило его молчать. В то время было обычным всех похитителей баранов привязывать к позорному столбу и бить хлыстами; каждый из воров получал не меньше полсотни ударов. К сожалению, в настоящее время образовалось общество так называемых филантропов, которые, желая перевоспитать мошенников, но увлекаясь ложными своими понятиями и необразованностью, больше потворствуют своим ученикам, чем ограждают истинно честных людей. Некоторые из этих реформаторов успели уже уничтожить позорные столбы, предпочитая им тюремное заключение. Дети наши почувствуют следствия этой ложной филантропии. Я уверен, что один позорный столб водворил бы гораздо больше порядка, чем сотня тюрем со своими двадцати- или тридцатидневными заключениями. Но возвратимся в аудиенц-зал и послушаем судью.

— Да, да.., не к чему говорить, что было потом, — сказал Мильакр, — мы знаем, что знаем… Итак, ты был представлен в магистрат, так ли?.. Судья отослал тебя в тюрьму, но прежде он спросил тебя, что ты мог сказать в свое оправдание. Это очень справедливо, как нельзя более законно. Я непременно поступлю сейчас точно так же. Итак, молодой прокурор, что вы скажете мне, а?

Будучи один во власти этих невежд, я решился однако воспользоваться случаем и по возможности рассеять их подозрения относительно меня.

— Прежде всего позвольте мне заметить, — ответил я, — что вы очень ошибаетесь насчет меня. Я не сказал вам ни слова о прокуроре, но говорил о поручении, которое имел я от своего отца. Повторяю, я не законник, не прокурор.

Казалось, это объяснение произвело довольно сильное впечатление на все собрание, негодование заметно ослабевало. Мне показалось, если не ошибаюсь, что Лавиния сказала даже едва слышным голосом и с выражением радости: «Я была уверена, что он не прокурор!» Что же касается Тоби, то его дикий и грозный вид принял более спокойное выражение, по крайней мере в ту минуту.

Одним словом, положение мое заметно улучшилось.

— А! Так вы не прокурор? — вскрикнул Мильакр. — Но правда ли это?

— Я вам сказал уже, что я сын генерала Литтлпэджа и что имею поручение от него и от полковника Фоллока, который владеет вместе с моим отцом, провести ревизию этих земель, продать или отдать их в аренду; короче, я уполномочен делать с этими землями все, что найду лучшим и выгодным.

Эта откровенность погубила меня, я снова потерял то расположение слушателей, к которому успел на минуту их довести, но что бы ни случилось, я решил говорить правду.

— Зачем он сказал это! — тихо проговорила Лавиния.

Строгий взгляд Пруденс заставил Лавинию замолчать.

— Ревизор или прокурор, одно и то же! — сказал скваттер. — Вы говорите, что вы сын генерала Литтлпэджа, — и это так же одно и то же. Если бы мой старший сын Тоби попал в руки некоторых людей, которых я не назову, то наверное его помучили бы точно так же, как и меня. Вы сказали, что эти земли принадлежат и полковнику Фоллоку, — почему же этот генерал выдает себя за владельца?

Видя, что скваттер лишь впустую придирается ко мне и уверенный, что он очень хорошо понял все сказанное мной, я не отвечал.

— Что же?.. Будете ли вы отвечать? — вскрикнул Мильакр, с нарастающим гневом.

— Я сказал, что этими землями владеет не один мой отец, что они принадлежат также и полковнику Фоллоку, и поэтому они нераздельны.

— Нераздельны!.. Гм!.. Каково он знает все судейские выражения, Тоби!., а вздумал еще уверять, что он не прокурор!

— Он так и смотрит прокурором, — ответил старший сын скваттера, достойный наследник всех качеств отца своего.

— Хорошо. Мы научим его говорить! Ну, теперь мы знаем все дело. Я спрашивал его, и он говорил, сколько ему было угодно. Дело приведено в ясность, как говорят, не правда ли, Тоби? Остается отослать его в тюрьму. А что, Тоби, для порядка дела, судья писал что-нибудь?

— Как же, отец, судья написал приказ об аресте, по которому меня посадили в тюрьму.

— Так, так! Я сам не раз бывал в магистрате.., так напишем что-нибудь. Пруденс! Открой ящик.

— Прежде чем вы начнете писать, — сказал я, прерывая скваттера, — я снова скажу вам, что вы заблуждаетесь, ужасно заблуждаетесь! Повторяю: я не прокурор, я вовсе не служу по судебной части. Я военный, я служил офицером в полку генерала Литтлпэджа, куда поступил почти ребенком. Я был при атаке Буоргойна, я видел, как отряд его сложил оружие.

— Ах! Кто бы мог подумать? — закричала сострадательная Лавиния. — Он так молод, что, кажется, не мог бы устоять и против ветра!

Признание мое изменило несколько расположение духа судей. Семейство скваттера больше всего ценило и понимало тех, кто дрался. В осанке и движениях старика Мильакра было что-то воинственное, а поэтому я не ошибался, полагая, что он будет сочувствовать моим словам. Мильакр пристально взглянул на меня.

— И я был в это время на службе с Тоби, Моисеем, Пафанаилом и со всеми, кто только мог держать оружие.

Это лучшие дни в моей жизни, хотя и прошли они в то время, когда старость отяготила мои руки. А чем вы докажете мне, что говорите правду?

— Здесь, в настоящем моем положении, это выполнить довольно трудно… Но представьте мне случай, и тогда я докажу вам справедливость моих слов.., рассею все ваши сомнения.

— Посмотрим. Какой полк был на правой руке — Газона или Брука, в то время, когда пошли против Джерменса? Отвечайте, я сейчас увижу, можно ли вам верить.

— Утвердительно сказать не могу, потому что я находился при своем батальоне, и за дымом мы ничего не могли различить.

— Он там не был! — заревел ужасным голосом Тоби, оскалив зубы, как бешеная собака.

— Был, я уверена, что он был там! — закричала твердым голосом Лавиния.

Пощечина, полученная от Пруденс, заставила Лавинию замолчать. Мужчины так были заняты, что и не заметили этого.

— Во всяком случае, — сказал Мильакр, — моя обязанность отослать его в тюрьму. Но так как он, может быть, и в самом деле был в этом сражении, то мы пока не будем поступать с ним строго. Тоби, отведи своего арестанта в тюрьму и запри его. Когда вернутся твои братья, тогда мы решим, как нужно с ним поступить.

Приказ Мильакра был полностью выполнен. Я не сопротивлялся, чтобы не подвергнуть себя новым неприятностям. Тоби сделал мне знак следовать за ним, два брата его пошли за мной. Дорогой в голове моей мелькнула мысль о побеге, но я был уверен, что меня поймают и подвергнут более жестоким пыткам. Я покорился необходимости, возложив всю свою надежду на Провидение.

Унизиться до просьб мне не позволяла моя гордость. Я не смел и думать о том, чтобы вымаливать снисхождение у скваттера.

Тюрьмой, в которую меня отвели, назывался амбар, сложенный из бревен; он был построен так прочно, что и думать нельзя было выбраться из него тому, кто не имел при себе никаких инструментов. Окон в этом амбаре не было, в одной только стене находилась дверь, сделанная из толстых досок, обитых крепкими железными полосками. Свет и воздух проходили сквозь довольно большие щели, оставленные между венцами. Этот амбар имел по крайней мере двадцать футов длины. Один угол его был завален снопами. Перед тем как войти в амбар, с меня сняли большой нож, какой носят все живущие в лесах, осмотрели с головы до ног, чтобы узнать, нет ли при мне каких-нибудь инструментов, с помощью которых я мог бы освободиться из заключения.

В то время в Америке не было бумажных денег, начиная от Гудзонова залива до мыса Горн. Знали одно только золото и серебро. Несмотря на то, что мои карманы были наполнены монетами, у меня не взяли ни одной.

Этих скваттеров нельзя было назвать ворами в полном смысле слова, но это были люди, которые присваивали себе чужую собственность, основываясь на правилах, которые они сами для себя создали. Я уверен, что каждый из членов семейства Мильакра был бы оскорблен в высшей степени, если бы назвали его простым вором.

Когда провожавшие меня в амбар вышли из него и заперли дверь, я принялся осматривать мою темницу и, благодаря большим щелям, находившимся в стенах, мог видеть даже и окрестности. Амбар был построен, вероятно, для лучшего за ним надзора, в центре хижин скваттера. Это дало мне возможность наблюдать за всем, что происходило в семействе Мильакра. Конечно, открытие настоящего моего имени, допрос, сделанный мне, мое заключение — все это были такие обстоятельства, которые, естественно, должны были встревожить семейство скваттера. Все женщины сгруппировались около Пруденс, рядом с дверьми хижины. Мужское же поколение, за исключением одного мальчика лет девяти, собралось вблизи мельницы, где, казалось, Мильакр держал совет со своими сыновьями. Слушая Пруденс, почти все женщины поглядывали в ту сторону, где уходились их настоящие покровители, как бы желая отгадать, на что они решились.

Девятилетний мальчик, о котором я упомянул, небрежно лежал на свалившемся дереве, но в таком положении, которое позволяло ему видеть обе стороны моей тюрьмы. Судя по глазам его, которых он не спускал с амбара, я догадался, что он выполнял обязанность часового.

Осмотревшись, я принялся рассуждать о своем положении и о возможных последствиях моего заключения.

За свою жизнь я мало опасался, даже меньше, чем бы следовало. Американец вообще не любит проливать кровь, а житель Новой Англии — и того меньше.

Рассуждая об этом, я пришел к той мысли, что они постараются подержать меня в заключении до тех пор, пока не продадут весь приготовленный лес, чтобы вознаградить себя за все прошедшие труды. Одна надежда у меня была на Сускезуса. Если его схватили, тогда Мильакр и его семейство могли считать себя в безопасности больше, чем когда-нибудь, но с другой стороны, если он успел скрыться, то я в тот же день мог надеяться получить известие от моих приятелей. Обратясь к Ньюкему, как судье, Сускезус мог потребовать от него, чтобы были собраны для моего освобождения все фермеры, но и тогда мне оставалось бояться следствий борьбы, которая неминуемо завязалась бы между скваттерами и моими спасителями. Скваттеры были страшны, когда разгорячались, и защищали то, что считали неотъемлемой собственностью, добытой тяжким трудом.

Рассуждая таким образом, я снова выглянул в щель и удивился, увидев человека, подъезжавшего на лошади с восточной стороны. Он, казалось, знал превосходно местность, потому что ехал спокойно, не оглядываясь по сторонам. По чемоданчику, прикрепленному к седлу, я принял его сначала за одного из тех странствующих эскулапов, которых в большом количестве встречаешь во всех новых поселениях. Обычно семейства, подобные Мильакрам, пользуют себя сами, но бывают случаи, в которых необходима помощь патентованного медика. К великому моему удивлению, когда незнакомец подъехал ближе ко мне, я узнал в нем моего агента, Ньюкема!

Так как между мельницей, которую Ньюкем нанял для себя, и той, которая была построена Мильакром в Мусридже, было не меньше двадцати пяти миль, по этому можно было заключить, что бывший мой агент выехал рано утром. Он, вероятно, хотел воспользоваться темнотой, чтобы незаметно миновать жилища Равенснеста, и таким образом совершить путешествие, которое хотел скрыть от всех, имея на то, вероятно, важные причины.

Все разговоры между членами семейства Мильакра прекратились, как только они увидели Ньюкема, хотя приезд его не произвел ни удивления, ни беспокойства; тогда как, по-моему мнению, прибытие ближайшего судьи должно было произвести на скваттеров совершенно противоположное действие. Если ни в ком не обнаружилось ни малейшего замешательства, то это доказывает только то, что Ньюкем не был для них посторонним человеком.

Приблизившись к поселению, ее ни только можно так назвать несколько разбросанных хижин, Ньюкем подъехал прямо к конюшне; спрыгнув с лошади, он отдал ее подбежавшему к нему мальчику, а сам пошел к мельнице, где уже ожидал его Мильакр со своими старшими сыновьями. Взаимные дружеские приветствия, поспешность Пруденс и других женщин, с какой они пошли к Ньюкему, чтобы поздороваться с ним, — все это ясно доказывало, что они были старинные и добрые знакомые.

Минут восемь или десять Ньюкем стоял в середине семейства, когда же приветствия и обыкновенные вопросы были сказаны, судья и скваттер отошли в сторону, как люди, желавшие поговорить о каких-то важных делах.

УжасноПлохоНеплохоХорошоОтлично! (Пока оценок нет)
Понравилась сказка или повесть? Поделитесь с друзьями!
Категории сказки "Джеймс Фенимор Купер — Землемер":

Отзывы о сказке / рассказе:

Читать сказку "Джеймс Фенимор Купер — Землемер" на сайте РуСтих онлайн: лучшие народные сказки для детей и взрослых. Поучительные сказки для мальчиков и девочек для чтения в детском саду, школе или на ночь.