Елена Пономаренко — Болото: Рассказ

Расстреливали всех… Меня закрыл собой дед. И я оказался в самом низу, а на меня падали и падали расстрелянные жители нашей деревни.

Дождавшись, пока уйдут фашисты, решил, как выберусь, обязательно бежать. Искать партизан или переходить линию фронта, не зная того, что этой «линии фронта» давно не было, и никто не мог её определить.

Фашисты продвинулись слишком глубоко, сжигая на своём пути деревни, города, а самое страшное – детей, стариков, женщин.

Стараясь не смотреть на мёртвых, я пробрался через кусты и ничком упал на траву, закрыв лицо руками.

Через лес и плавни я должен пробираться обязательно на другую сторону к партизанам. «Только бы в болоте не потонуть! Через болото к островку. Там передохну», – поднимаясь, рассуждал я.

Болото с вязкой жижей, зеленой тиной всегда пугало нас, а теперь оно должно было стать моим спасением.

– Палку покрепше выбери! Да смотри куда ступаешь всегда ориентир держи на следующую кочку, – вспомнил я наказ деда. Но тогда дед был рядом и всегда мог направить на ту единственную спасительную кочку.– А сейчас?

– За что они ненавидят всех нас? Зачем убивают нас – жителей? Мы ведь не солдаты, – продолжал размышлять я. – Наверное, я ничего не понимаю в войне, да и объяснить теперь некому.

Чувство горького одиночества охватило меня, даже не одиночество, а растерянности: «Что же делать дальше? Как жить-то теперь?»

Вопросы, вопросы не было им конца, главное никто не может мне на них ответить.

Рука и глаза методично делали свое дело.

Я нашел хорошую палку, главное крепкую, попробовал опереться на неё. Она выдержала мой вес. До вечера я должен пройти середину пути, а это значит, оказаться на островке.

В зеленной жиже осока обрамляла болото.

– Трудно будет, за осоку хватайся. Она крепкая всегда человеку поможет, корень далеко в земле или в воде, – вспомнил я, как наставлял меня дед.

Так я и сделал. В одной руке палка, ей прощупывая дно, а сам схватился за осоку.

Жижа чавкала и засасывала мои ноги, вытаскивать их становилось всё труднее и труднее. Старался направо не смотреть, там чернели дыры, смертельные дыры, в которые если попадешь, то никогда не вернешься. Прошлым летом нашего соседа дядю Колю затянуло болото, искать было бесполезно, да и никто из наших не рискнул.

Ботинок остался в вязком иле, я, не удержав равновесия упал и, сразу же погрузился в темную жижу. Стало очень страшно, казалось, что кто-то тянет меня вниз.

– «Бороться, бороться! На одном месте не стой, внучек!» – предупредительно всплыли слова деда

«Шаг вправо: нельзя! Вперед, только вперед!» – командовал я сам себе. Схватившись за осоку, я вскрикнул от боли: лист её порезал ею ладонь. Но отдергивать не стал. Отпустить осоку – совсем затянет. Шевелить ногами, прикладывая как можно больше усилий.

Наконец, вытащив одну ногу, я упал на кочку совершенно без сил. Но, крепко-крепко держа спасительную осоку, попытался встать. Второй ботинок остался в темной зеленой жиже. До островка было ещё далеко. Холодная болотная вода пронзила ноги. Взглянул на руку: в порезах скопилась сукровица и рука нестерпимо болела, но перевязывать не было времени.

Перескакивая с кочки на кочку, я почти не чувствовал ног – они замёрзли.

Вдруг, справа от меня, из глубины болота выплеснулся небольшой столб воды.

– Потревожил я тебя, чудище болотное! Но я не боюсь тебя! – вскрикнул я.

– Знаю, дед рассказывал: так болотный газ выходит.

И опять мне пришлось применить все свое старание и усилие: до очередной кочки было далеко.

Слегой прощупал дно. Палка почти вся ушла, захватив мою руку: значит здесь глубоко. Лег на живот, постарался вплавь проплыть этот участок болота, но на середине неожиданно ноги свело судорогой. И я стал чувствовать, что сейчас утону. Рукой разминал икру ноги, кричал от боли, а что делать? Спасти себя сможешь только сам.

– А, зараза! Все равно не сдамся! Нет! – кричал я на всё болото, захлебываясь от воды и ила, барахтаясь в болоте. Но к моему счастью я сумел справиться с судорогой. Совсем обессилевший, мокрый, замерзший добрался до следующей кочки.

– Так просто меня не возьмешь! – оглядываясь на страшную темную воду, сказал я. Палка моя осталась там, в этом промежутке, и добраться до неё значило: вернуться назад, либо идти дальше уже без неё.

Стало страшно. Меня всего трясло от холода, неимоверно болела порезанная рука, ныло все тело.

«Назад никогда не возвращайся, внучек! Запомни, на болоте дорога только вперед, попятишься: точно засосет, затащит к себе уж навсегда!» – послышался голос деда. –Значит вперёд! Но как? Сил нет и не будет! – сказал я, оглядываясь вокруг. – Подходящего тоже ничего нет!

Схватившись опять за осоку, крепко держа её в руке – перешагнул.

Но опять я упал: оказалась яма и я почти весь погрузился, вдоволь нахлебавшись грязи и воды.

– Помогите! – отчаянно закричал я, размахивая руками, но помощи ждать было бесполезно.

– Работай руками и ногами, не стой, не стой внучек! – вспомнились слова деда.

В этой яме я барахтался довольно долго, и, наконец, когда почувствовал под ногами дно, вздохнул свободно. Подтянувшись, забрался на очередную кочку.

– Слышите, я сильней вас! Я смогу, смогу! Смогу! – прокричал, осматривая весь свой пройденный путь. Меня била дрожь, зубы стучали от холода, одежда давно промокла, ноги совсем не слушались.

– Надо согреться хоть капельку, – подумав, начал махать из стороны в сторону руками, но тот час от слабости закружилась голова и перед глазами поплыли какие-то фиолетовые круги: пришлось крепче схватиться за осоку, чтобы опять не булькнуться в эту страшную яму.

Сил не было совершенно, но успокаивало то, что вдали показался заветный остров: там конец проклятому болоту, а, значит, возможность встретить своих, либо партизан.

– Чего расселся? – скомандовал я себе. – Вставай! Вставай!

Я продолжил движение…

Спустившись к очередной тёмной дыре: осторожно вошёл в воду, но вдруг ногу мою пронзила адская боль, которую просто невозможно было терпеть.

– А-А-А-А!!! – закричал я, что было сил.

Вытащив ногу, увидел, как в неё вошёл сучок от коряги.

Плача и размазывая слёзы по лицу, попытался освободить ногу. Рванул так, что потемнело в глазах, из моей пятки хлынула кровь.

– Да, что же это за напасть? Только этого ещё не хватало!? Никакой сухой тряпки нет. Придётся рвать рубашку.

Кое-как перебинтовал ногу. Слёзы просто уже лились рекой, но идти надо: за островом спасение…

Через некоторое время, почти в полуобморочном состоянии мне почудились чьи-то голоса. Было уже всё равно: немцы это или наши…

А голоса всё приближались и приближались, становились всё отчётливее и отчётливее.

– Левее держите! Левее! Вправо не смейте! Если хотите живыми остаться!!

Собрав все свои силы, я замахал руками, закричал, скорее всего, захрипел…

– Смотрите, мальчишка! Как же ты попал сюда!? – увидев меня, сказал тот, кто остерегал всех от беды. – Это был проводник…

…В партизанском лазарете я пролежал долгих четыре месяца. Меня лечили, кормили, в общем, ставили на ноги. Но когда я увидел свои волосы в зеркало: они стали белыми. С тех пор и кличку получил «Седой» – в свои-то десять лет.