Фрэнсис Бёрнетт — Маленький лорд Фаунтлерой

Глава тринадцатая. ДИК ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ

Стоило истории о лорде Фаунтлерое и о том положении, в котором оказался граф Доринкорт, появиться в английских газетах, как о них начали писать и американские. История эта была слишком необычной, чтобы ограничиться короткими сообщениями, и потому ее освещали весьма подробно. Мнения высказывались самые разные; интересно было бы купить все газеты и сравнить все версии.

Мистер Хоббс столько всего прочитал, что вконец растерялся. В одной из газет говорилось, что Седрик — грудной младенец; в другой — что он юный студент, учится в Оксфорде, весьма там отличился и пишет стихи по-гречески; в третьей — что он помолвлен с необычайно красивой девицей, дочерью некоего герцога; в четвертой — что он на днях сочетался браком. Газеты молчали лишь о том, что это был семилетний мальчик с крепкими ножками и кудрявыми волосами. Какой-то листок даже написал, что он вовсе не родственник графу Доринкорту, а маленький самозванец, который раньше продавал газеты на улицах Нью-Йорка и спал где придется, пока его мать не сумела обвести вокруг пальца адвоката, который приехал в Америку в поисках графского наследника. Газеты описывали нового лорда Фаунтлероя и его мать. То утверждали, что она цыганка, то — актриса, то — красавица испанка; впрочем, все сходились на том, что граф Доринкорт смертельно ее ненавидит и ни за что не признает ее сына наследником, а вследствие того, что в ее документах обнаружена некая неточность, неизбежен судебный процесс, который продлится долго и будет гораздо интереснее всех дел, что до сих пор разбирались в суде.

Мистер Хоббс читал все эти сообщения, пока голова у него не пошла кругом, а по вечерам обсуждал их с Диком. Теперь они поняли, какая важная персона граф Доринкорт, как велики его доходы, как обширны именья и великолепен замок, в котором он жил; и чем больше они узнавали, тем больше тревожились.

— Нет, надо что-то предпринять, — говорил мистер Хоббс. — Тут надо разобраться, хоть там графья, хоть не графья!

Впрочем, сделать они ничего не могли — разве что послать Седрику письма с заверениями в дружбе и участии. Они написали ему сразу же, как только услышали о том, что его право на титул оспаривается, а написав, показали друг другу свои послания.

Вот что мистер Хоббс прочитал в письме Дика:

«Дарагой друг, я твое песьмо получил и мистер Хоббс тоже, жаль нам что тибе так ни повезло, а мы тибе гаварим: держись пака хватит сил и никаму ни уступай. Много на свете всяких варюг они только и ждут чтоб ты отвернулся, тут же слямзят. Хачу тибе сказать я ни забыл что ты для меня сделал и если ничего у тибя не выйдет вазвращайся я вазьму тибя компаньоном. Дела идут хорошо, так что я тибя в обиду ни дам. Кто из этих бандитов к тибе полезет, будет иметь дело с прафесором Диком Типтоном.

Пака все.

Дик».

А Дик в письме мистера Хоббса прочитал вот что:

«Дорогой сэр, Ваше письмо получил — дела неважнецкие. Я-то уверен, все это подстроено, за такими ловкачами нужен глаз да глаз. Я пишу, чтобы сказать вам две вещи. Я этим делом займусь. Не волнуйтесь, а я с юристом повидаюсь и все, что надо, сделаю. А если уж совсем будет худо и графья нас одолеют, то, как подрастете, идите ко мне компаньоном в бакалею, у вас будет и дом и

Ваш искренний друг Сайлас Хоббс».

— Ну, — сказал мистер Хоббс после того, как письма были прочитаны, — если он все ж таки не граф, то мы с тобой на пару, Дик, его обеспечим.

— Это уж точно, — отвечал Дик, — я его ни за что не брошу. До чего ж я этого малыша полюбил, прямо сказать не могу.

На следующее утро Дик весьма удивил одного из своих клиентов. Это был молодой адвокат, только начинавший практиковать; бедный, как все начинающие адвокаты, но способный и энергичный юноша, умный и добродушный. У него была крошечная контора неподалеку от Дика, и Дик по утрам чистил ему сапоги, хотя частенько их надо было бы не чистить, а чинить. У молодого человека всегда находилось для Дика доброе слово или шутка. В то утро, когда адвокат поставил ногу на ящик и Дик принялся за дело, в руках у молодого человека была иллюстрированная газета — весьма бойкое издание с сенсационными фотографиями. Закончив просматривать ее, он на прощанье вручил ее Дику.

— Вот тебе газета, Дик, — сказал он. — Можешь почитать, когда пойдешь завтракать к Дельмонико. Там есть фотография английского замка и невестки английского графа. Представительная женщина, и волосы красивые, целая копна, только что-то она там скандалит. Надо и тебе познакомиться с дворянами и знатью. Вот и начни с достопочтенного графа Доринкорта и леди Фаунтлерой. Эй, в чем дело, Дик?

Фотографии были помещены на первой странице, и Дик так и впился в них, побледнев от волнения и широко раскрыв глаза и рот.

— Что случилось, Дик? — спросил адвокат. — В чем дело?

И вправду, вид у Дика был такой, будто случилось что-то совершенно поразительное. Он молча указал на фотографию, под которой стояла подпись:

«Мать претендента на титул (леди Фаунтлерой)».

Это была фотография красивой женщины с большими глазами и тяжелыми черными косами, уложенными вокруг головы.

— Это она! — произнес наконец Дик. — Господи Боже, да я ее знаю лучше, чем вас!

Молодой человек расхохотался.

— Где же ты с нею встречался, Дик? — спросил он. — В Ньюпорте? Или во время вашей последней поездки в Париж?

Но Дику было не до шуток. Он начал собирать свои щетки, словно у него было какое-то неотложное дело.

— Неважно где, — сказал он. — Но только я ее знаю! На сегодня с работой покончено.

Не прошло и пяти минут, как он уже мчался со всех ног в лавку мистера Хоббса. Мистер Хоббс не поверил своим глазам, когда, подняв от при лавка взгляд, увидел вдруг Дика, который ворвался в лавку с газетой в руках. Он тяжело дышал и сначала не мог ничего сказать, а только швырнул газету на прилавок.

— Что такое? — вскричал мистер Хоббс. — Что это у тебя?

— Вы только посмотрите! — проговорил Дик, с трудом переводя дух. — Посмотрите на эту женщину! Ну да, на эту самую! Тоже мне аристократка! Вот уж нет так нет! — В голосе у него зазвучало презрение.

— Никакая она не жена лорда! Можете что угодно со мной делать, только это Минна! Минна! Я ее всюду узнаю — и Бен тоже! Только спросите его!

Мистер Хоббс опустился на стул.

— Я знал, что все это подстроено! — проговорил он. — Знал! Это они все подстроили, потому как он американец!

— Они? — повторил Дик с отвращением. — Это она все подстроила, вот кто! Это ее штучки! Хотите, я вам скажу, о чем я вспомнил, как только я ее физиономию увидел? Там в одной газете, что мы с вами читали, было сообщение, а в нем про ее сынка говорилось, что у него на подбородке шрам. Вот и пораскиньте умом, что это за шрам такой? А я вам вот что скажу: этот ее мальчишка такой же лорд, как и я! Это сын Бена! Она в меня тарелку швырнула, а попала в него… Помните? Это он и есть!

«Профессор» Дик Типтон был от природы парнишка смышленый, а жизнь в большом городе и необходимость зарабатывать себе на хлеб еще обострила его сообразительность. Он научился не теряться и все подмечать; к тому же надо признаться, что вся эта история ужасно его захватила. Если бы маленький лорд Фаунтлерой заглянул в то утро в лавку, он бы, конечно, тоже ею заинтересовался, даже если бы она касалась совсем другого мальчика, а не его.

Мистер Хоббс вконец растерялся от сознания собственной ответственности, но Дик тут же весьма энергично взялся за дело. Он написал письмо Бену, вырезал фотографию и вложил ее в конверт; мистер Хоббс тоже написал письма: одно — Седрику, другое — графу. В самый разгар трудов Дика вдруг осенило.

— Слушайте-ка, мистер Хоббс, — сказал он. — Этот парень, что мне газету дал, — адвокат. Давайте спросим у него, как поступить. Адвокаты все знают.

Мистер Хоббс был поражен этим предложением и деловитостью Дика.

— Так и поступим! — воскликнул он. — Это случай для адвоката.

И, оставив лавку под присмотром соседа, он натянул на себя пальто и отправился вместе с Диком в город. Явившись в контору мистера Харрисона, наши друзья изложили ему эту романтическую историю, чем немало его удивили.

Возможно, адвокат и не заинтересовался бы этой историей, не будь он так молод, предприимчив и не имей он столько досуга, — уж слишком невероятной она казалась. Однако случилось так, что адвокату надоело сидеть без дела, к тому же он знал Дика, а Дик весьма выразительно изложил свою точку зрения.

— Вы только скажите, сколько вы берете за час, — заявил мистер Хоббс, — и тщательно исследуйте это дело, а уж я оплачу все издержки. Меня зовут Сайлас Хоббс, угол Блэнк-стрит, зеленная и бакалея, самого лучшего качества.

— Что ж, — сказал мистер Харрисон, — если все это подтвердится, это будет замечательно для лорда Фаунтлероя, да и для меня это будет очень хорошо. Во всяком случае дело надо изучить, вреда от этого не будет. Относительно ребенка, как я понимаю, возникли кое-какие сомнения. Его мать сама возбудила подозрения, сделав противоречивые заявления относительно его возраста. Прежде всего следует написать брату Дика и семейному адвокату графа Доринкорта.

Солнце еще не зашло за горизонт, а уже письма были написаны и отправлены в двух противоположных направлениях — одно ушло на почтовом пароходе, отбывающем из Нью-Йоркского порта в Англию, а другое — в поезде, везущем пассажиров и почту в Калифорнию. Первое было адресовано: «Т. Хэвишему, эсквайру», а второе — «Бенджамину Типтону». В тот вечер, заперев лавку, мистер Хоббс и Дик до полуночи засиделись за беседой в задней комнате.