Фрэнсис Бёрнетт — Таинственный сад

Глава IV. МАРТА

Утром Мэри разбудили шаги. Открыв глаза, она увидела молодую служанку. Девушка нагнулась над ковриком перед камином и с шумом выгребала золу. Мэри немного понаблюдала за ней, потом обвела глазами комнату. Комната показалась ей необычной и мрачноватой. На стенах висели гобелены со сценами лесной охоты. Там под сенью деревьев стояли мужчины в охотничьих костюмах, лошади, собаки и великолепно одетые дамы. Башни замка виднелись вдали. Мэри так долго разглядывала охотничьи сцены, что под конец ей стало казаться, что она сама стоит в этом лесу вместе с нарядными дамами и мужчинами. Когда гобелены наскучили ей, Мэри поглядела в окно, которое выходило на пустошь. Там и впрямь не было ни одного дерева, а трава и низкий кустарник колыхались под ветром, как море.

– Что это там? – показывая на окно пальцем, спросила она служанку.

– Это-т? – проглатывая звуки на йоркширский манер, отозвалась та.

– Ну да, вон там, за окном, – уточнила Мэри.

– Эт пустошь, – ответила девушка. – Нравится?

– Нет! – уверенно отвечала Мэри. – Она какая-то отвратительная!

– Просто ты еще не привыкла, – сказала девушка с таким сильным акцентом, что Мэри поморщилась. – Ой, ты уж меня извини! – спохватилась служанка. – Сколько раз миссис Мэдлок предупреждала меня следить, как я говорю. Иначе, твердит миссис Мэдлок, тебя никто и понять-то не сможет, Марта.

И, старательно выговаривая слова, Марта повторила:

– Это из-за того, что ты еще не привыкла. Пустошь спервоначалу всем кажется чересчур голой и неуютной. Зато как приглядишься, тебе уж точно понравится.

– А тебе-то самой нравится? – испытующе поглядела на нее Мэри.

– Да, – начищая до блеска решетку камина, отозвалась Марта. – Обожаю эти места. И совсем тут не голо и не отвратительно. А весной, как начинают цвести вереск и утесник с ракитником, пустошь становится прямо невестой на выданье. Такой аромат меда стоит! И воздуху столько! Пчелы жужжат, жаворонки заливаются! Ну музыка, да и только! Да приплати мне хоть тысячу фунтов, ни за что не поеду жить далеко от пустоши!

С каждым словом эта служанка удивляла Мэри все больше и больше. В Индии слуги вели себя совсем по-другому. Они были послушны и подобострастны. Хозяевам они то и дело отвешивали почтительные поклоны, называли их «милостивыми господами» и «защитниками бедных». Им и в голову не могло прийти обращаться к хозяевам словно к равным. Когда от слуг в Индии что-нибудь требовалось, им просто приказывали. Говорить им «пожалуйста» или «спасибо» тоже не было принято. Сердясь на Айю, Мэри награждала ее пощечинами, и это считалось в порядке вещей.

И вот, внимательно глядя на Марту, Мэри вдруг поняла, что эту девушку она ударить бы никогда не решилась. Пухлое лицо Марты излучало радушие. И глаза у нее были очень добрые. Но чувствовалось, что она совершенно в себе уверена и нипочем не снесет молча обиды.

– Какая-то ты не такая служанка, – задумчиво проговорила Мэри.

– Да я и сама знаю! – весело засмеялась Марта. – Будь в Мисселтуэйте хозяйка, как в других таких же домах, меня нипочем бы не взяли сюда даже в младшие горничные. Разве что в судомойки, да и то навряд. Уж слишком я простовата. И говорю по-йоркширски, а не как принято у господ. Но тутошний дом, хоть и очень шикарный, но все здесь немного не так. Хозяйки вообще нет, и хозяина словно бы нету. Весь дом на попечении мистера Питчера и миссис Мэдлок. А мистер Крейвен или вовсе здесь не живет, или живет, но ни о чем таком вроде домашних дел и порядка даже слушать не хочет. Миссис Мэдлок по доброте душевной мне и дала тут работу. Но она мне тоже сказала: «Никогда не смогла бы тебя сюда взять, Марта, будь тут все, как в нормальных богатых домах».

– Ты теперь, что же, будешь моей служанкой? – с чисто колониальной надменностью осведомилась девочка.

– Я работаю у миссис Мэдлок, – уверенно проговорила Марта и вновь принялась за каминную решетку. – А миссис Мэдлок работает у мистера Крейвена, – продолжала она. – Значит, я не твоя служанка, а просто горничная в этом доме. Но если тебе будет нужно, кое в чем помогу. Только вряд ли тебе слишком уж моя помощь понадобится.

– Как это не слишком понадобится? – возмутилась Мэри. – А кто меня одевать будет?

Марта выронила тряпку из рук и, не вставая с колен, изумленно воззрилась на девочку.

– Ты что, сама одеться не можешь?

– Конечно нет! – сердито ответила Мэри. – Еще чего, одеваться самой! У меня для этого Айя была!

– Значит, придется теперь научиться, – нисколько не оробела горничная. – По-моему, как раз пора. И возраст у тебя подходящий, чтобы привыкнуть о себе позаботиться. Моя матушка всегда говорит: «Прямо удивляюсь, Марта, как это в богатых семействах дети не все в дураков вырастают! Потому как их и одевают, и моют, и выгуливают чуть не на привязи, будто щенков». Так вот говорит моя матушка, и сдается мне, что она права.

Слова горничной показались девочке верхом дерзости, и она возмущенно воскликнула:

– У нас в Индии говорят по-другому!

– Да уж по тебе вижу, что по-другому, – не оробела и на этот раз Марта. – Верно, слишком в твоей Индии много черных, а настоящих белых – совсем чуть-чуть. Я как прослышала, что к нам из Индии девочка едет, вообразила, будто ты тоже черная.

Мэри от возмущения резко поднялась с подушек.

– Да как ты посмела! – захлебнулась она от ярости. – Как ты только подумать могла, что я местная! Ты – дочь свиньи!

– Ты на кого намекаешь? – грозно осведомилась Марта. – Не советую тебе так заноситься. И распускать язык на всякие выражения маленькой леди вроде тебя не надо. А против черных я плохого ничего не имею. В разных там книгах про них написано, что они страсть какие религиозные. И еще там пишут, что черный – такой же обыкновенный человек и даже каждому из нас брат. А я ни одного чернокожего ни разу не видела. Вот и обрадовалась. Думаю: «Эта девочка из Индии станет моим первым чернокожим человеком на свете!» Вот я сегодня утром, когда пришла разжигать камин, и прокралась тихонько к твоей постели, отогнула одеяло и стала глядеть. Но там, заместо чернокожей девочки, лежала всего-навсего ты, – разочарованно махнула рукой служанка. – И ничего интересного я не увидела. Ну какой толк, что ты из Индии, если лицо у тебя и все другое, как у всех остальных, только гораздо желтее!

– Как ты посмела подумать, что я похожа на местных! – еще сильней разозлилась девочка. – Местные – это вообще не люди! Они просто слуги для того, чтобы все делать и кланяться. Ты ничего не знаешь про Индию! И вообще ни про что не знаешь!

Марта слушала, не отводя от Мэри изумленного взгляда, и это вконец выбило девочку из колеи. Как же все было тут не похоже на привычный ей мир! Мэри вдруг стало себя очень жалко, и, бросившись ничком на кровать, она заревела.

Марта склонилась над кроватью и ласково провела ладонью по волосам девочки.

– Не надо, не надо плакать, – умиротворяюще проговорила она. – Я ведь и впрямь не слишком-то знаю про твою эту Индию. Ты уж меня извини, мисс Мэри.

Кроткая эта речь с йоркширскими интонациями самым благотворным образом подействовала на Мэри. Она всхлипывала все реже и реже и наконец затихла.

– Ну а теперь поднимайся, – сказала Марта, когда девочка совсем успокоилась. – Миссис Мэдлок велела подавать тебе завтрак и все остальное в соседнюю комнату. Там у тебя теперь вроде детской, ну и столовая тоже. Давай, давай, вылезай из кровати. Так и быть, помогу уж тебе одеться. Особенно если пуговица на спине и какие другие трудности.

Когда Мэри наконец встала, Марта открыла платяной шкаф. Но она вынула из него совершенно не ту одежду, в которой девочка прибыла из Индии.

– Не мое, – сумрачно заключила Мэри. – У меня было все черное.

Но, оглядев белое пальто из толстой шерсти и светлое платье, она добавила:

– Эта одежда лучше моей.

– Именно в ней ты и будешь ходить, – внесла полную ясность Марта. – Мистер Крейвен велел миссис Мэдлок прикупить тебе в Лондоне новой одежды. «Не могу, – говорит, – допустить, чтобы этот ребенок бродил в черном, будто потерявшаяся душа. Тут и без того слишком мрачно. Так что, уж будьте любезны, миссис Мэдлок, купить для ребенка что-нибудь посветлее». А матушка моя, как я ей про это хозяйское приказание изложила, сразу и говорит: «Знаю, о чем мистер Крейвен подумывал. Сама страсть не жалую черного». А матушка моя в таких делах очень уж понимает.

– И я ненавижу черные вещи! – тряхнула головой Мэри Леннокс.

Дальнейшее было в одинаковой степени поучительно и для горничной, и для Мэри. Марта часто застегивала одежду на младших братьях и сестрах. Но никто из них не вел себя при этом столь безучастно, как Мэри. Она застыла на месте, словно руки и ноги у нее вовсе не двигались.

Едва Марта справилась с платьем, Мэри как ни в чем не бывало протянула ей ногу.

– Ты что, и обуваться сама не умеешь? – изумилась девушка.

– Меня всегда обувала Айя. Это такой обычай, – объяснила Мэри.

Ссылаться на «обычай» Мэри Леннокс научилась у слуг-индусов. Если им приказывали сделать то, чего их предки не делали, они возражали: «Такого обычая нет!» Услыхав это, хозяин, если он был хоть немного знаком с местными нравами, тут же смирялся, ибо настаивать все равно не имело смысла. Одевать дочку сахибов с головы до ног – «обычай был», и Мэри теперь просто не понимала, чему так удивляется Марта. Впрочем, будь эта девушка по-настоящему опытной горничной из хорошего дома, она бы отнеслась ко всему спокойнее. Ведь и в Англии слуги расчесывали детям хозяев волосы, расстегивали и застегивали ботинки на пуговицах или подбирали за ними разбросанные по полу вещи.

Но Марта не знала всех этих тонкостей. Она выросла в йоркширской деревне с целым выводком сестер и братьев, которые сызмальства не только все делали сами, но и приглядывали за младшими. Никому из них даже в голову не могло прийти, что кто-то им должен прислуживать. Вот почему еще прежде, чем Марта повела Мэри завтракать, та отчетливо поняла, что в Мисселтуэйт Мэноре придется привыкать к совершенно иным «обычаям».

– Побывать бы тебе у меня в дому, – втолковывала ей Марта. – Нас там двенадцать, а папаша приносит в неделю только шестнадцать шиллингов. Вот моя матушка и крутится каждый день, чтобы каши хватило на всех. Хорошо еще, братья с сестрами все дни напролет бродят по пустоши. Матушка говорит, их там воздух питает, и они делаются здоровыми, вроде как пони от доброй травы. А Дикену нашему, ему уж двенадцать сравнялось, и у него в пустоши даже свой личный пони имеется.

– Где же он его взял? – заинтересовалась девочка.

– В пустоши. Этот пони был тогда совсем маленьким жеребенком и расхаживал со своей мамашей. А Дикен стал прикармливать малыша то корочкой хлеба, а то травой, какая послаще. Ну, пони и привязался к нему. Теперь даже разрешает, чтобы Дикен ездил на нем верхом. Дикен у нас добрый. Его вообще все животные любят.

Мэри Леннокс уж давно мечтала завести какое-нибудь свое животное. Но у нее пока ничего не получалось, поэтому Дикен вызывал у нее все большее любопытство. Куда меньше заинтересовала ее вторая комната. Марта почему-то назвала эту комнату «детской», но Мэри она показалась попросту скучной. По стенам висели потемневшие от времени картины в золотых рамах, мебель из дуба была тяжелой и глаз не радовала. Правда, на столе дымился обильный завтрак, но у Мэри всегда был плохой аппетит. Взглянув с отвращением на тарелку с кашей, она сказала:

– Не буду!

– Кашу не будешь? – ушам своим не поверила Марта.

– Нет! – подтвердила девочка.

– Да ты только попробуй, какая вкусная. Если не любишь так, полей ее патокой или посыпь сахарком.

– Не буду я никакой каши! – брезгливо поморщилась девочка.

– Ох! – схватилась за голову Марта. – Просто смотреть не могу, как добрая еда пропадает. Да окажись мои братишки и сестры за этим столом, тут в пять минут ничего не осталось бы.

– Это еще почему? – высокомерно спросила Мэри.

– Да потому что им почти никогда не доводится досыта набить животы, – объяснила служанка. – Они всегда у нас голодны, почище, чем юные ястребы или лисята.

– Голодны? – переспросила девочка с таким видом, словно речь шла о чем-то совершенно немыслимом. – Со мной никогда не бывало такого.

– Тогда тебе полезно попробовать, – с возмущением откликнулась Марта. – Когда я гляжу на всяких там за столом, которые только таращатся на хорошее мясо и без аппетита жуют, у меня прямо готово терпение лопнуть. Если бы сейчас все отсюда перелетело бы в животы Дикена, Фила, Джейн и остальных моих братцев с сестричками, вот они были бы рады!

– Возьми и отнеси им, я все равно есть не буду, – предложила Мэри.

– Ну уж нет! – твердо проговорила служанка. – Чужого мы никогда не берем. И свободного дня сегодня у меня нету. У меня вообще выходной только раз в месяц. Вот тогда я иду домой и сама делаю все по хозяйству, чтобы матушка могла передохнуть хоть денек за сто лет.

Мэри выпила чаю и, лениво куснув несколько раз поджаренный хлебец, сказала, что завтракать больше не будет.

– Тогда одевайся теплее и беги поиграть на улицу, – ответила Марта. – Глядишь, надышишься воздухом и аппетит нагуляешь к обеду.

Мэри подошла к окну. В саду было много больших деревьев, тропинок и клумб, но так как стояла зима, все выглядело довольно уныло.

– Очень нужно в такой плохой день выходить на улицу, – заупрямилась девочка.

– Но тогда ты весь день просидишь дома, – принялась уговаривать Марта. – Не думаю, что тут тебе очень весело будет.

Мэри огляделась по сторонам. В этих двух скучных комнатах делать и впрямь было нечего.

– Ладно уж, пойду посмотрю ваш сад, – кивнула она. – Кто пойдет со мной на прогулку?

– Чего? – недоуменно уставилась на нее Марта.

– Ну, гулять со мной у вас кто обязан? – повторила вопрос Мэри.

– Никто! – внесла ясность служанка. – У нас тут гуляют сами, как все нормальные люди. Оно конечно, при братьях с сестрами ты бы могла выходить вместе с ними. Но у тебя-то их нет. А наш Дикен, к примеру, и без того любит бродить совсем одинока по пустоши. Потому, верно, и с пони сумел подружиться, что никто ему не мешал. А там еще есть и овцы, и птицы, которые его признают и едят у него прямо из рук, а Дикен мне все твердит, как это, мол, здорово. Он, добрая душа, хоть в доме еды и не густо, всегда припасет хоть немного хлебца или сухариков для всех своих любимцев из пустоши.

Услыхав снова о Дикене, Мэри заторопилась на улицу. Конечно, она понимала, что, скорее всего, не повстречает в садах ни одного дикого пони и ни единой овцы. Но, наверное, там будут птицы, а птицы тут другие, чем в Индии, и разглядеть их поближе довольно забавно.

Марта помогла ей надеть высокие ботинки из толстой кожи, пальто, шляпку и проводила до выхода в сад.

– Если пойдешь в ту калитку, – ткнула девушка пальцем в сторону живой изгороди, – как раз очутишься в садах. Когда лето, там цветов растет просто уйма, но сейчас навряд что найдешь из цветущего, потому как зимой у нас с этим плохо. Но все равно погляди.

Марта умолкла и с минуту в нерешительности переминалась с ноги на ногу.

– Ну уж, пожалуй, я все-таки тебе скажу! – наконец выпалила она. – Один из этих садов заперт. Целых десять лет туда ни ноги не ступало.

– Почему, Марта? – не смогла сохранить обычного равнодушия Мэри. К ста закрытым дверям прибавлялся еще запертый сад, и это, естественно, разбудило ее любопытство.

– Все из-за миссис Крейвен, – вздохнула Марта. – Это ведь был ее сад. А как она умерла, бедняжка, мистер Крейвен повелел запереть туда дверь, а ключ велел закопать в землю. Ой! – услыхав резкий звон колокольчика, спохватилась она. – Миссис Мэдлок меня зовет. Ну, я побежала.

Девушка скрылась в доме, а Мэри побрела по тропинке к калитке, проделанной в живой изгороди. Сейчас она могла думать только о таинственном саде, в котором уже десять лет никто не бывал. Несмотря на зимнюю пору, оголившиеся деревья и пожухлую траву под ногами, запертый сад представлялся Мэри полным цветов. И фруктовые деревья там, наверное, все в цвету. А среди зеленой листвы сидят и поют чудесные птицы. Просто обязательно нужно найти калитку, от которой зарыли ключ! Как только Мэри это удастся, она уж отыщет способ проникнуть внутрь.

Миновав калитку, девочка оказалась в огромном саду с широкими лужайками и петляющими тропинками, по обеим сторонам от которых тянулся кустарник. Вокруг было множество цветочных клумб и каких-то причудливых выстриженных растений. А в самом центре сада плескался пруд со старинным фонтаном из серого камня, но и тут все было по-зимнему уныло и пусто. Листва с кустов и деревьев давно облетела, фонтан не работал, а на клумбах не осталось даже самого захудалого цветка. Но ведь и сад этот не был заперт. Откуда же тут чудеса? Задерживаться тут дольше не имело смысла, и Мэри проследовала дальше.

Тропинка вывела ее к стене, густо увитой плющом, в центре которой виднелась дверь зеленого цвета. Мэри еще не знала, что в Англии за такими дверями обычно располагаются сад и огород для кухни. Девочка легонько толкнула дверь. Она сразу открылась, и Мэри разочарованно вздохнула. Она снова пришла не туда.

Но ей все-таки стало любопытно, что находится за зеленой дверью, и она вошла. Сад и огород для кухни был огорожен со всех сторон высокой стеной из камня. В стене напротив той, сквозь которую только что прошла Мэри, виднелась еще одна дверь. За ней оказался еще один сад, а потом – еще один. Все они были обнесены каменными оградами, и Мэри казалось, будто она ходит по каким-то странным комнатам без потолков. Фруктовые деревья тут были посажены вплотную к стенам, чтобы удобнее собирать плоды. На грядках росли зимние овощи. А над некоторыми посадками высились застекленные парники. Пройдя последний сад-комнату, Мэри уперлась в глухую стену.

– Скучно и совсем некрасиво, – тихо проворчала она и пошла обратно.

Когда она попала во второй сад, из двери напротив показался пожилой человек с лопатой через плечо. Увидав Мэри, он сперва опешил от удивления, затем не слишком радушно приветствовал ее взмахом руки. Мэри внимательно на него поглядела. Лицо пожилого человека было угрюмо и желчно. Впрочем, и Мэри по обыкновению не выказала сколько-нибудь видимого удовольствия от этой встречи.

– Куда это я попала? – мрачно осведомилась она.

– Огородов не видела, что ли? – точно таким же тоном отозвался старик.

– А там дальше что? – показала Мэри пальцем на дверь в противоположной стене.

– И там огород. И за ним, – отрывисто проговорил садовник. – А после фруктовый сад.

– А мне туда можно? – спросила девочка.

– Иди, если хочешь, – ответил мужчина и отвернулся.

Мэри пошла по дорожке и открыла еще одну зеленую дверь. За ней оказались такие же теплицы и грядки, как там, где она побывала до встречи с садовником. В стене этого огорода тоже была зеленая дверь. Мэри толкнула ее. Дверь не подалась. «Заперта!» – пронеслось в голове у девочки. Чтобы окончательно убедиться в этом, она сильнее нажала на ручку. Дверь со скрипом открылась. Опять неудача! Перед Мэри был еще один сад с огородом. И снова четыре каменные стены. Только ни в одной из них дверей больше не было. Но тут Мэри вспомнила, что у входа стена не кончалась. Значит, за садом, в котором она сейчас стоит, есть что-то еще.

Мэри подняла голову. С той стороны над стеной виднелись кроны деревьев. На одной из них восседала птичка с ярко-красной грудкой. Мэри никогда таких птиц не видела, и она ей очень понравилась. Птичка, в свою очередь, очень внимательно поглядела на Мэри и вдруг начала весело петь, словно звала девочку за собой. Мэри вдруг улыбнулась. Ведь ей так же, как и другим, были нужны любовь и друзья. А она, с тех пор как попала сюда, чувствовала себя особенно одинокой. Тут все пока было странно и непонятно. И дом, и пустошь, и неуютный по-зимнему сад. Она стояла и слушала птичку, пока та не улетела. И тут Мэри Леннокс, которая никогда никого не любила, неожиданно для самой себя подумала, как было бы хорошо увидеться с этой птичкой еще. Потом ее мысли вновь обратились к покинутому саду. На что же он все-таки похож? И как в него можно пробраться? Мэри просто не понимала этого мистера Арчибальда Крейвена. Ну зачем ему понадобилось закапывать ключ? Если он так обожал жену, то почему теперь ее сад ненавидит?

«Ничего, я сама у него спрошу, как только увижу», – решила Мэри. Но она тут же вспомнила, что ни разу в жизни еще никому не нравилась. И ей тоже никто не нравился. И с дядей они, скорее всего, сразу же не полюбят друг друга. И разговаривать он с ней не станет. И она с ним – тоже. И, конечно же, она не спросит у него о Таинственном саде, а он ничего не ответит.

Мэри вновь взглянула на дерево, где недавно сидела птичка. «Так она же, наверное, в Таинственном саду и живет! – вдруг осенило ее. – Сад огорожен стеной, а войти ниоткуда нельзя». Мэри задумчиво зашагала обратно. Ей очень был нужен старый садовник. Дойдя до первого огорода, она снова его увидела. Садовник усиленно вскапывал землю. Мэри приблизилась и молча наблюдала за ним. Он сразу заметил девочку, но не выказал никакой радости. Лицо его и за работой сохраняло угрюмость.

– А я прошла все другие сады, – первой нарушила молчание Мэри.

– Ну и чего? – равнодушно отозвался садовник.

– И фруктовый сад видела, – продолжала девочка.

– Там вроде как тоже у дверей нет собаки, – хмуро проговорил тот. – Так что укусить тебя было некому.

– Только оттуда нельзя пройти в другой сад, – покачала головой девочка.

Садовник вдруг перестал копать и, выпрямившись, мрачно воззрился на Мэри.

– В какой такой другой сад? – рявкнул он.

– Ну там же с другой стороны тоже сад, – не испугалась его собеседница. – А двери никакой нет. Я видела над оградой деревья. И еще там пела птичка с красненькой грудкой.

Как только она это сказала, старик расплылся в улыбке. Словно какой-то волшебник, проходя мимо, сдул с него мрачность. И Мэри первый раз в жизни подумала, что люди выглядят намного приятнее, когда улыбаются.

Старик повернулся в сторону фруктового сада и засвистел почти так же красиво, как красногрудая птичка. Мэри с удивлением на него поглядела. Она и не думала, что в этом грубом садовнике живут такие красивые звуки! Мгновение спустя она удивилась еще сильнее. Над головой ее мелькнула какая-то тень, и красногрудая птичка опустилась у самых ног старика садовника.

– Видала? – весело подмигнул Мэри садовник. – Явился. Где же тебя носило, бродяга? – нагнулся он к птичке. – В этом году я тебя еще не встречал. Никак, уже обхаживаешь подружку? Ты, я гляжу, у меня молодой да ранний.

Пернатый его собеседник склонил набок крохотную головку и так выразительно поглядывал то на него, то на Мэри, что казалось, понимает каждое слово. Во всяком случае, в обществе садовника он чувствовал себя вполне хорошо и, похоже, ничуть не боялся.

Как только садовник умолк, птичка запрыгала по взрыхленной земле и принялась с немыслимой скоростью выклевывать зерна и насекомых. Мэри следила за ней, и ее все сильнее охватывало совершенно новое чувство. Она еще не знала, что проникается нежностью к этой веселой птичке с крохотным пухлым телом, изящным клювом и такими хрупкими лапками, что было попросту непонятно, как на них можно так ловко прыгать.

– Она что, всегда прилетает, когда вы свистите? – спросила садовника Мэри.

– Всегда! – с гордостью тряхнул головой тот. – Мы с ним знакомы с тех пор, как он только начал летать. Он тогда вылетел из родного гнезда в другом саду, перепорхнул через нашу стену, а улететь обратно сил не хватило. Вот он и прожил несколько дней у нас. Тогда-то мы и подружились. А как он обратно перелетел, там уже его выводка не было. Видать, ему одиноко там стало в пустом гнезде, он ко мне и вернулся.

– А почему вы птичку все время «он» называете? – не поняла Мэри.

– Да потому что это самец. А порода его – малиновка. И зовут Робин. Малиновки – самые дружелюбные из всех птиц. Видишь, он у меня какой любопытный? – повернулся садовник к птичке, которая снова внимательно на него поглядела – Клюет, клюет, а сам все время ко мне прислушивается. Знает, что о нем говорят. А вообще малиновки привязываются к человеку не хуже собак. Если, конечно, обращаться с ними умеешь.

И старик с такой гордостью и любовью взглянул на Робина, точно это, по крайней мере, был его сын.

– Он у меня такой, – посмеиваясь, продолжал садовник. – Любит послушать, что люди о нем говорят. И всюду суется. В жизни не видел еще такой любопытной птицы. Начнешь какие посадки делать, он мигом летит поглядеть. Все вокруг обойдет, поклюет. Могу поручиться, он знает о нашем хозяйстве побольше, чем мистер Крейвен. Потому что мистеру Крейвену ни до чего тут нет дела. А Робин у нас вроде как главный садовник.

«Главный садовник» тут же запрыгал от радости. Время от времени он скашивал на Мэри черный блестящий глаз, и девочке казалось, что он хочет как можно больше узнать о ней.

– А его братья и сестры куда улетели? – заинтересовалась она.

– Кто же их знает? – пожал плечами садовник. – У птиц не заведено жить с родителями. Вырос – и вон из гнезда. Вот и разлетаются они кто куда. А этот оказался умнее других. Сразу смекнул, что с другом жить веселей.

Мэри подошла совсем близко к Робину и посмотрела ему прямо в глаза.

– Знаешь, я ведь тоже совсем одинокая, – поделилась она.

Старый садовник сдвинул кепку на самый затылок, и Мэри увидела, что он совсем лысый.

– Никак, ты та самая девочка, которую хозяину прислали из Индии?

Мэри кивнула.

– Тогда тебе точно уж одиноко, – согласился старик. – Боюсь, тут тебе будет нелегко с этим справиться.

Он взял лопату и снова принялся вскапывать темную жирную землю. Птичка прыгала следом и увлеченно клевала.

– А как вас зовут? – спросила Мэри.

– Бен Уэзерстафф, – перестав копать, ответил садовник. – Я тоже, признаться тебе, одинокий, – невесело усмехнулся он. – Разве что вот этот дружок прилетит. – И старый Бен ласково посмотрел на Робина.

– А у меня совсем нет друзей, – очень тихо сказала девочка. – И никогда не было. Даже Айя меня не любила, и никто со мной не играл.

Жители Йоркшира славятся прямотой. Они как на духу выкладывают собеседнику все, что о нем думают. Старый Бен Уэзерстафф был настоящим йоркширцем из пустоши. И поэтому он тут же заявил:

– Ну и похожи же мы с тобой! Будто из одного куска ткани скроены. И собой оба не шибко пригожи, верно? Как говорится, и с виду кисло, и в нутрях не сладко. Да и нрав у тебя моего не лучше.

Небольшая, но выразительная эта речь прозвучала для Мэри подлинным откровением. Никто ей не говорил ничего подобного. Родителям было некогда, а слуги ее боялись. Они только кланялись и потакали всем ее прихотям. О внешности своей Мэри и вовсе никогда не задумывалась. Неужели она и впрямь выглядит так же ужасно, как старый Бен? А если и нрав у нее не лучше… Стоило Мэри только подумать об этом, и ей сделалось совсем неуютно.

И тут за ее спиной послышалась песня малиновки. Девочка обернулась. Птица сидела на ветке яблони и выводила чудесные трели.

– Ну, видала, какой молодец! – восторженно засмеялся Бен.

– Как вы думаете, для кого он поет? – с робкой надеждой спросила девочка.

– Для тебя, разумеется, – без тени сомнения ответил садовник. – Ясное дело, он хочет с тобой завести знакомство. Видать, понравилась ты ему.

– Ты будешь со мной дружить? – вплотную подойдя к яблоне, спросила Мэри, и голос у нее дрогнул. – Правда, будешь?

Ни один из прежних знакомых Мэри сейчас попросту не признал бы ее. Куда только девались ее угрюмость и грубость? Она говорила с малиновкой таким нежным голосом, какого, кажется, и предположить нельзя было у этой сухой нелюдимой девочки. Даже садовник, и тот удивился.

– Вот ты, оказывается, какой можешь быть! – почесал он затылок. – Ты сейчас говорила с Робином словно наш Дикен, когда он со своими зверями из пустоши заводит беседу. А я-то уж думал, в тебе ничего детского нет.

– Дикен? – переспросила с трепетом девочка. – Вы его знаете?

– Кто ж его тут не знает! – ответил садовник. – Куда ни направишься, везде его можно встретить. Каждая ягода и каждый цветок у него в друзьях. По-моему, даже жаворонки от него гнезд не прячут, а лисы зовут поглядеть на своих детенышей.

Мэри хотела поподробнее расспросить старого Бена о Дикене, но в это время Робин перестал петь и вспорхнул с ветки. Мэри внимательно следила за ним.

– Глядите, глядите, мистер Уэзерстафф! – крикнула она, заметив, что птица перелетела через каменную ограду. – Он снова вернулся туда, куда нет прохода.

– Да он там и в прошлом году жил, – спокойно отозвался садовник. – Сперва он в этом саду на свет появился, а теперь, видать, выбрал подружку среди малиновок. Их там меж кустов роз просто тьма.

– Кустов роз? – заинтересовалась Мэри. – Там что, розы есть?

– Десять лет назад были, – буркнул Бен Уэзерстафф и снова принялся за работу.

– Мне так хотелось бы их увидеть! – мечтательно проговорила Мэри. – Должна же туда вести какая-то дверь.

Старый Бен вонзил лопату в землю по самый черенок.

– Десять лет назад дверь была, а теперь нету, – нехотя ответил он, и лицо его вновь стало хмурым.

– Нету? – не поверила Мэри. – Разве так может быть?

– Может! – сквозь зубы прорычал старый Бен. – И вообще, этот сад – не твоего ума дело. Советую тебе хорошенько запомнить. А теперь иди. Некогда мне больше с тобой водить время.

Он с трудом вытащил из земли лопату, положил ее на плечо и, не произнеся больше ни слова, побрел в сторону.