Георгий Скребицкий — Приворотное зелье: Рассказ

В начале зимы часто так бывает: выпадет снег, укроет землю; всё кругом — и поля и луга — станет белым, пушистым, и ветви деревьев в лесу тоже покроются снегом, отяжелеют, даже пригнутся к земле. А потом, обычно с вечера, вдруг потеплеет, небо заволокут тучи и польётся дождик; да такой дружный, спорый, прямо как летом. К утру весь снег сгонит, и зимы опять как не бывало. И вновь почернеют поля и леса, и в воздухе крепко запахнет опавшей прелой листвой.
Хмурая, невесёлая эта пора, но для охотника с гончими лучшего времени не сыскать. В такую пору позднего чернотропа я не могу усидеть в городе, с нетерпением жду первого выходного дня, чтобы укатить на охоту. Так было и в прошлом году. Мне посчастливилось выкроить на неделе два свободных дня, и я уехал в деревню к приятелю, охотнику Ивану Лукичу.
Прибыл на место в ночь и не спавши, прямо по тёмной заре вместе с товарищем отправился в лес. Решили пойти километра за три от деревни. Там очень удобные места для охоты с гончими: небольшие отъёмистые перелески, а вокруг них поля, овражки, зеленя — самое русачиное местечко.
Уже хорошо рассвело, когда мы подошли к первому лесочку. Иван Лукич протянул руку к собакам, чтобы спустить их со смычков, да вдруг так и замер с протянутой рукой, глядя куда-то вдаль.
— Смотри, смотри! — зашептал он. Я взглянул и тоже замер.
Мы стояли на опушке небольшого леса. Он спускался вниз к луговине, и вот по этой луговине шагах в трёхстах от нас не спеша, трусцой бежал волк.
Вот он показался в прогалине между ветвями, и я ясно увидел худощавую, подтянутую фигуру зверя, его лобастую морду с короткими торчащими ушами, плотно сбитый, будто литой, корпус и пушистый, висящий вниз хвост. Ветерок дул в нашу сторону, поэтому волк не чуял нас. Не подозревая опасности, зверь отправлялся после ночной охоты на дневной отдых. Через секунду он скрылся в густом кустарнике.
Как же быть? Конечно, об охоте на зайцев уже не думал ни я, ни мой приятель. Волка наши гончие собаки не погонят. Самое простое было бы затянуть лесок флажками. Место для этого было чрезвычайно удобное— небольшое, отъёмистое. Но откуда же взять флажки? Ни у Лукича, ни у кого в деревне их не было,
— Вот что, — шёпотом решил мой приятель, — бери собак, веди обратно в деревню, а оттуда сыпь прямо в город. Прямиком больше пяти километров не будет. Забирай в охотничьем обществе у Николая Николаевича, у председателя, флажки. Можешь и его с собой прихватить, и прямо сюда идите. Мы волка до вечера зафлажим и возьмём. А я здесь останусь, покараулю.
Не близкий свет пропутешествовать три километра до деревни да оттуда пять до района и сейчас же обратно. Но разве это может остановить охотника,
когда вот тут, под руками, в отъёмистой вершинке лежит на днёвке такой зверь! Почти рысью пустился я в деревню, отвёл домой собак и сейчас же отправился дальше. «Только бы застать Николая Николаевича и заполучить флажки!» — нетерпеливо думал я, приближаясь к районному центру.
Но как всегда, когда торопишься, всё начинает не клеиться. Председателя на месте не оказалось, он куда-то ушёл по делам. Где находятся флажки, без него не знали; очевидно, они были заперты в кладовке, а ключи он взял с собой. Я бросился искать Николая Николаевича по всему посёлку — нигде нет. По-видимому, он уехал с попутной машиной в район. Так и оказалось. Вернулся он только во второй половине дня. Но до вечера оставалось ещё часа три.
Не теряя ни минуты, мы захватили с собой флажки и, превозмогая усталость, подбадривая друг друга, тронулись к месту охоты.
— Говорите: прямо при вас в отвершек вошёл и обратно не выходил? — спрашивал меня, дорогою Николай Николаевич.
— Конечно, при мне. Иван Лукич его стеречь остался, чтобы не спугнул кто-нибудь, — отвечал я.
— Это хорошо, а то мало ли что может случиться? хворост придут рубить или так ребятишки в лес пожалуют, вот и спугнут. Волк —зверь чуткий, строгий зверь, шума не любит, сразу с лёжки подастся.
Обратный путь, несмотря на усталость, промелькнул как-то незаметно — подогревала близость предстоящей охоты.
Вот впереди и желанный лесок. До него уже не больше километра. Только бы успеть до темноты! Кажется, уже начинает смеркаться. Ну ничего, в крайности можем затянуть флажками сегодня, а охотиться начать уже завтра. Волк из оклада и ночью всё равно не уйдёт.
Последний километр через поле мы почти бежали бегом. Подбежали. Но где же Иван Лукич? Его нигде не было видно. Осторожно, чтобы не потревожить в лесу зверя, мы прошли вдоль опушки. Нигде нет. Значит, ушёл домой в деревню.
— Так я и думал! Пустая это затея! — раздражённо махнул рукой Николай Николаевич. — Волк, наверное, ещё днём вышел из леса. Разве его здесь удержишь? Только зря дурь из ног выбивали. Ну, идёмте в деревню, хоть отдохнём, переночуем.
После такой неудачи мой нервный подъём сразу упал, и я почувствовал такую усталость, что не знал, доплетусь ли теперь до дома. Однако делать было нечего, и мы поплелись.
Уже совсем стемнело, когда мы, еле волоча ноги, притащились в деревню к приятелю.
— А где же сам-то? — спросил я у жены Ивана Лукича, без сил опускаясь на лавку.
— В баньке парится, — весело отвечала хозяйка. — Велел и вас приглашать туда же. Они, говорит, с дальней дороги притомятся, в самый раз будет косточки поразмять, пораспарить! Он и венички прихватил на вашу долю.
— Вот это мило! — с невольной иронией ответил Николай Николаевич. — Мы тут по полям бегаем, а он, видите ли, в баньке париться изволит!
— Да уж как парится-то! — не заметив иронии, подхватила хозяйка. — Почитай, целый час, а то и по-боле там благодушествует.
— Нужно пойти узнать, когда же волк ушёл, — сказал я.
И мы с Николаем Николаевичем отправились в потёмках через огороды к речке.
Там на берегу, под старыми ветлами, темнел силуэт небольшой избушки. В крохотном оконце светился приветливый огонёк.
Подойдя вплотную к избушке-бане, мы услышали внутри её какие-то странные звуки: не то стоны, не то вопли, заглушаемые яростными шлепками веника по голому телу.
— О-о-ох, у-у-ух, ой-ой-ой! — стонал кто-то то басом, то переходя на самые высокие ноты.
— Вроде застенка, — засмеялся я. — Прямо пытки средневековые.
В это время внутри бани что-то неистово зашипело, и светлое оконце заволоклось изнутри густым облаком пара. Удары веника и вопли ещё усилились.
— Да эдак он себя, пожалуй, до смерти засечёт! — сказал Николай Николаевич. — Выручать надо. Эй, Лукич! — крикнул он в окошко. — Остепенись немножко, вылезай-ка сюда.
— А-а-а, и вы пришли! — послышался голос из бани. — Идите париться. С устатку, ух, как освежительно действует!
— Нет уж, спасибо! Мы к тебе не париться пришли,— ответил Николай Николаевич. — Ты лучше скажи, когда волк из леса ушёл?
— Зачем ушёл? Он там и сидит, нас дожидается,— ответил Иван Лукич. — Я его там караулю.
— Ка-ак не ушёл? — воскликнули мы в один голос. — Где дожидается?!
— Да в лесу. Завтра бить пойдём. Флажки-то вы принесли?
— Ну, ты, видать, совсем запарился! — возмутился Николай Николаевич.—Буровишь невесть что! Сам в бане сидит, а думает, что он волка в лесу караулит! Вылезай-ка сюда, освежись немножко…— Николай Николаевич решительно распахнул дверь бани, и оттуда вырвался такой пар, будто он открыл кипящий котёл. — Фу, чёрт! — воскликнул Николай Николаевич. — Как он там не сварился ещё!
— Закрой, закрой дверь, беспутный! — завопил не своим голосом Иван Лукич. — Весь дух на волю выпустишь!
Но Николай Николаевич не послушался. Он действительно выпустил из бани весь пар, потом заставил Ивана Лукича одеться и выйти наружу.
— Э-эх, и попариться-то как следует не дали! — ворчал тот, отдуваясь и застёгивая крючки на полушубке. — Ведь говорю: раз флажки принесли, завтра волка бить пойдём.
— Но откуда ж ты знаешь, что он не ушёл и не уйдёт ночью из леса? — недоумевали мы.
— А я его там заколдовал маленько, — засмеялся Иван Лукич. — Вы разве не знали, что я колдун?
Так мы ничего путного за весь вечер от него и не добились и легли спать, недоумевая — дурачит ли нас старик или и вправду знает, что волк до утра не уйдёт из леса.
На другой день мы поднялись чуть свет, забрали флажки и отправились в путь-дорогу. В качестве загонщика мы захватили с собой племянника Ивана Лукича, парнишку лет шестнадцати, Алёшу. И, кажется, из нас четверых он больше всех волновался и радовался предстоящей охоте.
— Ну, если волк и вправду в лесу, — сказал Николай Николаевич, — я тебе, старина, магарыч ставлю. А если ты думаешь на авось попробовать да волка не окажется, тогда не пеняй — всю твою баню по брёвнышку разнесу, больше тебе и не попариться.
— Ишь ты какой сердитый! — забеспокоился старичок. — Говорю тебе — волк в лесу привязан. Но ведь и с привязи иной раз уйти может. В этом уж я не ответчик.
— Привязан он или нет, дело твоё, а волка нам представь, — сурово ответил Николай Николаевич.— Что же мы, задаром, что ли, столько километров отмахали?
Я шёл молча, не принимая участия в этой странной беседе. Мне было ясно: старик надеялся, что сытый зверь пролежит на лёжке всю ночь. Однако я на это совсем не рассчитывал и досадовал, что из-за всей этой глупейшей затеи теряю без толку второй свободный день. Надо было сразу плюнуть на волка и охотиться с гончими, как и хотели. Но теперь время было уже упущено, гончих оставили дома и сами опять тащились «хлебать киселя» в надежде на какой-то несбыточный случай.
В таком унылом настроении я подошёл вместе с товарищами к тому месту на лесной опушке, откуда мы вчера наблюдали волка и где я оставил товарища его покараулить.
Мы сняли с плеч мешки, достали оттуда ворох красных лоскутков, привязанных к длинной бечеве, стали её разматывать и вешать на кусты, стараясь вешать так, чтобы зверь сразу их заметил. Мы с Николаем Николаевичем зафлаживали правую часть острова, а Иван Лукич с Алёшей пошли в обход слева. Где-то с другой стороны леса мы должны были встретиться и замкнуть роковой для зверя круг.
Волк и лиса — звери очень осторожные и никогда не подойдут к незнакомому предмету, а особенно если от него к тому же исходит непривычный запах материи и человека. На этом и основана охота с флажками, одна из самых увлекательных зимних охот. Конечно, напуганный выстрелами или старый, опытный зверь, не раз уже побывавший во флажках, может иногда перескочить через них и уйти, но, как правило, флажковый круг — это надёжная ловушка для волков и лисиц.
— А как вы думаете, здесь волк или мы пустое место затягиваем? — тихо спросил я у Николая Николаевича.
— Думаю, что пустое, — так же тихо ответил он.— Но всё-таки хочется проверить. Ведь жаль, если столько времени зря потеряли.
Наконец мы сошлись с Иваном Лукичом, замкнули флажковый круг и сели немного отдохнуть перед предстоящей серьёзной охотой. Удачно ли она у нас сложится?..
— Теперь давайте расстанавливаться в кругу вдоль луговины, — шёпотом сказал Иван Лукич. — Волк всегда любит своим же следом назад идти. А ты, Алёша, с другой стороны в лес заходи и иди потихоньку в нашу сторону, да не прямиком, а знаешь, вроде как челноком то вправо сверни, то влево. Иди спокойно, тихо, зря не шуми, а так по малости — кашляни, сучок какой-нибудь обломи. Волк заслышит тебя и начнёт отходить подальше, искать, где бы ему из леса выскочить, чтобы на флажки не наткнуться. Так, в конце концов, и наскочит на нас. А если слишком шуметь начнёшь, зверь с перепугу и через флажки перемахнуть может.
Старик осторожно расставил нас по местам и сам бесшумно скрылся за деревьями. Таинственность обстановки и все эти приготовления невольно подействовали и на меня, и мне уже начало вериться, что зверь и действительно здесь, во флажковом кругу. Не мог же дед разыгрывать всю эту комедию так просто, на авось! Может, и вправду он знает, что волк ни днём ни ночью не может уйти из этого леса? Но откуда же он узнал? Всё это ещё больше придавало таинственности и интереса предстоящей охоте. И в конце концов я уже сам уверил себя, что волк непременно должен быть тут, во флажках.
Самая тоскливая часть охоты с флажками — это ожидание, пока начнётся загон. Кажется, и конца не будет этому времени.
От нечего делать принимаешься считать до ста, потом до тысячи, а сигнала к началу загона всё нет и нет.
Но вот наконец где-то в дальнем краю леса раздался условный свист. Это значит — Алёша вошёл во флажковый круг и начинает гнать. С этой минуты я весь превратился в слух и зрение, боялся пропустить малейший шорох листвы, малейшее движение веток кустарника.
Вглядываясь перед собою в чащу леса, я до того напрягал зрение, что в глазах начинало рябить и поминутно казалось, что ветви дрогнули, раздвигаются… Я судорожно сжимал в руках ружьё, но, увы, всё кругом было по-прежнему неподвижно.
Проходили минуты. Изредка где-то вдали слышались лёгкий треск сучьев, покашливание, посвистывание. Это Алёша ходил по лесным овражкам и бурелому, стараясь поднять волка с лёжки.
«Да есть ли он тут в лесу?» — опять закралось сомнение. И вдруг почему-то стало совершенно ясно: конечно, нет. Всё это одна фантазия глупого старика. И мы тоже, два «умника», попались на эту удочку. Стоим в кустах и ждём, сами не знаем чего! Сделалось так досадно, что я готов был уже выбраться из засады, выйти на открытую луговину и окликнуть товарищей.
Вдруг лёгкий шелест с правого бока заставил меня обернуться. В каких-нибудь двадцати шагах от меня, на краю поляны, на чистом месте стоял волк. Он, видимо, всматривался в мою неподвижную фигуру, не понимая, что это такое.
Я хотел вскинуть к плечу ружьё, но почувствовал, что не могу, ружьё будто кто-то держал.
В тот же миг волк одним прыжком исчез в лесу.
В отчаянии я взглянул на ружьё. Проклятый погон зацепился за сук — он-то и не дал стрелять в зверя.
А ведь как стоял! Верный выстрел! И упустил, упустил по своей вине! Как же не подобрать в руку погон, как же не посмотреть, не мешает ли что! Я чуть не заплакал от огорчения.
Невдалеке гулко раздались два выстрела.
«Значит, конец охоте, — подумал я. — Зверь вышел на Николая Николаевича или на Лукича. У тех-то уж погон ни за что не зацепится, те-то уж не упустят!»
Минут через пять по лесу разнёсся громкий призывный клич. Я подошёл к охотникам.
Иван Лукич, Николай Николаевич и Алёша, все в сборе, стояли на краю луговины. Возле них на земле лежала матёрая волчица. Николай Николаевич возбуждённо рассказывал:
— Идёт она самой чащей. Ударил — ткнулась, потом вскочила — и дальше. Ну, вторым завалил.
Признаюсь, не без тайной зависти слушал я этот рассказ и поглядывал на добычу приятеля. Но ничего не поделаешь, сам виноват, вперёд буду умней.
Мы понесли волчицу в деревню.
Нести было далеко и трудно. Приходилось идти без дороги, по полю. Но, как говорится, своя ноша не тянет. Шли, оживлённо переговариваясь.
— Ну, Лукич, обещанное за мною, — говорил Николай Николаевич.—А теперь расскажи-ка нам, как же ты угадал, что волк не ушёл из леса.
— А я уж сказал вам, что я колдун, приворотное зелье имею, — засмеялся Иван Лукич.
— Брось, не дури, какое там ещё зелье!
— А очень даже надёжное, — ответил старичок.— Вот как Лексеич за флажками отправился, посидел я ещё с часок на опушке. Вижу — не выходит. Ну, значит, угомонился, улёгся на покой. А волк, видать, сытый, потому что на лёжку шёл не спеша, с прохладцей. До вечера, думаю, теперь его силком не спихнёшь. Я скорым ходом в деревню — и прямо к нашему фельдшеру: «Дай-ка, пожалуйста, мне карболочки».— «На что тебе?» — спрашивает. «А вот, — говорю,— надо приворотное зелье состряпать: волка к месту приворожить». А он вроде вас: «Какое да зачем?»— «Некогда, — говорю, — с тобой болтать, потом расскажу». Принёс я карболку домой, с дёгтем смешал да керосинцу ещё туда же для духа прибавил — отличный букет получился, хоть на свадьбу душись. Целую четверть я этих духов состряпал и притащил с собою в лес. А там сапоги себе этим зельем намазал — все подошвы как следует пропитал — и пошёл вокруг леса бродить. Брожу, душистый след на земле оставляю да ещё кругом себя из бутыли по кустам, по траве побрызгиваю. Такую «дымовую завесу» вокруг леса устроил, что не только волк, а и сам носом чую. Ну, думаю, зверь без крайней нужды на сей аромат ни за что не пойдёт, а тем более сытый. Так оно на деле и получилось. Только сам-то уж еле-еле от этого духа в баньке отмылся, и сапоги сегодня пришлось другие обуть.
— Молодец, старина! — одобрил Николай Николаевич. — А мне-то и невдомёк было, зачем ты париться в баню залез. Выходит, проспорил я — мой и ответ.
— А это уж беспременно, — весело подмигнул старичок.— Убитого зверя обязательно полагается чарочкой помянуть.