Гомер — Илиада: Глава седьмая: Сказка

Единоборство Гектора и Аякса

Так говорящий, пронесся вратами блистательный Гектор;
С ним устремился и брат Александр: и душой Приамиды
Оба пылали воинствовать снова и храбро сражаться.
Словно пловцам, долговременно жаждущим, бог посылает
Ветер попутный, когда уже, множеством весел блестящих
Понт рассекая, устали, все члены трудом изнуривши, —
Так предводители их ожидавшим троянам явились.

Начали битву: Парис поразил Арейфоева сына
Жителя Арны Менесфия, коего палиценосный
Царь породил Арейфой с черноокою Филомедузой.
Гектор вождя Эио́нея острою пикой ударил
В выю, под круг крепкомедного шлема, и крепость разрушил.
Главк, Гипполохова отрасль, ликийских мужей воевода,
Дексия сына, Ифиноя, в бурном сражении пикой
В рамо пронзил, кобылиц на него напускавшего быстрых;
В прах с колесницы он пал, и его сокрушилися члены.

Их лишь увидела светлая взором Афина богиня,
Так истребляющих воинов Аргоса в битве жестокой,
Вдруг от Олимпа высокого, бросившись, бурно помчалась
К Трое священной; навстречу богине, узрев от Пергама,
Феб Аполлон устремился: троянам желал он победы.
Встречу спешащие боги сошлися у древнего дуба;
Первый к богине воззвал дальномечущий Феб сребролукий:
«Что ты, волнения полная, дочь всемогущего Зевса
Сходишь с Олимпа? К чему ты стремима сим пламенным духом
Или склонить аргивянам неверную брани победу
Хочешь? Троян погибающих ты никогда не жалеешь!
Но прийми ты совет мой, и то благотворнее будет:
Нынешний день прекратим мы войну и убийство народов;
После да ратуют снова, доколе священного града,
Трои, конца не увидят, когда уже столько приятно
Вашему сердцу, богини великие, град сей разрушить».

Быстро воззвала к нему светлоокая дочь Эгиоха:
«Так, дальновержец, да будет; с подобною думою в сердце
Я низошла от Олимпа, к сраженью троян и ахеян.
Но возвести, прекратить ратоборство их как ты намерен?»

Снова богине ответствовал царь Аполлон сребролукий:
«Гектора мы, укротителя коней, отважность возвысим.
Пусть Приамид вызывает храбрейших героев данайских
Выйти один на один и сразиться решительной битвой;
Сим оскорбленные меднопоножные мужи данаи
Сами возбу́дят бойца одноборствовать с Гектором славным».

Так говорил, — и склонилася дочь светлоокая Зевса.
Сын Приамов, Гелен прорицатель, почувствовал духом
Оный совет, обои́м божествам совещавшим приятный,
К Гектору брату предстал и так говорил воеводе:
«Гектор, пастырь народа, советами равный Крониду!
Будешь ли мне ты послушен, усердносоветному брату?
Дай повеление сесть и троянам и всем аргивянам;
Сам же меж воинств на бой вызывай, да храбрейший данаец
Выйдет один на тебя и сразится решительным боем.
Ныне тебе не судьба умереть и предела достигнуть;
Слышал я голос такой небожителей вечно живущих».

Так произнес, — и восхитился Гектор услышанной речью,
Вышел один на средину и, взявши копье посредине,
Спнул фаланги троянские; все, успокоясь, воссели.
Царь Агамемнон равно удержал меднобронных данаев.
Тою порой Афина Паллада и Феб сребролукий,
Оба вознесшися, словно как ястребы, хищные птицы,
60Сели на дубе высоком отца молненосного Зевса,
Ратями вместе любуясь: ряды их сидели густые,
Грозно щиты, и шеломы, и острые копья вздымая,
Словно как Зе́фир порывистый по морю зыбь разливает,
Если он вдруг подымается: море чернеет под нею, —
Ратей ряды таковы и троян, и бесстрашных данаев
В поле сидели, и Гектор вещал, между ратями стоя:
«Трои сыны и ахеяне храбрые, слух преклоните;
Я вам поведаю, что мне велит благородное сердце:
Наших условий высокоцарящий Кронид не исполнил,
Но, беды освещающий, нам обоюдно готовит
Битвы, покуда иль вы крепкобашенный град наш возьмете
Или падете от нас при своих кораблях мореходных.
Здесь, о ахеяне, с вами храбрейшие ваши герои;
Тот, у которого сердце со мною сразиться пылает,
Пусть изойдет и с божественным Гектором станет на битву.
Так говорю я, и Зевс уговора свидетель нам будет.
Если противник меня поразит сокрушительной медью,
Сняв он оружия, пусть отнесет к кораблям мореходным;

Тело же пусть возвратит, чтоб трояне меня и троянки,
Честь воздавая последнюю, в доме огню приобщили.
Если же я поражу и меня луконосец прославит, —
Взявши доспехи его, внесу в Илион их священный
И повешу во храме метателя стрел Аполлона;
Тело ж назад возвращу к кораблям обоюдувесельным.
Пусть похоронят его кудреглавые мужи ахейцы
И на брегу Геллеспонта широкого холм да насыплют.
Некогда, видя его, кто-нибудь и от поздних потомков
Скажет, плывя в корабле многовеслом по черному понту:
— Вот ратоборца могила, умершего в древние веки:
В бранях его знаменитого свергнул божественный Гектор! —
Так нерожденные скажут, и слава моя не погибнет».

Рек, — и молчанье глубокое все аргивяне хранили:
Вызов стыдились отвергнуть, равно и принять ужасались.
Вдруг восстал Менелай и вещал между сонма ахеян,
Всех упрекая жестоко и горестно сердцем стеная:
«Горе мне! о самохвалы! ахеянки вы — не ахейцы!
Срам для ахейских мужей из ужасных ужаснейший будет,
Если от них ни один не посмеет на Гектора выйти:
Но погибните вы, и рассыпьтесь водою и прахом,
Вы, сидящие здесь, как народ без души и без чести!
Я ополчуся и выйду на Гектора! знаю, что свыше
Жребий победы находится, в воле богов всемогущих».

Так говоря, покрывался поспешно оружием пышным;
И тогда, Менелай, ты расстался бы с сладкою жизнью
В мощных руках Приамида, далеко сильнейшего мужа,
Если б тебя удержать не воздвиглись цари и герои:
Сам повелитель мужей, Агамемнон пространнодержавный,
За руку брата схватил, называл и вещал, убеждая:
«Ты исступлен, Менелай благородный! такое безумство
Вовсе тебя не достойно: смири огорченное сердце;
В ревности гордой с сильнейшим тебя не дерзай состязаться,
С Гектором, сыном Приама: его и другие трепещут!
С ним и Пелид быстроногий на славных мужам ратоборствах
С страхом встречается, — воин, тебя несравненно храбрейший!
Сядь при дружине своей, успокойся, питомец Зевеса;
Мы от ахеян ему одноборца другого возбу́дим;
Сколь он ни будет бесстрашен и боя кровавого жаден,
С радостью, верно, колена преклонит, когда лишь безвреден
Выйдет из пламенной битвы и страшного единоборства!»

Так говорящий герой отвратил помышление брата,
Правду ему говоря: покорился Атрид, и клевреты
Весело с плеч Менелая оружия светлые сняли.
Нестор от сонма ахеян восстал и вещал им печальный:
«Боги! великая скорбь на ахейскую землю приходит!
Истинно горько восплачет Пелей, седой конеборец,

Славный мужей мирмидонских вития и мудрый советник.
Он восхищался, когда вопрошая меня в своем доме,
Каждого порознь ахейца разведывал род и потомство;
Ныне ж, когда он услышит, что всех ужасает их Гектор,
Верно, не раз к небожителям руки прострет, да скорее
Дух сокрушенный его погрузится в обитель Аида!
Если бы ныне, о Зевс, Аполлон и Паллада Афина!
Молод я был, как в те годы, когда у гремучего брега
Билася рать пилиян и аркадян, копейщиков славных,
Около фейских твердынь, недалеко от струй Иардана,
В воинстве их впереди Эревфалион, богу подобный,
Первый стоял, ополченный оружием Арейфооя,
Славного Арейфооя, прозванием палиценосца,
Данным ему от мужей и от жен, опоясаньем красных:
Мощный, не луком тугим, не копьем длиннотенным сражался,
Он булавою железной ряды разрывал сопротивных.
Оного храбрый Ликург одолел, но не силой — коварством,
В тесном проходе; не мог он себя булавой и железной
Спасть от смерти: Ликург, на дороге его упредивши,
В чрево копьем поразил, и об дол он ударился тылом.
Снял победитель оружия, дар душегубца Арея;
После и сам их носил, выходя на Ареевы споры.
Но когда обессилел герой, состаревшийся в доме,
Отдал тяжелый доспех Эревфальону, ратному другу:
Сими доспехами гордый, выкрикивал всех он храбрейших;
Все трепетали, страшились, никто не отважился выйти.
Вспыхнуло сердце во мне, на свою уповая отвагу,
С гордым сразиться, хотя между сверстников был и я младший.
Я с ним сразился, — и мне торжество даровала Афина!
Большего всех и сильнейшего всех я убил человека!
В прахе лежал он, огромный, сюда и туда распростертый.
Если бы так я был млад и не чувствовал немощи в силах,
Скоро противника встретил бы шлемом сверкающий Гектор!
В вашем же воинстве сколько ни есть храбрейших данаев,
Сердцем никто не пылает противником Гектору выйти!»

Так их старец стыдил, — и мгновенно воспрянули девять:
Первый воздвигся Атрид, повелитель мужей Агамемнон;
После воспрянул Тидид Диомед, воеватель могучий;
Оба Аякса вожди, облеченные бурною силой;
Дерзостный Идоменей и его совоинственник грозный,
Вождь Мерион, человеков губителю равный, Арею;
После герой Эврипил, блистательный сын Эвемона;
Вслед Андремонид Фоас и за ним Одиссей знаменитый.
Столько восстало их, жаждущих с Гектором славным сразиться.
Слово опять обратил к ним Нестор, конник геренский:
«Жребии бросим, друзья, и которого жребий назначит,
Тот несомненно, я верю, возрадует души ахеян

И не менее радостен будет и сам, коль спасенный
Выйдет из пламенной битвы и страшного единоборства».

Так произнес он, — и каждый, наметивши собственный жребий,
Бросил в медный шелом Агамемнона, сына Атрея.
Рати молились и длани к бессмертным горе́ воздевали;
Так не один говорил, на пространное небо взирая:
«Даруй, о Зевс! да падет на Аякса, или́ Диомеда,
Иль на царя самого многозлатой Микены, Атрида».

Так говорили, — а Нестор шелом сотрясал пред собраньем;
Вылетел жребий из шлема, данаями всеми желанный,
Жребий Аякса; и вестник, понесши кругом по собранью,
Всем, от десной стороны, показал воеводам ахейским:
Знака никто не признал, отрекался от жребия каждый.
Вестник предстал и к тому, по собранию окрест носящий,
Кто и означил и в шлем положил; Теламонид великий
К вестнику руку простер, и вестник, приближася, подал;
Жребий увидевши, знак свой узнал и в восторге сердечном
На землю бросил его и к ахеям вскричал Теламонид:
«Жребий, ахеяне, мой! веселюся и сам я сердечно!
Так над божественным Гектором льщусь одержать я победу.
Други, пока я в рядах боевые доспехи надену,
Вы молитеся Зевсу, могущему Кронову сыну,
Между собою, безмолвно, да вас не услышат трояне.
Или молитеся громко: мы никого не страшимся!
Кто б ни желал, против воли меня не подвигнет он с поля
Силой, ни ратным искусством; и я не невеждой, надеюсь,
Сам у отца моего в Саламине рожден и воспитан!»

Так говорил, а данаи молили могущего Зевса.
Так не один возглашал, на пространное небо взирая:
«Зевс отец, обладающий с Иды, преславный, великий,
Дай ты Аяксу обресть и победу и светлую славу!
Если ж и Гектора любишь, когда и об нем промышляешь, —
Равные им обои́м и могущество даруй, и славу!»

Так говорили. Аякс покрывался блистательной медью
И, как скоро одеялся весь в боевые доспехи,
Начал вперед выступать, как Арей выступает огромный,
Если он шествует к брани народов, которых Кронион
Духом вражды сердцегложущей свел на кровавую битву:
Вышел таков Теламонид огромный, твердыня данаев,
Грозным лицом осклабляясь; и звучными сильный стопами
Шел, широко выступая, копьем длиннотенным колебля.
Все аргивяне, смотря на него, восхищалися духом;
Но троянину каждому трепет вступил в его члены;
Даже у Гектора сердце в могучей груди содрогалось;
Но ни врага избежать, ни в толпы ополчений укрыться
Не было боле возможности: сам на сражение вызвал.
Быстро Аякс подходил, пред собою несущий, как башню,

Медяный щит семикожный, который художник составил,
Тихий, усмарь знаменитейший, в Гиле обителью живший;
Он сей щит сотворил легкодвижимый, семь сочетавши
Кож из тучнейших волов и восьмую из меди поверхность.
Щит сей неся перед грудью, Аякс Теламонид могучий
Стал против Гектора близко и голосом грозным воскликнул:
«Гектор, теперь ты узнаешь, один на один подвизаясь,
В рати ахейской земли каковы и другие герои
Есть, без Пелида, фаланг разрывателя, с львиной душою!
Он у своих кораблей, при дружинах своих мирмидонских,
Празден лежит, на царя Агамемнона злобу питая.
Нас же, ахеян, которые выйти с тобою готовы,
Много таких! Начинай, Приамид, поединок и битву!»

Но ему отвечал шлемоблещущий Гектор великий:
«Сын Теламонов, Аякс благородный, властитель народа,
Тщетно меня ты, как будто ребенка, испытывать хочешь
Или как деву, которая дел ратоборных не знает.
Знаю довольно я брань и кровавое мужеубийство!
Щит мой умею направо, умею налево метать я, —
Жесткую тяжесть, — и с нею могу неусталый сражаться;
Пеший, умею ходить я под грозные звуки Арея;
Конный, умею, скача, с кобылиц быстроногих сражаться.
Но не хочу нападать на такого, как ты, ратоборца,
Скрытно высматривая, но открыто, когда лишь умечу».

Рек он — и, мощно сотрясши, поверг длиннотенную пику
И поразил Теламонида в выпуклый щит семикожный,
В яркую полосу меди, что сверху восьмая лежала:
Шесть в нем полос пробежала, рассекши, бурная пика,
В коже седьмой увязла. Тогда Теламонид великий,
Мощный Аякс, размахнувши, послал длиннотенную пику
И вогнал Приамиду оружие в щит круговидный:
Щит светозарный насквозь пролетела могучая пика,
Броню насквозь, украшеньем изящную, быстро пронзила
И на чреве, под ребрами, самый хитон растерзала,
Бурная. Гектор отпрянул и гибели черной избегнул.
Оба исторгнули вновь длиннотенные копья и разом
Сшиблися вновь, как свирепые львы, пожиратели крови,
Или как звери лесов, нелегко одолимые вепри.
Гектор копьем в середину щита Теламонида грянул,
Но щита не прорвал: на меди́ изогнулося жало.
В щит, налетевши, ударил Аякс, и насквозь совершенно
Вышло копье, напиравшего Гектора вспять отразило,
Вскользь пробежало по вые, — и черная кровь заструилась.
Боя герой не прервал, шлемоблещущий пламенный Гектор,
Но, назад он подавшися, камень рукою могучей
Сорвал, средь поля лежавший, черный, жестокий, огромный;
Махом поверг, и Аяксов блистательный щит семикожный
Глыбой в средину ударил; взревела вся медь щитовая.

Быстро Аякс подхватил несравненно огромнейший камень;
Ринул его, размахав, и, напрягши безмерную силу,
В щит угодил и насквозь проломил его камнем жерновным,
Ранил колена врагу: на хребет опрокинулся Гектор,
Сверху натиснут щитом; но незапно воздвиг Приамида
Феб; и тогда рукопашно мечами б они изрубились,
Если б к героям глашатаи, вестники бога и смертных,
Вдруг не предстали — один от троян, а другой от ахеян,
Вестник Идей и Талфибий, му́жи разумные оба.
Между героями скиптры они протянули, и рек им
Вестник троянский, Идей, исполненный мудрых советов:
«Кончите, дети любезные, кончите брань и сраженье:
Оба равно вы любезны гонителю облаков Зевсу;
Оба храбрейшие воины: в том убедилися все мы.
Но приближается ночь; покориться и ночи приятно».

Быстро к нему обратясь, отвечал Теламонид великий:
«Вестник, что ты произнес, повели произнесть Приамиду;
Он вызывал на сражение наших храбрейших героев;
Он и начни: покориться готов я, коль он пожелает».

И ему отвечал шлемоблещущий Гектор великий:
«Так, Теламонид, тебе и великость, и силу, и разум
Бог даровал; меж ахеями ты копьеборец славнейший.
Кончим на нынешний день и борьбу и сражение наше!
После сойдемся и будем сражаться, пока уже демон
Нас не разлучит, из двух одному даровавши победу.
Ныне приближилась ночь; покориться и ночи приятно.
Шествуй — и пред кораблями всех аргивян ты обрадуй,
Более ж другов любезных и ближних, каких ты имеешь;
Я же в Приамовом граде великом обрадую, в Трое,
Сердце троян и длинные ризы влачащих троянок,
Кои молиться о мне соберутся в божественном храме.
Сын Теламонов! почтим мы друг друга дарами на память.
Некогда пусть говорят и Троады сыны и Эллады:
Бились герои, пылая враждой, пожирающей сердце;
Но разлучились они, примиренные дружбой взаимной».

Гектор, слово окончивши, меч подает среброгвоздный
Вместе с ножнами его и красивым ремнем перевесным;
Сын Теламона вручает блистающий пурпуром пояс.

Так разлучася, герои — один к ополченьям ахейским
Шествовал, к сонмам троянским другой поспешал; и трояне,
Радуясь сердцем, смотрели, что шествует здрав и безвреден
Гектор, Аяксовой силы и рук необорных избегший;
В град повели Приамида не ждавшие видеть живого.
Так и Аякса красивопоножные мужи данаи
К сыну Атрея вели, восхищенного славой победы.

Им собравшимся в кущах владыки народов Атрида,
Ради пришедших тельца пятилетнего царь Агамемнон

Тучного жертвой заклал всемогущему Зевсу Крониду.
Быстро его одирают, трудятся, всего рассекают,
Рубят искусно на мелкие части, пронзают рожнами,
Жарят на них осторожно и, всё уготовив, снимают.
Скоро окончился труд, и немедленно пир уготован:
Все пировали, никто не нуждался на пиршестве общем;
Но Аякса героя особо хребтом бесконечным
Сам Агамемнон почтил, повелитель ахеян державный.
И когда питием и пищею глад утолили,
Старец в собрании первый слагать размышления начал,
Нестор, который и прежде блистал превосходством советов;
Он, благомысленный, так говорил и советовал в сонме:
«Царь Агамемнон и вы, воеводы народов данайских!
Много уже на боях полегло кудреглавых данаев,
Коих черную кровь по брегам пышноструйного Ксанфа
Бурный Арей разлиял, и в Аид погрузились их души.
Должно с зарею, Атрид, прекратить ратоборство данаев.
Мы же, поднявшися дружно, свезем с побоища трупы
В стан на волах и на месках и все совокупно сожжем их,
Одаль судов мореходных: да кости отцовские детям
Каждый в дом понесет, возвращаяся в землю родную.
После, на месте сожженья, собравшись, насыплем могилу,
Общую всем на долине, а подле построим немедля
Стену и башни высокие, нам и судам оборону.
В оных устроим ворота и крепко сплоченные створы,
Путь бы чрез оные был колесницам и коням просторный.
Подле стены той, снаружи, ров ископаем глубокий;
Пусть он, идущий кругом, воспящает и конных и пеших,
Чтоб когда-либо рать не нагрянула гордых пергамлян».

Так говорил он; совет одобряя, царя восклицали.
Мужи троянские также совет, на вершине Пергама,
Смутный и шумный держали, пред домом Приама владыки.
Первый на нем Антенор совещать благомысленный начал:
«Трои сыны, и дарданцы, и вы, о союзники наши!
Слух преклоните, скажу я, что в персях мне сердце внушает:
Ныне решимся: Елену Аргивскую вместе с богатством
Выдадим сильным Атридам; нарушивши клятвы святые,
Мы вероломно воюем; за то и добра никакого
Нам, я уверен, не выйдет, пока не исполним, как рек я».

Так произнесши, воссел Антенор; и восстал между ними
Богу подобный Парис, супруг лепокудрой Елены;
Он Антенору в ответ устремляет крылатые речи:
«Ты, Антенор, говоришь неугодное мне совершенно!
Мог ты совет и другой, благотворнейший всем нам, примыслить!
Если же то, что сказал, произнес ты от чистого сердца,
Разум твой, без сомнения, боги похитили сами!
Я меж троян, укротителей коней, поведаю мысли

И скажу я им прямо: Елены не выдам, супруги!
Что до сокровищ, которые в дом я из Аргоса вывез,
Все соглашаюся выдать и собственных к оным прибавить».

Так произнес и воссел Приамид; и восстал между ними
Древний Приам Дарданид, советник, равный бессмертным.
Он, благомыслия полный, советовал так на соборе:
«Трои сыны, и дарданцы, и вы, о союзники наши!
Слух преклоните, скажу я, что в персях мне сердце внушает:
Ныне вы, дети мои, вечеряйте во граде, как прежде;
Помните стражу ночную и бодрствуйте каждый на страже.
Завтра же вестник Идей да пойдет к кораблям мореходным,
Мощным Атрея сынам, Агамемнону и Менелаю,
Думу поведать Париса, от коего распря восстала.
Он и сию им измолвит разумную речь: не хотят ли
Мало почить от погибельной брани, доколе убитых
Трупы сожжем; и заратуем снова, пока уже демон
Нас не разлучит, одним иль другим даровавши победу».

Так говорил, — и, внимательно слушая, все покорились.
Рати троянские вместе, толпа близ толпы, вечеряли.
Рано утром Идей отошел к кораблям мореходным
И обрел уж на сонме данаев, клевретов Арея,
Подле кормы корабельной царя Агамемнона. Вестник
Стал посреди воевод и вещал им голосом звучным:
«Царь Агамемнон и вы, предводители ратей ахейских!
Царь мне Приам повелел и другие сановники Трои
Думу поведать, когда то желательно вам и приятно,
Сына его Александра, от коего распря восстала:
Те из сокровищ, которые он в кораблях многоместных
В Трою из Аргоса вывез (о лучше б он прежде погибнул!),
Хочет все возвратить и собственных к оным прибавить;
Но супругу младую Атрида царя, Менелая,
Выдать Парис отрекается, как ни склоняли трояне.
Слово еще и сие повелели сказать: не хотите ль
Вы опочить от погибельной брани, доколе убитых
Трупы сожжем; и заратуем снова, пока уже демон
Нас не разлучит, одним иль другим даровавши победу».

Рек, — и молчанье глубокое все аргивяне хранили.
Но меж них взговорил Диомед, воеватель могучий:
«Нет, да никто между нас не приемлет сокровищ Париса,
Даже Елены! Понятно уже и тому, кто бессмыслен,
Что над градом троянским грянуть готова погибель!»

Так произнес, — и воскликнули окрест ахейские мужи,
Все удивляясь речам Диомеда, смирителя коней.
И тогда ко Идею вещал Агамемнон державный:
«Слышишь ты сам, провозвестник троянский, речи ахеян:
Так отвечают ахеяне, так я и сам помышляю.
Что до сожжения мертвых, нисколько тому не противлюсь.

Долг — ничего не щадить для окончивших дни человеков,
И умерших немедленно должно огнем успокоить.
Зевс да услышит обет мой, Геры супруг громоносный!»

Так произнес — и горе́ небожителям поднял он скипетр;
И обратно Идей отошел к Илиону святому.
Тою порою сидели на сонме трояне, дардане,
Все совокупно: они ожидали, когда возвратится
Вестник почтенный. Идей возвратился и, став посреди их,
Весть произнес; и, поднявшись, трояне готовились быстро, —
Те привозить мертвецов, а другие — древа из дубравы.
Сонмы ахеян равно от судов многовеслых спешили, —
Те привозить мертвецов, а другие — древа из дубравы.

Солнце лучами новыми чуть поразило долины,
Вышед из тихокатящихся волн Океана глубоких
В путь свой небесный, как оба народа встретились в поле.
Трудно им было узнать на побоище каждого мужа:
Только водой омывая покрытых и кровью и прахом,
Клали тела на возы, проливая горючие слезы;
Громко рыдать Приам запрещал им: трояне безмолвно
Мертвых своих на костер полагали, печальные сердцем,
И, предав их огню, возвратилися к Трое священной.
Так и с другой стороны меднолатные мужи ахейцы
Мертвых своих на костер полагали, печальные сердцем,
И, предав их огню, возвращались к судам мореходным.

Не было утро еще, но седели уж сумраки ночи,
И на труд поднялися ахеян отборные мужи.
Там, где тела сожигали, насыпали дружно могилу,
Общую всем на долине; близ оной воздвигнули стену,
Башни высокие, воинству их и судам оборону;
В них сотворили ворота и крепко сплоченные створы,
Путь бы чрез оные был колесницам и коням просторный.
Подле стены той, снаружи, ров ископали великий,
Всюду широкий, глубокий, и колья по нем водрузили.
Так подвизалися там кудреглавые мужи ахейцы.

Боги меж тем, восседя у Кронида, метателя молний,
Все изумлялися, видя великое дело ахеян.
В сонме их начал вещать Посидаон, земли колебатель:
«Зевс громовержец, какой человек на земле беспредельной
Ныне богам исповедает волю свою или помысл?
Или не видишь ты, в ночь кудреглавые мужи ахейцы
Создали стену своим кораблям и пред нею глубокий
Вывели ров, а бессмертным от них возданы ль гекатомбы?
Слава о ней распрострется, где только денница сияет;
Но забудут об оной, которую я с Аполлоном
Около града царю Лаомедону создал, томяся!»

Гневно вдохнув, отвечал Посидаону Зевс тучеводец:
«Бог многомощный, землю колеблющий, что ты вещаешь!

Пусть от бессмертных другой устрашается замыслов равных,
Кто пред тобою далёко слабее и силой и духом!
Слава твоя распрострется, где только денница сияет.
Верь и дерзай: и когда кудреглавые мужи ахейцы
460В быстрых судах понесутся к любезным отечества землям,
Стену сломи их и, всю с основания в море обрушив,
Изнова берег великий покрой ты песками морскими,
Да и след потребится огромной стены сей ахейской».

Так взаимно бессмертные между собою вещали.
Солнце зашло, и свершилось великое дело ахеян.
В кущах они закалали тельцов, вечерять собирались.
Тою порой корабли, нагруженные винами Лемна,
Многие к брегу пристали: Эвней Язо́нид послал их,
Сын Ипсипилы, рожденный с Язоном, владыкой народа.
Двум Атрейонам, царю Агамемнону и Менелаю,
Тысячу мер, как подарок, напитка прислал Язонион.
Прочие мужи ахейские меной вино покупали:
Те за звенящую медь, за седое железо меняли,
Те за воловые кожи или́ за волов круторогих,
Те за своих полоненных. И пир уготовлен веселый.
Целую ночь кудреглавые мужи ахейцы по стану
Вкруг пировали, а Трои сыны и союзники — в граде.
Целую ночь им беды совещал олимпийский провидец,
Грозно гремящий, — и страх находил на пирующих бледный:
Мужи вино проливали из кубков; не смел ни единый
Пить, не возлив наперед всемогущему Кронову сыну.
Все наконец возлегли и дарами сна насладились.