Игорь Наконечный — Песчинка судьбы: Сказка

— Нет!  Но вы только полюбуйтесь… Я вас спрашиваю: и долго этот бродяга будет пялиться на мой кулинарный шедевр? — пылая праведным гневом, кондитер призывал в свидетели подмастерьев. — А ну-ка, бездельники, гоните его прочь!

— Хозяин, разве этот бездомный совершает преступление, что, как зачарованный, смотрит на ваш торт? — заметил юноша с лицом ангела. — Он на улице, перед ним витрина, да что он может сделать? Не взять руками, не сломать, не украсть.

— Он его сглазит, и этот торт никто не купит, а значит, мы останемся без обеда и ужина. А я, между прочим, трудился над ним все утро с пяти часов. Работу помощников этот грубиян как обычно в расчет не брал. — Ну, я что, должен повторять дважды? И самый старший из подмастерьев, дабы угодить хозяину, кинулся исполнять поручение.

А бездомный, не слыша, что происходит в кондитерской, и только видя жестикуляцию двухметрового толстяка, пробудившись от гипнотического сна, стал по очереди переводить взгляд с торта на кондитера, с кондитера на торт.  Дверь отворилась, и легкий ветерок вместе со сладкими запахами ванили донес слова угрозы: «…гоните прочь!» Прежде, чем юноша успел открыть рот, «поклонник белоснежного торта» отвернулся и зашагал прочь.

— Эй!.. — застыли слова на устах будущего кондитера. Пожав плечами, он тут же вернулся обратно, громко хлопнув дверью.

Бедный мужчина в старой поношенной одежде семенил по булыжной мостовой. Цилиндр на голове был смят в гармошку, с его козырька стекали капли дождя, плащ, залатанный в нескольких местах, надувался как парус при каждом порыве ветра. Обувь на ногах была разного размера, причем на левую ногу. Редкая седая бородка, умные, но грустные глаза, желтый цвет лица и красивый нос правильной формы — вот что заметил бы наблюдательный прохожий в этом человеке.  За его спиной был мешок, перевязанный грубой верёвкой, в котором что-то лежало.

Впереди замаячили трубы местной фабрики, из которых валил густой дым. Именно в ту сторону ровной неспешной походкой шагал наш герой. Крепко сжимала веревку мозолистая рука. Складывалось впечатление, что за спиной в мешке хранится что-то особо важное для этого человека, то, с чем он не при каких обстоятельствах не пожелал бы добровольно расстаться.

Забор, ворота, проходная, чуть поодаль окно, над которым висит вывеска «Прием старой обуви». В окне — скучающий приемщик мирно потягивает чай.

— А-а-а… Федор Федорович Обувщиков точен, как английский король, появляется ровно в десять часов и не минутой позже. Ты не сердись на старика, но мне куда приятней называть тебя коротко: «Обувщикофф», делая при этом особое ударение на последние «фф». И что за погода — с утра туман, потом дождь, сейчас серое небо и никакой надежды на лучик солнца! А я ох как люблю погожие, солнечные денечки! А ты?

— Мне все равно, почем нынче прием?

— Как обычно. Килограмм одна копейка, два килограмма – две, значит, получается копейки, ну а три… Да что я перед тобой распинаюсь, прейскурант не менялся последние десять лет и тебе  это хорошо известно! Поговорить что ли больше не о чем?

— Меня твои дела не интересуют!

— Не больно ты любезен, братец. Обидел что ли кто?

— Смеёшься!?  Посмотри на меня, я можно сказать, и не человек вовсе. Как я одет, огородное пугало, да и только. Кто с таким станет церемониться. А охотников  унизить простого человека на мой век хватает.

Выручив за обувь какую-то мелочь, Федор Федорович, не попрощавшись с приемщиком, побрел в обратную сторону.  Жизнь его была монотонна, однообразна и безвкусна. День или два он собирал старую обувь где только придется. Тщательно отскоблив ее от грязи, сдавал. Тем и жил. Всегда молчалив и не разговорчив, получалось, он не нуждался не в ком.  Казалось, сердце его было холодным, а душа чёрствой. Возможно, он уже давно бросил попытку разгадать великую тайну, почему жизнь именно с ним обошлась так жестоко. А с другой стороны, чего бы дал ответ на этот вопрос? Ничего! Он бы (ответ) не приумножил его материальное благосостояние, не омолодил бы его тело и дух, наконец, не вернул бы уважения общества к его личности. Тогда зачем и пытаться проникнуть в суть мироздания, разгадывать какие-то загадки и ребусы!  Уж лучше собирать обувь старую, поношенную, выброшенную людьми на улицу за ненадобностью. Стоптанные ботинки были чем-то похожи на него самого, старого, никому не нужного, выброшенного, волею судьбы, на холодную улицу.

И вот Федор Федорович вернулся домой. На окраине города Пронска среди бурьяна и крапивы было его жилище, сколоченное из старых досок и ржавого железа. Грубая кровать, железная печка, алюминиевая посуда, всюду хлам и неразбериха. Зимой холодно, летом жарко, осенью сыро – зато тихо, не одной живой души, даже собачки у Федора Федоровича не было.

Керосиновая лампа ужасно коптила. Затёртая до дыр книжка, да старые пожелтевшие газеты помогали моему герою коротать вечера наедине с самим собой. Именно в эти минуты, когда глаза уставали от чтения, откинувшись на подушку железной кровати Федор Федорович имел слабость мечтать. Ах, как сладки были эти мгновенья! Федор Федорович представлял, что он не нищий бродяга, а уважаемый господин. И каждый почтенный горожанин в городе почитает за честь при встречи с ним приподнять головной убор. А еще он не знает нужды, и в его кармане при ходьбе весело позвякивают не медные, а серебряные монетки. Да, да он, Фёдор Фёдорович Обувщиков — владелец  и по совместительству главный редактор уездной газеты. А значит, новости он узнает самый первый. Каждый день к завтраку ему в рабочий кабинет непременно подают кофе и кусочек белоснежного торта с винной вишенкой! Он ест не спеша, даже не задумывается о том, сколько имеет право съесть. Кусочек торта тает во рту, и вот  вишенка брызжет терпким соком, а удел косточки — оказаться на дне мусорной корзины.  Делая глубокий вздох, Фёдор Фёдорович открывает глаза. И что он видит: нет ни кабинета, ни свежей газеты, а вместо торта в блюдце – квашеная капуста…

— Путешествие в мир грёз окончено, Фёдор Фёдорович, — говорит он сам себе. Пора чистить печку и ложиться спать. Чинар сгорел дотла, осталась только зола и пепел. Обувщиков перед сном всегда чистил печь.  Он боялся дыма, пожара, необратимых последствий. Он жил один и рассчитывать на помощь близких не приходилось. Он стал глазами искать подходящую тару. Взял первое, что попалось под руку. Сегодня оказался на редкость удачный день, он нашёл такой величины ботинок, что казалось, принадлежал когда-то ноге великана. В него кочергой он сгреб золу. Выйдя на улицу,  Федор Федорович принялся высыпать пепел и увидел, как падает звезда. На ночном звездном небосклоне она летела со скоростью кометы.  – Я хочу увидеть чудо, — успел загадать Фёдор Федорович. Падающая звезда исчезла, а он еще долго пытался определить, куда бы она могла упасть? В Тихий океан, в африканскую пустыню, а может быть, ее остатки уже покоятся на дне реки Проня, которую ему хорошо было видно. Молодой месяц медленно выплыл из-за облачка. – Ах жалко, нет денег, пробормотал Федор Федорович, показал бы месяцу, стал богат.  – Эй, месяц, крикнул Федор Федорович, ну что тебе стоит – сделай меня богатым! Один раз в жизни за все время сотворения мира яви великое чудо! Какое именно, он не успел придумать. Ах да, ботинок, и что я держу его вверх подошвой, я, кажется потерял счет времени, замечтался.  Не спеша, переводя взгляд с месяца на башмак, глаза Федора Федоровича стали расширятся все шире, и шире. В это было невозможно поверить, но зола из обуви по-прежнему высыпалась. Что это?! — чуть ли не крикнул Федор Федорович. — Гора из пепла уже достигала щиколотки моей ноги. Я что ли сплю или пьян? Как такое возможно, чтобы пепел сыпался до сих пор? Нет, нет этому должно быть объяснение.  — А что, если это наказанье за дерзость?! — чуть ли не плача, стал он бормотать себе под нос. Золы собралось в сто раз больше, чем было в моей печке! И конца, и края этому наваждению, видно, не будет. А вдруг я простою так до утра, и кто-то меня увидит?  Как я это объясню, если сам не понимаю! От страха Федора Федоровича прошиб пот. Он стоял, не шевелясь, губы и руки его дрожали. Не каждый день человек лицезрит чудо, и реакция может быть какой угодно. Федор Федорович желал бросить ботинок, но судорога так сковала руку, что он был не в состоянии разжать пальцы. – Я пропал, — с мольбой в голосе пробормотал Федор Федорович. Господи, помоги мне! Я несчастный маленький человек, мне страшно. Что же делать? — но ответа не последовало,  а пепел все сыпался и сыпался, не спеша покачиваясь и похлопывая, опускался под ноги. И уже в отчаянии, скорее инстинктивно, чем осознанно, Федор Федорович прокричал: «Хватит!». И все прекратилось! С туманом в голове, в полуобморочном состоянии он поплелся домой. Через несколько минут обессиленным рухнул на кровать и тут же уснул.

Проснулся он утром с головной болью. Первая мысль, которая пришла на ум, была: «Что делать?!» Отнести странный во всех отношениях ботинок туда, где его нашел, или лучше закопать поглубже в землю, а может и вовсе сжечь? Зачем я его принес! — клеймил себя Федор Федорович. Увы, он был лишён воображения, а потому никак не мог предположить, что из  этого чудо-ботинка можно извлечь выгоду. Двухчасовые поиски на поставленный вопрос не дали никакого результата. Голод вновь напомнил о себе. Надо сходить на базар и купить что-нибудь поесть, а уж после и ответ найдется, — мудро решил Федор Федорович.

Мой герой не был любителем питейных заведений, он себе этого просто не мог позволить. Купить на базаре хлеб, капусту, селедку на рыбный день, да квасу — только и позволял его скромный доход. Но он был бережлив и при каждом удобном случае всегда старался отложить копейку-другую на черный день. Боясь, что дом его ограбят, деньги носил с собой. Проходя мимо пивной лавки Трехгорного, внутри что-то щелкнуло, организм заныл и попросил отдыха.  Да зайду ненадолго, пропущу стаканчик красного вина, — подбодрил себя Федор Федорович. Густой табачный дым сразу ударил в нос.  Найдя свободное место возле окна, подальше от шумной компании, новому посетителю подали винцо, хлеб и горчицу. В начале он ничего не замечал и не слышал. События минувшего вечера наложили свой отпечаток.  Он ел и запивал не спеша, скорее с неохотой, чем с жадностью. Постепенно вино разгорячило кровь, стали возвращаться основные чувства:  вкус, слух, зрение, он стал замечать, что вокруг теплится жизнь. Молодой парень в форме моряка привлек его внимание. Он громко говорил, жестикулировал руками, пил, не чокаясь, при любом удобном случае.

— …Аляска, я вам скажу, это — ад и рай на земле. Все храбрецы, честные моряки, как только услыхали, что там найдено золото, потянулись в это Богом забытое место.

— И ты? — последовал вопрос.

— А чем я хуже других?! Здоровьем Бог не обидел, я свободен как птица, нанялся матросом и поплыл через океан.

— Врешь..!

— Да не вру! Вот смотри, — и он показал наколку полуострова на своей груди. Ее мне сделали местные алеуты.

— А это еще что за народ такой? — спросил бородатый мужчина неопределенного возраста.

— А это, братец мой, коренные жители Аляски, интересный я тебе скажу народец.

— Язычники..?

— Что ты, православные, верят в нашего Иисуса Христа!

— Хорошо. А дальше что?

— Я сошел с корабля простым моряком, а через три года карманы моей куртки были доверху набиты золотом. Оно там повсюду, успевай только собирать. А если к тебе будет благосклонна Фортуна, ты сможешь найти самородок величиной с кулак!

— А ты находил… такие самородки?

— Врать не буду, мне не случалось. Зато золотой песок высыпался из моих карманов. И как бы для наглядности он вывернул их наизнанку.

— Так они пусты, — дрожащим пальцем ткнул в них мужичок небольшого росточка. Ты враль! Да он враль, братцы, а ну дайте ему!

Началась потасовка, шумная компания вывалилась на улицу. Федору Федоровичу было хорошо видно в окно, как четверо бородатых мужиков навалились на парня в форме матроса. Он бился отчаянно, можно сказать, даже с особым азартом. Складывалось впечатление, что это не первая потасовка в его жизни и далеко не последняя. Свисток городничего распугал хмельную компанию, все кинулись врассыпную кто-куда.  Когда все стихло, Федор Федорович тоже засобирался домой. Вечер клонился к ночи, он расплатился с хозяином и, немного покачиваясь, вышел из трактира. За все это время о волшебном ботинке, что валялся у него под кроватью, он так ни разу и не вспомнил.

Федор Федорович остановился и глубоко вздохнул, день прошел впустую, он пробездельничал и не сделал ничего полезного. В такие минуты он очень на себя сердился. Завтра, — подумал он, надо встать еще раньше, так как мешок для обуви полон только наполовину. Булыжная дорога закончилась, он вступил на узкую тропинку, ведущую из города к окраине, где он собственно и обитал. Ее и днем не особенно было видно, а ночью она и вовсе терялась в густом бурьяне. Обувщиков споткнулся. Камень, — подумал он, — хотя откуда здесь взялся… Камень вдруг вздрогнул, и застонал.

— Эй, ты кто? Ответа не последовало.  Ночь. Темно хоть глаз выколи. Федор Федорович хотел переступить и идти дальше. Но слабый стон: «…помогите, пожалуйста»,  заставил Обувщикова наклонится к земле.

— Эй, ты кто? — повторил свой вопрос испуганный Федор Федорович.

— … Помогите, пожалуйста! — чуть слышно прошептал незнакомец.

— Вот беда, беда! — вслух повторил несколько раз  Федор Федорович. — Идти можешь? — спросил он у незнакомца. Вопрос повис в воздухе. — Что же мне с тобой делать?  А ну, обопрись на мое плечо! Я живу здесь недалеко и как бы для подтверждения махнул в пустоту.  Федор Федорович помог незнакомому мужчине кое-как встать на ноги, крепко обняв его, постоял минуту или две, чтобы сохранить равновесие, и только тогда повел к себе домой.

Чиркнула спичка, грустно заплясал фитиль керосиновой лампы. Мокрые волосы прилипли ко лбу.  Федор Федорович отбросил их дрожащей рукой и только после этого решился взглянуть в лицо незнакомца.

— Ба!!! Да ведь это морячок, золотоискатель из трактира… Видно братец крепко тебе досталось от наших мужиков. Что верно то верно, рука у них тяжелая, но убивать не станут, так что через день или два обязательно оклемаешься. На-ка, попей водицы родниковой, бабки поговаривают, она целебная.

Почти целую неделю Федор Федорович не отходил от постели больного. Увечья на деле оказались гораздо серьёзнее, чем показались на первый взгляд. Впервые в жизни он проявил заботу к совершенно незнакомому человеку. На лечение моряка он потратил практически все свои скудные сбережения. И самое удивительное, что ниразу об этом не пожалел. Он привязался к молодому человеку, как к родному сыну, хотя имени его до сих пор не знал. Это событие перевернуло внутренний мир Федора Федоровича до неузнаваемости.  Раньше он был диковат, груб и нелюдим, зато теперь был готов продать последнюю рубашку, лишь бы вылечить больного. Эта забота стала смыслом его жизни. Да, именно сейчас, за многие годы прожитых лет он наконец  обрел смысл жизни — во что бы то ни стало поставить на ноги молодого человека.  Сама судьба поручила именно ему эту заботу, и именно этим обстоятельством он был горд и счастлив. В начале к больному вернулось сознание, потом аппетит, два три слова сказанные за день, вселяли надежду, что он идет на поправку.  А когда пострадавший окреп настолько, что уже мог вставать и ходить, то Федор Федорович в душе искренне стал простирать руки к небу с великой благодарностью за исцеление. Пришло время объясниться, память полностью вернулось к молодому человеку.

— Так как, ты говоришь, тебя зовут? — спросил Федор Федорович.

— Алексей я…

— Значит Алеша! И что же тебя привело в наши края? Я так понимаю, ты не из этих мест.

— Если говорить коротко, я оказался в вашем городе совершенно случайно. Мне посоветовали, что здесь можно с выгодой продать золото без лишних расспросов. Но как назло, когда до берега оставалось рукой подать, лодка перевернулась. Теперь оно на дне реки, искать бесполезно – глубоко. Я и сам чуть не утонул. От отчаяния пришёл в трактир, вино разгорячило кровь, и развязало язык. Ну, а что было дальше, вы видели, не так ли?

— Выходит, тебе не повезло трижды. Ты потерял золото, ты чуть не утонул и вдобавок тебя еще избили. Не много ли неприятностей за один день для одного человека?

Пропустив это замечание мимо ушей, Алексей продолжил разговор:

— Да, годы проведенные на Аляске прошли впустую. Что ж, придется возвращаться обратно и все начинать заново. Мне не привыкать, родных и близких у меня нет, я один на этом свете, так что и терять мне получается, нечего.

Над словами Алексея Обувщиков глубоко задумался. — А ведь я с ним чем-то похож, — сказал он сам себе.  Я то же один на этом свете, получается, и мне тоже терять нечего. Грустно. Но я уже стар, и моя весна давно прошла. А он молод. Он еще может создать семью. Воспитать сына или дочь. Сделать много полезного, если ему помочь, если его поддержать.

— Ты знаешь, Алеша, что я думаю: судьба не случайно свела нас. Я, возможно, единственный человек на этом свете, кто может тебе сказочно помочь.

— Как это…?

— Очень просто. Ты хочешь быть богатым? Ты им будешь. Я тебя озолочу.

— Правда!? — Алексей с недоумением посмотрел по сторонам. Сарай Федора Федоровича уж никак не походил на пещеру Алладина.

— Я Вам, конечно же, очень благодарен. Вы, возможно, вернули меня с того света. Ну зачем же надо мной насмехаться? Простите, не понимаю. Или это шутка? Ну конечно же, розыгрыш! И как я это сразу не понял! А что, я готов вам подыграть. Здесь под кроватью зарыт сундук с золотом. Всю жизнь вы ждали, кому же его отдать. Наверное, устали ждать и решили отдать первому встречному. То есть мне. А интересно, на каких условиях? Купите мою молодость, здоровье или сразу душу? Ну чего мелочиться! Давайте поторгуемся. Только знайте, меня не прельщает ни первое, ни второе и уж тем более третье.  За лечение я долг верну, а сейчас простите, я должен идти. — И он поспешно встал, намерение его было очевидно, он собирался сейчас же уйти.

— Сядь! — я еще не договорил. Думаю, я кое что для тебя сделал, а значит имею право закончить свою мысль. Да, нам придется поторговаться. И золото ты получишь не просто так, а на определенных условиях. И вот каких: ты мне дашь обещание, что женишься, своего первого сына назовешь моим именем. Это еще не все. Ты поклянёшься, что за три километра будешь обходить все питейные заведения, ты, Алеша перестанешь пить. И еще — ты станешь помогать нуждающимся не в убыток себе, но им на благо. Если не согласен, то можешь идти — тебя никто не держит!

Алексей был заинтригован. Интонация, с которой чеканил каждое слово Федор Федорович не оставляла никаких сомнений, что он говорил более чем серьезно.

— Да, но… — слова повисли воздухе. Алексей медленно сел на место.

— Да, я нищий, но это не в коей мере не мешает мне сделать тебя миллионером.

— Я наверное, сплю, или уже сошел с ума!

— Алеша, хватит тянуть кота за хвост. Ты принимаешь мои условия все и сразу, или нет?

— А что тут принимать. Я готов их выполнить даже за стакан чистой воды…

— Ну, ну, не думай, я буду на настолько скуп, ты получишь все сполна, ты получишь все, что я тебе пообещал. Правда, есть еще одно условие.

— Какая разница. Одним больше, одним меньше, я и на него согласен.

— Да, тебе придется до конца дней своих держать язык за зубами. О том, что сейчас произойдет, никто, слышишь, не одна душа не должна узнать! Это понятно?

— Нет! Но я обещаю.

— Правильный ответ. Я тебе верю и этого достаточно. А теперь, а теперь… приступим к главному. В трактире ты хвастался, что карманы твоей куртки были доверху набиты золотым песком, если так, на дне наверняка должны были остаться золотые песчинки.

— Именно их я  хотел  показать. Но Ваши земляки оказались нетерпеливы. А вот если бы они рассуждали трезво!

— Хватит Алеша, кто старое помянет, как говорится… Показывай свое золото, вернее то что от него осталось.

Молодой человек вывернул наизнанку карманы. Среди шелухи от семечек и табака, соли и грязи вдруг блеснули несколько крупиц золотого песка. Это было именно то, что так желал увидеть Федор Федорович.

— Отлично! То, что нам надо! Смочив указательный палец, Обувщиков к ним неспешно прикоснулся. Вот смотри, Алеша, что это, по твоему?

— Песок. То есть, я хотел сказать, золотой песок.

— И да, и нет. Это, Алеша, самая что ни на есть твоя судьба. Я бы сказал: «Песчинка судьбы».

— Я не понимаю!

— Сейчас все поймешь, сейчас все увидишь своими глазами.

Свободной рукой Федор Федорович из-под кровати достал ботинок. Огромный такой, весь в пыли и саже. Покрутил его в руке, дунул на него зачем-то и добавил:

— А теперь, Алеша, смотри внимательно, что сейчас произойдёт!

Стряхнув с пальца золотые песчинки внутрь ботинка, он резким поворотом кисти руки его перевернул – вверх подошвой. И вот тут началось самое интересное.  Из башмака не спеша тоненькой струйкой посыпался золотой песок. Даже при тусклом свете керосиновой лампы он переливался и искрился. Алексей, вытянув шею, смотрел, широко разинув рот.

— Чего замер, давай мешок, — скомандовал Федор Федорович.

Но Алексей не мог пошевелиться. Ему казалось, что он спит и видит сон. Но ведь это не сон! Чтобы проверить, так это или нет, он себя ущипнул.

— Алеша, собирать с земли золото будет неудобно, дай же наконец мешок.

В полной тишине больше часа они смотрели, как из «ботинка изобилия» высыпался песок золотой.  Даже немного устав, первым нарушил молчание Федор Федорович.

— Ну что, дело почти сделано, что скажешь, Алеша?

— Я думаю, хватит.

— Ну хватит, так хватит, — сказал Обувщиков, и все тут же прекратилось.

— Я не понял, а что это было?

— Самое обыкновенное волшебство, вот так! Унести сможешь, мешок тяжелый? Думаю, мне его не поднять.

— Полный мешок золотого песка – это мне?

— А кому же еще. Я слово свое сдержал. Ну и ты, будь добр, не подведи. Трать это золото на добрые дела. Все, хватит, не люблю долгих прощаний, забирай и уходи.

— Я не могу так взять и уйти!

— Почему?

— Не могу и все! Вы спасли мне жизнь, озолотили. А я возьму и просто так уйду? Не могу!

— Это добрый знак, Алеша, в тебе говорит совесть. А что такое совесть – это весть от Бога. Хорошо, я, решил, что ты для меня сейчас сделаешь, тебе это будет под силу, и совесть твоя будет спокойна. У меня есть заветная мечта. Нет, нет это не золото, не бриллианты и не жемчуг. Всю свою жизнь я мечтал купить у кондитера Шутова его фирменный торт. Мне он не продаст, даже если я брошу к его ногам этот мешок. Он просто со мной не станет разговаривать, хотя все мы люди. Но да Бог с ним. А вот ты для этого дела вполне подойдёшь. Купи у него этот торт, и мы в расчёте.

Через полчаса в пекарню Шутова пришел молодой моряк. Торговаться он не стал, и выбор его пал на белоснежный торт с винными вишнями. А когда покупатель ушел, изумленный кондитер еще долго не мог вымолвить ни слова – впервые в жизни за его товар расплатились чистым золотом. Небольшая горка золотого песка осталась на прилавке и все подмастерья, включая кондитера, до самого вечера боялись прикоснуться к этому сокровищу. На следующий день вышел в свет экстренный номер Пронской газеты, где эта сделка была подробно описана. Экземпляр той газеты, между прочим, до сих пор хранится в государственном архиве.

Впрочем, как бы ты не устал, мой читатель, но история на этом не заканчивается. Алексей принес торт, забрал золото, уже в дверях обернулся и спросил:

— Сына мне как назвать?

— Назовёшь его Федором, да-да непременно Федором Алексеевичем.

Как и кондитер Шутов, до самого вечера Федор Федорович боялся прикоснуться к торту своей мечты. Впрочем, нет ничего полезного в том, что такие желания сбываются. По нелепой случайности винная вишня попала в дыхательное горло, и в тот же день Федора Федоровича не стало.

*        *       *

С того знаменательного дня пролетело пятнадцать лет. Однажды по судоходной реке Проня в город с таким же названием, на собственном пароходе прибыл купец первой гильдии, миллионщик Алексей Павлович Аляскин. Как писала местная газета: «… дорогой гость, известный меценат появился не один.  Сын Федор, дочь Маша и супруга миллионера были одеты по последней Парижской моде».

Земские власти расшиблись в лепешку, чтобы угодить представителю частного капитала. Встречали с хлебом-солью, с цыганами, на серебряном подносе ждала хрустальная рюмочка беленькой. Алексей Павлович, крепкий мужчина с курчавой бородой, пить наотрез отказался, отщипнул корку хлеба, макнул в соль, заплатил цыганам сто рублей, лишь бы замолчали, и только тогда произнес крылатую фразу:

— Готовы торговаться?

— Помилуй, батюшка, да что мы можем тебе предложить? Нет у нас ни нефти, ни золота, город наш провинциальный, доходный дом не поставишь. Так что… — местные чиновники развели руками.

— Да на кой мне золото! Давайте завтра обо всем потолкуем.

А о чем тут можно говорить, для всех жителей Пронска до самого утра оставалось главной загадкой. Как ни пытались местные прикинуть и так, и эдак, но не понимали, в чем может быть интерес купца Аляскина вложить свой капитал в их землю. Ее везде вон сколько продается за копейки, бери не хочу. И никто не берет. А он, хитрый бестия, видно секретом каким-то владеет, а иначе не в жизнь простой моряк миллионщиком бы не стал!

И что же вы думаете? На следующий день после долгих переговоров было принято решение. Купец Аляскин на собственные средства обязывался построить для нужд города:

Первое – больницу.

Второе – школу.

Третье – механический завод.

Четвертое – памятник. Кому?  Это желание купца пока осталось в секрете.

И за все это  купец первой гильдии, миллионщик Алексей Павлович Аляскин пожелал, чтобы вся старая обувь, которая только найдется в городе и в ближайшей окрестности была собрана в одном месте, под замком. Ключ был отдан ему, и оный ключ должен быть в одном экземпляре. Ну, что на это сказали местные мужики в трактире Трехгорного: «От бешенных денег, еще и не так рассудок помутится может».

Целую неделю Алексей Аляскин собственноручно производил ревизию старой обуви. После чего, не скрывая разочарования, отдал распоряжение: «Сжечь все!» А чего он там искал, так и осталось загадкой.

На окраине города стали выбирать место под строительство механического завода. Как никак, а рабочие места Пронску нужны позарез. Площадка оказалась просторной, ровной — то что надо, только мешал один огромный дуб, тут же было принято решение дерево спилить. А еще возле дерева находился старый заброшенный сарай, его тоже порешили разобрать и сжечь. Чей это был сарай, кто был его владельцем, так толком выяснить и не удалось. Пустовал он лет пятнадцать, не меньше, так что и хозяина у него не было. Когда стали пилить дерево, проснулись птицы, из небольшого гнезда их вылетело целое полчище. Лесорубы на такое диво только развели руками, но никак не могла сотня птиц поместиться в одном гнезде! В сарае ничего ценного найдено не было. Только старые газеты, алюминиевая посуда, и огромная куча шнурков. В пламени костра они горели и извивались, как маленькие змейки. Птичье гнездо сгорело, как порох, произошла такая резкая вспышка, что аж мужики перекрестились, всё сожгли за считанные часы, осталась только зола.

Купец Аляскин сдержал обещание, в скором времени началось строительство школы, больницы и завода. Через месяц с того самого дня как Алексей Павлович вступил на землю Пронска, в воскресный день в парке города собрались люди, чтобы поприсутствовать при открытии памятника. Кому именно, не знало даже местное дворянское собрание. Поговаривали, что наверняка купец Аляскин воздвигает памятник самому себе. Ну и что, что не скромно, зато он богат, и город у него в долгу. Он, можно сказать, вдохнул свежую струю в провинциальную жизнь. Закипела работа, мужики бросили пить и взялись за дело. А когда с памятника опустили белое покрывало, все до единого от неожиданности ахнули.  С пьедестала взирал не купец Аляскин, и даже не выдающийся преобразователь природы Мичурин (тоже из местных), а незнакомый мужчина в старой поношенной одежде, цилиндр на его голове был смят в гармошку, не нем был плащ, залатанный в нескольких местах, за спиной был мешок, из которого выглядывали каблуки, носки, шнурки многочисленных ботинок. Да и сама обувь на ногах была разного размера, причем на левую ногу…  Вскоре кто-то в нем признал местного жителя Федора Федоровича Обувщикова. Но какая связь между купцом Аляскиным и Федором Обувщиковым, не знал никто. Это и была самая главная загадка этого дня и всех последующих.

Ну что ж, дорогой читатель, вот мой рассказ и подошел к концу. Думаю, что за чем следует, всем и так понятно. Одну минуточку, кажется, я слышу вопрос: «А куда исчез волшебный ботинок Федора Федоровича?».

— Да он, собственно, никуда и не пропадал. Когда Алеша ушел в кондитерскую, Федор Федорович, дабы себя больше не искушать, просто повесил его не ветку дуба. И ветка выросла, и очень красивая редкая птица вокруг ботинка свила гнездо. И каждый год происходило закономерное чудо, птицы рождались и никуда не улетали, потому что места хватало всем, так как ботинок, лежащий у основания гнезда, был волшебный. Но как мы помним, то гнездо сгорело, а вместе с ним и удивительный башмак, так что потомкам старинного Пронска досталась только зола, а моим читателям — эта подлинная история.