Иван Соколов-Микитов — Березовый ток: Рассказ

В охотничьем хозяйстве мне показали редкостный глухариный ток, и каждую весну я выезжал туда на охоту. От многих хорошо известных мне глухариных токов этот обильный птицею ток отличался необычайной особенностью.

Обычно глухариные токовища располагаются в сосновых лесах и болотах. Жизнь глухаря тесно связана с сосною (всю зиму глухари кормятся сосновой хвоею), и с давних времен охотники привыкли искать глухарей возле сосновых лесов и болот. Удивительно, что в указанном мне токовище не было ни единой сосны, а закорузлые болотные елки попадались очень редко. Все токовище, занимавшее обширное кочковатое торфяное болото, сплошь было покрыто редким корявым березняком. В таких заросших березняком лесных болотах весною охотники обычно ищут хорошую тягу.

Трудно сказать, почему выбрали глухари место, столь неподходящее для токовища. Быть может, в незапамятные времена здесь также рос сосновый лес, и после вырубки или лесного пожара его не стало. Таинственная привязанность к древнему токовищу заставляла птиц по-прежнему сюда собираться. Очень возможно, что в голодные годы гражданской войны, когда деревенскими охотниками было выбито и уничтожено много богатых глухариных токов, напуганные птицы сами переместились на безопасное место, и новый ток здесь обосновался.

Мы очень долго искали этот ток. Глухарей всюду было множество, зимою мы поднимали их целыми партиями с деревьев, по тридцати, сорока штук, а найти весной ток не удавалось. Однажды весною охотник проходил возле березового болота и вдруг услыхал громкое хлопанье крыльев. Он стал подходить на знакомые звуки, и перед ним открылось богатое токовище. Глухари пели посреди березового болота, на деревьях и на земле. По нашему краю ток был необычайно обильный, — охотник насчитал не менее полсотни птиц. С тех пор новый березовый ток мы держали в строгом секрете, неумелых и жадных охотников туда совсем не пускали…

Дорогу на березовый ток показывал мне приятель. Мы шли по лесу, по нехоженым, диким местам, и по закоренелой охотничьей привычке я замечал путь. Место, где находился березовый ток, было окружено густыми лесами без дорог и селений. Полная безлюдность и глушь мне очень понравились, и, приглядываясь к местности, я радостно предвидел успешную охоту.

Проходя леса, пересекая болота, мы не раз поднимали кормившихся глухарей. С треском и шумом вспархивали рябчики. На мху, на проталинах виднелись кучки свежего лосиного помета. Веточки молодых осинок были начисто острижены лосями. На коре деревьев далеко виднелись свежие погрызы.

Не раз мы видели бурые спины лосей, скрывавшихся в кустарниках и болотах. Шумом и треском наполнялся лес, когда, вскочив с лежек, ломая сушь, звери мчались по лесной чащобе.

Чтобы отдохнуть и хорошенько послушать, мы присаживались на пеньки. Лес окружал нас знакомо и просто. Немного передохнув, мы взваливали заплечные мешки, шли дальше тихо и осторожно.

На место, к березовому токовищу, мы пришли только под вечер и, как водится, тотчас начали приготовляться к ночлегу. Еще до прилета птиц (глухари слетаются на ток на закате солнца) нужно нарубить дров, приготовить из веток постели. Сердцу охотника особенно приятен лесной охотничий уют, с которым не могут сравниться обычные удобства. С особенным удовольствием мы разводили костер, укладывали и развешивали походные пожитки. Здесь, у охотничьего костра, я предполагал провести не одну ночь. Приятель и спутник мой хорошо знал мои охотничьи привычки. Вечером, приготовив ночлег, мы разделились. Спутник отправился искать соседние токовища, а я остался один.

Проводив приятеля, я затоптал костер, взял ружье и не торопясь направился в ток. Еще по первому взгляду место показалось мне совсем неподходящим. Вокруг росли корявые голые березы. Я смотрел на окружавшие меня голые деревья, и мое сомнение вырастало. «Уж не подшутил ли надо мною приятель?» — подумал я, оглядывая болото.

Сомнение мое скоро исчезло. Под деревьями я увидел множество глухариного «игрового» помета. Свежий «игровой» помет — вернейший признак глухариного тока. Нет, друг-товарищ меня не надул, и глухариный ток здесь будет наверно!

Под старой березой я выбрал высокую кочку, очень похожую на бархатное кресло, и расположился на ней с полным удобством. И кочка и березовое глухое болото теперь мне очень понравились; закурив трубочку, я приготовился слушать и наблюдать.

Для нас, охотников, особенную прелесть имеет незабываемый час солнечного заката. Чудесная, волшебная наступает в лесу тишина. Еще поет, разливается, как бы не в силах сдержаться, неугомонный музыкант — дрозд; сидя на вершине дерева, страстно воркует освещенный золотым лучом закатного солнца дикий голубь — витютень; спохватится, прокукует и, как бы вдруг поперхнувшись, примолкнет кукушка. Последние звуки в лесу подчеркивают наступающую тишину. Но уже по-вечернему тихо и прохладно внизу под деревьями. Нарушая наступившую тишину, прогудит жук и, зацепившись за ветку, свалится к ногам охотника на землю. Тихо и влажно хоркая, весь золотой в лучах закатного солнца, пролетит над головою охотника первый вальдшнеп и, как бы на секунду приостановившись, медленно потянет над сквозными вершинами леса.

Еще никогда не доводилось мне видеть на токах такого необычайного количества глухарей. Я сидел в бархатном кресле, а они слетались, иногда обдавая меня ветром своих сильных крыльев, низко садились на голые, сквозившие на золоте неба деревья. Я близко видел их бронзовые груди, сторожко поднятые головы с брусничными бровями.

Я сидел очарованный, не шевелясь, боясь двинуться, чтобы не испугать сидевших птиц. Длинноносые вальдшнепы один за другим непрерывно тянули над лесом. Пара вальдшнепов, страстно цвиркая, неожиданно спустилась на кочку, и я очень близко видел любовную их игру…

Я сидел до позднего вечера, до ночной темноты. До самой ночи глухари пели, «скиркали», дрались и перелетали. Сидя на месте, я видел поющих, дерущихся птиц, — чудными, сказочными казались звуки окружавшего меня лесного мира. Не желая тревожить птиц, я решился остаться до утра в току. Развалившись в лесном кресле, я засыпал и просыпался, курил трубочку и слушал, как пошевеливаются надо мною, покряхтывают спящие птицы. Где-то пролаяла лисица. Гукали и стонали зайцы; было слышно, как прошли краем болота лоси.

Не разжигая огня, я провел среди тока всю ночь. С трепетным чувством я терпеливо ждал утра, утреннего рассвета. Картина невиданного спящего тока рисовалась моему воображению.

Странное дело: утром глухариный ток молчал. Медленно наступал рассвет, на фоне просветлевшего неба выступили черные ветви деревьев, но ни единого звука не слышалось на спящем току.

«Неужто ночью здесь прошли лоси и напугали глухарей?» — думал я, стараясь разгадать причину молчания тока. Чтобы проверить подозрения, я решился тихонько пройти по всему токовищу. Тотчас над моей головою стали слетать с деревьев молчавшие птицы. Казалось, неведомый дирижер им подал сигнал молчания, и они дремали…

Больше я не мог оставаться в току и, огорченный неожиданной неудачей, тронулся в путь к своему костру. Необычайная перемена наступала в лесной природе: гнилой, холодный, почти непроницаемый туман надвинулся из залива. Густой туман медленно окутывал деревья, с намокших ветвей струились и падали тяжелые капли. Моя одежда, ружье были мокры.

«Так вот почему сегодня глухариный ток молчал, — разжигая костер, думал я о необыкновенной способности птиц предчувствовать погоду. — Несомненно, глухари знали о приближении тумана, и это было причиной молчания. Мы, охотники, должны приглядываться к явлениям природы: от этого зависит успех охоты…»