Кеннет Грэм — Ветер в ивах: Сказка

II. ПУТИ — ДОРОГИ

Однажды ярким летним утром Крот вдруг сказал:

— Если позволите, Крысси, я попрошу вас об одном одолжении.

Крыс сидел на берегу, напевая песенку. Он ее только что сочинил, а потому был совершенно поглощен и ничего вокруг (как всегда в таких случаях) не замечал — даже друзей. На заре он купался в компании знакомых уток, а когда те вставали на голову, как у них заведено, он нырял и щекотал им шеи в том месте, где у уток, в отличие от нас с вами, подбородки не растут.

Под водой, как ни ругайся, — одни пузыри получаются, и поэтому утки выныривали и, гневно подбоченясь, выкрякивали Крысу все, что думают о бездельниках с образованием. Солнце совсем потеплело, когда им удалось убедить его заняться делом, а их оставить в покое. И он подчинился: выбрался на бережок и занялся поэзией. Вот что получилось.

Уточный напев

Как в уютной заводи
Камыши густы!
Странно утки плавают,
Вверх задрав хвосты.

Видишь, лапки стройные
Из воды торчат? —
Ищут мамы в погребе
Пищу для утят.

Где мясиста водоросль
И жирна плотва,
Селезни устроили
Хлев и погреба.

Птицы желторотые
Смотрят с высоты,
Как мы здесь работаем,
Вверх задрав хвосты!

Под водой богатая
Внутренняя жизнь
Правда. Кверху лапами,
Головою вниз.

— Не знаю, считаю ли я эту песенку невесть чем, — осторожно заметил Крот.

Сам он поэтом не был и не заботился, догадываются об этом или нет: по натуре он был бесхитростен.

— Утки тоже не знают, — весело сказал Крыс. — Они говорят: «Ну почему бы не позволить каждому делать то, что вздумается, когда вздумается и как вздумается. А некоторые развалятся на берегу и глазеют на всех, придумывая замечания, поэтические произведения и прочие мерзости. Гадость какая-то!» — Вот что говорят утки.

— Так оно и есть, так и есть, — от всего сердца согласился Крот.

— То есть как? — вздрогнул Крыс.

— То есть не так, вовсе не так, — мягко сказал Крот. — Но вот о чем я хотел просить вас: мы не могли бы навестить мистера Жабба? Я так много слышал о нем — хотелось бы познакомиться…

— Отчего же? Конечно, — сказал незлопамятный Крыс и, вскочив на ноги, выбросил из головы поэзию. — Готовьте лодку, и тотчас отправимся. Визит мистеру Жаббу не бывает несвоевременным: рано или поздно — Жабб всегда одинаков. Всегда в прекрасном настроении, всегда рад вас видеть, всегда сожалеет, что вам пора уходить.

— Должно быть, очень приятное животное, — заметил Крот, берясь за весла.

Крыс устроился на корме и согласился:

— Да, животное он, действительно, редкостное. Столько простоты, добронравия, преданности. Не очень умен, пожалуй, — но не всем же быть гениями. Возможно, также хвастлив и чванлив, но это нисколько не умаляет его достоинств.

Они обогнули излучину, и перед ними предстал величественный старинный особняк розового кирпича; ухоженный газон простирался до самой реки.

— А вот и Жаббз-Холл, — сказал Крыс. — Ручей слева видите? Там, где написано «Частное владение. Высадка карается». Поднимитесь по нему до лодочного сарая, в нем мы оставим лодочку. Справа конюшни. А там — банкетный зал — один из красивейших в наших краях, но Жаббу мы не признаемся в этом, чтобы не нервничал.

В тени огромного лодочного сарая Крот выбрал весла. Они увидели множество красивых лодок, но все они либо висели на ремнях, либо сохли на стапелях, — в ручье не было ни одной; место выглядело позабыто-позаброшено.

Крыс огляделся.

— Ясно, — заключил он. — Лодки себя исчерпали. Обрыдли, как сказал бы его камердинер. Любопытно, что за причуда на этот раз. Пойдемте, взглянем.

Они побрели по цветущим газонам и вскоре наткнулись на Жабба: он ерзал в плетеном кресле и с озабоченным выражением ковырял большую географическую карту.

— Ура! — закричал он и подпрыгнул. — Это великолепно! — он тепло пожал им руки, впопыхах позабыв представиться Кроту. — Как мило с вашей стороны! — продолжал он, пританцовывая. — Я как раз собирался послать за вами, Крысси, со строгим наказом доставить вас живым или мертвым. Вы страшно нужны мне — оба. Не хотите поесть? Пошли в дом, перекусим. Вы не представляете, какая это удача: вы, вдвоем, да еще в самый нужный момент!

— Давайте хоть немного спокойно посидим, Жабби, — сказал Крыс, усаживаясь в удобное кресло.

Крот устроился в соседнем и сделал несколько вежливых замечаний относительно «достойной восхищения резиденции».

— Лучший дом на всей реке! — визгливо согласился Жабби и, не удержавшись, добавил: — Да и где бы там ни было, если уж на то пошло.

Тут Крыс толкнул Крота локтем, а Жабб, к несчастью, заметил его движение и сильно покраснел. Воцарилось молчание.

Наконец, Жабб захохотал:

— Ну, хорошо, Крысси, пусть это только мое мнение, но дом не так уж плох, не правда ли? Вы и сами знаете, что он вам нравится. Оставим это. Давайте сосредоточимся. Вы именно те животные, которые мне подходят. Вы мне поможете: дельце есть. Дело чрезвычайное.

— Вы, я полагаю, о гребле? — притворно зевнул Крыс. — Все еще много брызг, но успехи налицо. Побольше терпения и тренировки, и вы могли бы…

— Фи! Какие лодки? — сморщился Жабб. — Детский сад. Брошено давным-давно. Пустая трата времени — вот что это такое. Меня снедает печаль, когда я вижу, друзья мои, как вы растрачиваетесь в столь пустом занятии; вы, которым пора бы знать жизнь! О, нет! Лично я нашел свое призвание — истинное дело, стоящее всей жизни. Остаток дней я намерен посвятить ему, и могу лишь сожалеть о годах, прожитых мной впустую, безвозвратно ушедших, растраченных по мелочам. Я надеюсь, Крысси, ваш юный друг окажет мне любезность и пройдется с нами?

Отправились на конюшни; вторым шел Крыс с выражением гадливого недоверия на лице. У каретного сарая они увидели фургон, окрашенный в канареечный цвет с зеленоватым отливом. Весь он, включая ярко-красные колеса, блестел новизной.

— Что я вам говорил?! — вскричал Жабб, широко расставив лапы и выпятив грудь. — Перед вами настоящая жизнь, воплощенная в обыкновенной телеге. Широкие дороги, пыльные проселки, здоровье, простота, луга, пригорки! Биваки и села, веси, города! Сегодня здесь — завтра там. Путешествие, перемена мест, интерес, восторг! Весь мир перед тобою! Горизонт, как мыльный пузырь! Причем: вы видите лучший фургон из всех, что когда-либо существовали, — безо всякого исключения. Забирайтесь внутрь и посмотрите, как он оборудован. Все продумано мной собственноручно. Подчеркиваю: собственноручно!

Крот, вконец заинтригованный и восхищенный, с готовностью поднялся в фургон вслед за Жаббом. Крыс же только фыркнул, сунул лапы поглубже в карманы и с места не двинулся.

А фургон и действительно был компактный и комфортабельный: маленькие коечки, откидной столик, плита, шкафчики и книжные полки, клетка с птичкой, а также горшки, котлы, кастрюли и кувшины всех видов и размеров.

— Все есть! — торжествовал Жабб, открывая шкафчики один за другим. — Взгляните: бисквиты, консервированные омары, сардины — все, что душа пожелает. Содовая вода — тут же, табачок — вот тут, почтовая бумага, грудинка, джем, карты и домино — вы найдете всё, — продолжал он, выбираясь из фургона, — сразу же после обеда, как только мы тронемся в путь.

— Прошу прощения, — протянул Крыс, лениво жуя соломинку, — я что-то не расслышал про «мы», про «тронемся» и про «в путь».

— Начинается! — поморщился Жабб. — Бросьте, старина, этот постный тон: вы же знаете — ехать придется! Без вас я пропаду, так что считайте вопрос решенным. И не спорьте со мной: чего-чего, а этого я не выношу. Вы, надеюсь, не намерены всю жизнь гнить в этой затхлой вонючей реке, проживая в какой-то дыре и играя в лодочки? Я покажу вам мир! Я сделаю из вас настоящее животное, мой мальчик!

— Мир мало интересует меня, — тихо, но убедительно сказал Крыс. — Я никуда не еду, и это очевидно. Да, я собираюсь прожить всю жизнь на родной реке; да, — в дыре, да, — с лодочкой. Жить так, как жил всегда! Больше того, Крот останется со мной и будет делать то, что делаю я. Правда, г-н Крот?

— Ну, конечно, буду, — согласился преданный Крот. — Я всегда буду с вами, и все будет так, как вы скажете… Но было бы тоже весьма забавно… ну… тем не менее, что ли, — добавил он грустно.

Бедный крот! Ему так хотелось встать на тропу испытаний! Она так волновала его, была такая исхоженная!.. Кроме того, Крот с первого взгляда полюбил канареечную повозку и ее маленькие приспособления.

Крыс видел, что творилось в душе друга, и колебался. Он никогда не огорчал товарищей — это было чуждо его натуре, а с Кротом он не просто дружил: он любил его. Ради него он мог пойти на всё… Почти на всё…

Жабб пристально всматривался в обоих.

— Ладно. Пойдемте в дом, за едой потолкуем, — дипломатично предложил он. — Не стоит натощак принимать решения. Но лично мне, конечно, все равно: просто хотелось доставить вам удовольствие. Мой девиз: «Живи ради всех!».

За обедом, как всегда роскошным, Жабб разошелся. Не обращая внимания на Крыса, он играл на струнах неискушенной души Крота, будто на арфе. Животное от природы словоохотливое, Жабб искренне верил в свои ораторские способности и готов был следовать за собственным воображением хоть на край света. Он живописал кочевую жизнь в таких радужных тонах, что арфа его повизгивала и едва не падала со стула.

Каким-то непостижимым образом вопрос о поездке решился сам собой. И Крыс, не без некоторой брезгливости, позволил человеколюбию одолеть себя. Огорчить друзей?! Это было немыслимо: они разработали режим дня, распределили обязанности (письменно, разумеется) и уже начали чертить маршрут на карте…

Крыс вздохнул и пересел поближе.

Когда все было улажено, Жабб чуть не бегом повел путешественников к загону, где паслась седая кобыла преклонных лет. Именно ей без всяких предварительных переговоров мистер Жабб определил самую пыльную работу в экспедиции. Кобыла, крайне недовольная, откровенно предпочитала загон, и, пока Крыс с Кротом, задыхаясь, гонялись за ней, Жабб, не любивший суетиться после еды, неторопливо набивал фургончик провизией и фуражом, изредка выкрикивая полезные советы.

В конце концов, путешественники изловили кобылу, запрягли и привели в движение, а сами поплелись следом, по очереди отдыхая на оглоблях и болтая наперебой.

Сколько солнца было в этот день! Густой запах пыли приятно щекотал ноздри, в садах приветливо пели птицы; благодушные странники, поравнявшись с ними, желали доброго дня или останавливались ненадолго, чтобы сказать приятное о фургоне и экспедиции в целом; кролики, сидя у парадных дверей своих нор, закатывали глаза и верещали: «Боже мой! Боже мой!».

К вечеру они были далеко от родных мест, но соскучиться еще не успели и ностальгией не мучались. Выбрав пустынное место, где не пахло собаками и даже мычания коров не было слышно, они пустили кобылу пастись и поужинали сами: бесхитростно, но плотно, — как и подобает голодным животным. Жабб распространялся о планах на ближайшие дни, а в небе все ярче и шире разгорались звезды, томясь по своему властелину. Вот и он взошел — круторогий, безмолвный месяц — стал над костром и, греясь, внимательно слушал Жабба.

Наконец решили укладываться. Жабб, сладко перебирая лапками под одеялом и позевывая, сказал:

— Итак, друзья, вот что такое жизнь джентльмена. А вы: «Река, река…»— рассказывайте мне про вашу реку. Доброй ночи.

— Лично я про реку не рассказывал, — сдержанно возразил Крыс. — И вы, Жабб, прекрасно слышали, что не рассказывал. Тем не менее, я думаю о ней… — голос Крыса сорвался, и он закончил сбивчивым шепотом: — Да, думаю о ней… не переставая.

В полной темноте Крот заскрипел коечкой, нащупал лапу друга и сочувственно пожал ее.

— Я сделаю все, что вы хотите, Крысси, — прошептал он. — Давайте убежим завтра — рано-рано, затемно еще — и возвратимся в нашу старую добрую дыру!

— Нет-нет, что вы, — зашептал в ответ Крыс. — Огромное спасибо, но я должен сопровождать Жабба до конца всей этой затеи. Небезопасно оставлять его одного. Через неделю все кончится, поверьте, Жабб очень ветреный. Спокойной ночи.

Конец путешествия был ближе. Даже Крыс не предполагал столь быстрого его конца…

Опьяневший от свежего воздуха и сладостных переживаний, Жабб спал без задних лап, так что наутро все попытки привести его в вертикальное положение провалились. Пришлось запастись терпением и вдвоем взяться за дело. Крыс разжег костер, вымыл грязную посуду и, не забывая присматривать за строптивой кобылой, подготовил все к завтраку. Тем временем Крот сходил в деревню — весьма отдаленную — за молоком, яйцами и прочими необходимыми вещами, которые Жабб, естественно, позабыл дома. На славу потрудившись, утомленные животные отдыхали, когда появился свеженький, как огурчик, Жабб. Он произнес взволнованную речь о радостях жизни на лоне природы — той безмятежной походной жизни, к которой именно он, Жабб, подвигнул их, отрешив от забот, тревог и трудов домашнего хозяйства… Оставалось позавтракать.

Весь день они странствовали по проселочным дорогам среди тучных долин, а к вечеру остановились на пустоши, как и в прошлый раз. От предыдущего этот вечер отличался лишь тем, что гости позаботились приобщить хозяина к труду. Вследствие этого наутро у Жабба не достало энтузиазма не только на пасторальные речи, но и на успешное сопротивление друзьям, безжалостно тащившим его с коечки. Как и прежде, они двигались проселками и лишь во второй половине дня вышли на шоссе, — первое в их путешествии. Там и произошла катастрофа. Как гром среди ясного неба, она обрушилась на них: неотвратимая, внезапная и окончательная; катастрофа, круто изменившая дальнейшую судьбу мистера Жабба.

Они неспешно шли по дороге: Крот беседовал с кобылой, поскольку та давно жаловалась, что ее не принимают в компанию и не обращают на неё должного внимания; Жабб и Крыс шли за повозкой, беседуя друг с другом, — вернее, Жабб беседовал, а Крыс, думая о своем, вставлял время от времени: «Совершенно верно… А вы что ответили?» — как вдруг далеко позади послышался мерный, будто пчелиный, гуд. Оглянувшись, они увидели облачко пыли с темной точкой посередине: оно приближалось с невероятной скоростью, скуля, как раненое животное: «Бип! Бип!».

Нисколько не встревоженные, друзья вернулись к беседе, как вдруг, через одно-единственное мгновение ока (как впоследствии рассказывал Жабб) идиллии наступил конец. Животные едва успели прыгнуть в ближайшую канаву: извергая зловещее «Би-би», мимо пронесся великолепный и огнедышащий, страстный и зловонный автомобиль. На долю секунды он затмил солнце роскошью сафьяна на сиденьях и блеском ветрового стекла, за которым, в свою очередь, дико сверкали глаза водителя. Это он, именно он (Жабб хорошо разглядел!) своей левой рукой метал в пространства оглушительные «би-би». Ещё через мгновение все стихло. Как руины Помпеи лежали друзья в канаве: оглохшие, ослепшие, погребенные толстым слоем пыли.

Старушка-кобыла, мечтавшая об отчем загоне и только делавшая вид, что слушает наивного Крота, в этой новой, отвратительной ситуации просто из себя вышла. Попытки Крота воззвать к ее лучшим чувствам были напрасны: кобыла прядала ушами, вставала на дыбы и пятилась, пятилась, толкая фургончик назад к придорожной канаве. Фургон повисел над пропастью… раздался душераздирающий треск, — и канареечное чудо с зеленоватым отливом, их радость и гордость, рухнуло в канаву.

Крыс метался по шоссе вне себя от негодования.

— Негодяи! — кричал он. — Подлецы! Бандиты с большой дороги! Вы правила нарушаете! Я найду на вас управу! Я на вас донесу! Я в суд подам!

Крыс и думать забыл про ностальгию: на минуту он стал капитаном, чье канареечное судно село на мель из-за безрассудных маневров встречного новичка, и старался припомнить те утонченно-убийственные словосочетания, которые он, обыкновенно, адресовал хозяевам катеров, — тем из них, что проносились слишком близко к берегу и волной заливали паркет в его гостиной.

Парализованный Жабб сидел посреди дороги, широко растопырив негнущиеся лапы и глядя вдаль. Он неровно и часто дышал, на лице его застыло выражение бесконечного счастья, и только губы время от времени оживали, чтобы испустить едва слышное «би-би».

Крот кое-как успокоил кобылу и теперь смотрел на дно ямы. То было жалкое зрелище: поверх раздавленных бортов и окон фургончика, безнадежно погнутых осей и консервных банок валялась на боку клетка. Птичка жалобно просилась на волю.

Крыс поостыл и присоединился к Кроту: они попытались поставить фургон на колеса. Какое там!

— Эй, Жабб, — позвали они. — Помогли бы нам, что ли!

Жабб безмолвствовал, сидя все в той же позе. Они выбрались из ямы и подошли к нему. Он пребывал в трансе: над блаженной улыбкой нездорово горели глаза, устремленные в одну точку — ту самую точку. Временами он все еще испускал восторженное «би-би».

Крыс встряхнул его.

— Вы не намерены помогать нам? — строго спросил он.

— Сенсационно! Незабываемо, — пробормотал Жабб, не шелохнувшись. — Поэзия скорости! Настоящий способ передвижения. Единственное средство путешествия. Сегодня здесь, завтра — на будущей неделе! Скачут деревни, прыгают села и веси! Новые горизонты! О, блаженство, о, Биби!

— Прекратите быть ослом, Жабб! — Крот совершенно растерялся.

— А я… подумать только: я даже не думал… — монотонно сокрушался Жабб. — Сколько бессмысленно прожитых лет позади… А я не знал! Не знал! Мне даже не снилось никогда! Ну, ничего: теперь, уж теперь-то! Когда я постиг все!.. Какие дороги открыты передо мною! Как много пыли я подниму! Сколько жалких телег я сброшу в канаву, проносясь, как вихрь! Этих обыкновенных телег, — этих убожеств с зеленоватым отливом.

— Что с ним делать? — спросил Крот.

— Ни-че-го, — отчеканил Крыс. — Ничего тут уже не поделаешь: Жабби готов. Я знаком с ним давно, мой друг. Как сказал бы камердинер, у сэра крыша поехала. Несколько дней он будет бродить, как лунатик, совершенно бесполезный для окружающих. Не обращайте внимания, — подумаем лучше, что можно сделать с фургончиком.

После осмотра стало ясно: фургон свое отъездил. Оси в безнадежном состоянии, одно колесо разбито вдребезги. Завязав вожжи на спине кобылы, Крыс одной лапой взял ее под уздцы, а другой обнял клетку с птицей.

— Пойдемте, — мрачно сказал он. — До ближайшего города миль пять-шесть, но деваться некуда, идти надо. Чем раньше, тем лучше.

— А Жабб как же? — забеспокоился Крот, когда они тронулись. — Оставить его посреди дороги, да еще в таком состоянии? Это небезопасно: вдруг еще один… еще одна… в смысле, опять «Би-би»!

— Это его личное дело, — ответил раздраженный Крыс. — Я его знать не хочу.

Они не сделали и десятка шагов, как сзади послышался топот, и Жабб взял их обоих под лапки.

— А теперь я обращаюсь к вам, Жабб, — властно произнес Крыс. — Как только мы доберемся до города, вы отправитесь в полицию и выясните, что там известно об автомобиле и его владельце. Далее: написав жалобу, вы пойдете в кузницу или в каретную мастерскую и договоритесь о доставке фургона и его ремонте. Дело небезнадежное, но повозиться им, конечно, придется. Тем временем г-н Крот и я найдем, где нам остановиться, пока фургон не починят, а вас, Жабб, не подлечат.

— «Полиция, жалоба», — сонно передразнил Жабб. — Чтоб я жаловался на прекрасное видение, которым меня удостоило само небо! Чинить телегу! С телегами покончено навсегда, — я их видеть не могу. Ни слова о них! О, Крысси, вы представить не в состоянии, как премного я вам обязан! Если бы вы не согласились на путешествие, я бы остался в Жаббз-Холле и, может быть, никогда не увидел бы этого лебедя, этот луч света, этот перун! Никогда б не услышал чарующих звуков, не вдохнул сатанинского аромата!

Крыс в отчаянье закатил глаза.

— Теперь видите? — обратился он к Кроту. — Он безнадежен. Я умываю руки: никаких полиций, — сразу на вокзал! Может, нам повезет с поездом, и уже вечером мы будем на берегу реки. И уж больше никто не заставит меня проводить досуг с этим животным!

Он фыркнул в сердцах и до конца их утомительного перехода разговаривал исключительно с Кротом.

В городе они отыскали вокзал и оставили Жабба в зале ожидания для пассажиров второго класса. Дежурный участливо (всего за два пенса) согласился присмотреть за больным. Затем они устроили кобылу в конюшню гостиницы и распорядились насчет фургона с его содержимым.

А через несколько часов они вышли из поезда неподалеку от Жаббз-Холла, проводили невменяемого Жабба до самых дверей и передали камердинеру, велев ему накормить, раздеть и уложить хозяина в постель. Скоро и они добрались домой и, к великому облегчению Крыса, сели ужинать в уютной гостиной на берегу реки.

На следующий день Крот, вставший поздно и целый день без устали отдыхавший, дремал с удочкой на берегу. Там Крыс и разыскал его поздно вечером.

— Я прямо из клуба, — сказал он. — Слышали новость? Вся река только об этом и говорит! Утренним поездом мистер Жабб отбыл в город. Он заказал самый большой и самый дорогой автомобиль.