Глава V. «Верное слово, точное время»
Теперь отец стал плавать капитаном на грузовой шхуне «Ударник». Шхуна совершала малое каботажное плавание, то есть ходила в порты Крыма в Приазовья. После больших океанских кораблей, которых Володя насмотрелся на Севере, «Ударник» казался ему до обиды маленьким, оскорбительно тихоходным судном. Единственной достопримечательностью шхуны была маленькая рыжая собачонка Бобик — лохматая, хвост бубликом, над левым глазом черное пятно, словно один глаз от удивления вылез на лоб. Бобик всей собачьей душой привязался к капитану. Он лежал у его каюты на шхуне, неотлучно следовал за капитаном по берегу, ждал его у конторы порта, сопровождал домой и жил во дворе, пока Никифор Семенович не уходил опять в рейс. Все соседи уже знали: если Бобика нет во дворе, значит, и хозяина нет дома; а появился Бобик — следовательно, и хозяин дома. Встретится Бобик в порту, будьте уверены — «Ударник» прибыл…
Придя из школы, наскоро поев, Володя собрал остатки еды, чтобы отнести во двор Бобику.
— Не трудись, — предупредила его Валентина. — Бобик с папой в рейс пошел.
Володя насторожился. У него давно был задуман один план, выполнить который было бы лучше в отсутствие отца. Дело в том, что в электромоторчике, который он наконец смастерил, не хватало одной шестеренки, точно такой, какая была в отцовских часах — хронометре, который тикал всегда на тумбочке возле кровати Никифора Семеновича. Володя давно уже подбирался к этому хронометру, открывал его, рассматривал сложный механизм. Там он и заприметил шестереночку, которая великолепно бы пригодилась в его электромоторе. Через нее можно было бы пропустить ось, и тогда электромотор заработал бы. А без этого пускать моторчик было нельзя. Володя прикрыл дверь в большой комнате, где находились его рабочий стол, этажерка отца и столик Валентины. Комнату эту называли в семье Дубининых залой. Валентина ушла в Дом пионеров, мать была на кухне. Можно было приступить к делу.
Володя бережно снял с тумбочки хронометр, положил на стол мягкое полотенце и, наклонив над ним, стеклом вниз, часы, ножичком слегка поддел заднюю крышку. Чпок! — крышечка отскочила. За ней оказалась вторая, открыть ее было немного труднее, но Володя справился, и тончайшие колесики, пульсирующие стальные волоски, миниатюрные зубчатки, крохотные и цепкие сочленения мудро придуманного механизма открылись перед Володей в тикающем маленьком мирке, таком лучистом, хрупком и странно живом. Секторы лоснящихся бликов скользили, расходились веером и пропадали в полированном металле. Зеркально сверкали головки шурупчиков; плоские зубчатые шестереночки, напоминающие о работе сказочных гномов, застыли в кажущейся неподвижности, и глаз примечал только, как учащенно дышит тонюсенькая пружинка из стального волоска, то расширяясь, то сжимаясь, то расширяясь, то сжимаясь…
Стараясь не дышать, так как металл сразу же запотевал, Володя при помощи самого маленького лезвия своего перочинного ножа с величайшей осторожностью извлек шестереночку. Тикание разом прекратилось, часы стали, словно Володя лишил их жизни. Но это не испугало Володю: он знал, что стоит только поставить на место вынутую шестеренку, и часы снова заработают.
Теперь надо было укрепить шестеренку на надлежащем месте в моторчике. Володя недаром трудился над ним три недели! Сюда пошли две катушки от старого электрического звонка, колесико от сломанного заводного паровоза, немало винтиков, проволочек, шелковисто-зеленых, в обмотке, и голых, отсвечивающих медью. Но вот шестереночка из хронометра была водворена на уготовленное для нее место. Можно было запускать мотор. Володе хотелось, чтобы его торжество разделила мать. Он сбегал за ней на кухню и после долгих уговоров притащил в комнату.
— Садись, мама, вот сюда, — пригласил он, подставляя матери табурет, — и смотри, как он у меня сейчас заработает. Это я сам все сделал.
— Ох, Вовка, ты мне лучше скажи: не будет, как в прошлый раз, когда потом все окна открывать пришлось?
— Ну что ты, мама, то же было совсем другое дело! Это я готовил бездымный порох для фейерверка.
— Хорошенькое дело — бездымный! Еле отчихались все. Бобик и тот чуть не подох.
— Но то же было совершенно другое дело. Это просто произошло совершенно случайно. А сейчас я все рассчитал. Ну вот, смотри. Я сейчас включаю… Одну минуточку… Что такое?.. « А-а, понял. Тут контакт отошел. Ну вот, сейчас. Раз…
Из розетки, куда сунул штепсель Володя, метнулся огонь. Сейчас же громко щелкнуло где-то в другом конце квартиры. Из маленькой машинки, которую соорудил Володя, повалил желтый дым, обмотка проводов вспыхнула. Страшно запахло паленой резиной, и во всем доме стало темно. Всюду захлопали двери, на лестнице послышались переполошенные голоса:
— Что такое?.. Пробки, что ли, перегорели?
— Это опять там, у Дубининых, что-то!
— Ну да, я слышала, как у них чиркнуло.
— Форменное безобразие! Когда же это кончится? В прошлый раз такую вонь развели, а теперь сиди в темноте!
Но в зале, где произошла катастрофа, к сожалению, уже не было темно: от вспыхнувших проводов занялась бумага на столе, взметнулось синее пламя от опрокинутого Володей спирта.
— Что же ты наделал! — закричала мать, бросаясь тушить руками уже тлевшую скатерть. — Ведь пожар!..
Позади них раскрылась дверь, с грохотом вбежала Алевтина Марковна, соседка.
— Боже мой, горим!.. Так и знала, поджег-таки!.. Боже мой, воды!..
Володя, в темноте налетевший на нее, кинулся стремглав на кухню, прибежал оттуда с большой, очень тяжелой лоханью, в которой мокло белье. Не разобравшись, в чем дело, он вывернул ее на стол. Огонь, шипя, погас. Все молчали, тяжело дыша. Слышно было только, как сперва медленно — кап, кап, — потом частыми каплями и, наконец, в несколько струй хлынула вода, стекавшая со скатерти…
Потом что-то мягко и мокро шлепнулось на пол, словно жаба.
— Посветил бы кто, — виновато проговорил в темноте Володя.
Алевтина Марковна чиркнула спичками и поплыла к столу.
— Боже мой! — раздался ее голос, — Моя новая сорочка… Люди, граждане, смотрите, во что он ее превратил! Евдокия Тимофеевна… нет, вы посмотрите… Володя, кто тебе позволил брать лоханку с моим бельем? Ой!..
Догоравшая спичка обожгла пальцы Алевтины Марковны, и она смолкла на мгновение, чтобы снова, став уже невидимой, огласить своим криком темную комнату:
— Евдокия Тимофеевна, примите меры, я отказываюсь жить под одной крышей с подобным элементом! Я из-за него обожгла руку. Боже мой, как раз палец для наперстка!
На лестнице в темноте продолжали топать, сталкиваться и перекликаться жильцы…
— Ну погоди, будет тебе! — пригрозила Евдокия Тимофеевна. — Смотри, опять какой ералаш натворил… У-у, чтоб тебя!
Она не выдержала и мокрым полотенцем звонко хлестнула два раза по согбенной спине Володи.
— Ну-ну, мама, — негромко, но внушительно заметил в темноте Володя, — постеснялась бы все-таки… А еще Восьмое марта празднуешь, на собрания ходишь! Не стыдно?
Потом он обратился туда, где шумно дышала в темноте Алевтина Марковна:
— Кричать на меня нечего, белье ваше я не загубил. Хотите, могу сам постирать.
— Да, воображаю, на что оно будет похоже!
— А вы лучше дайте мне ваши спички, и я сейчас поправлю пробки.
— Умоляю, не надо! — закричала Алевтина Марковна. — Евдокия Тимофеевна, я вас заклинаю, не разрешайте ему! Он взорвет весь дом!
Но Володя уже, выхватив у нее спички, выбежал на лестницу. Потом он притащил снизу стремянку, приставил ее к стене, полез в угол, где был счетчик и предохранительные пробки. Ему было очень неудобно работать одной рукой, так как другой он светил себе, зажигая одну спичку за другой. Звать кого-нибудь на помощь было бесполезно. Внизу бранились в темноте рассерженные соседи, рядом, на уровне его коленок, бушевала и гудела Алевтина Марковна. Но сквозь этот шум Володя услышал неожиданно звук, от которого чуть не свалился со стремянки. Внизу весело залился лаем Бобик.
Значит, отец вернулся! Снизу уже доносился его голос. Жильцы жаловались ему на Володю. Говорят, что в подобных случаях хочется провалиться сквозь пол. Володе же, наоборот, хотелось проскочить сквозь потолок, который сейчас был гораздо ближе к нему, чем пол. Но бедняга только замер на своей стремянке.
— Опять набезобразничал? — загремел в темноте отец. — Где ты тут хоронишься?
— Я, папа, здесь.
— Это тебя куда там занесло?
— Папа, я потом тебе все объясню… Я только сейчас, я только пробки починю…
— И слезать не смей, пока не исправишь! Нашкодил? Теперь сам налаживай. Давай я тебе посвечу.
И снизу ударил в угол воронкообразный луч карманного фонарика. Он выхватил из темноты две перепачканные руки, которые вертели фарфоровые пробки на щитке предохранителя.
Минуты через три во всех комнатах на обоих этажах вспыхнул свет, и перепачканный, сконфуженный Володя медленно сполз со стремянки.
Отец пошел в залу, чтобы посмотреть на место катастрофы, Володя поплелся за ним, предчувствуя, что главный скандал еще впереди.
Никифор Семенович вошел в залу, поглядел на лужу, растекавшуюся возле стола, на подгоревшую скатерть, взял в руки еще пахнувший горелой резиной мотор.
— Как же это ты его включал? — поинтересовался он. — Прямо от штепселя? Умник! А трансформатор? Звонок-то ведь через трансформатор ставят, а ты напрямую соединил. Вообще, Володька, давай все-таки условимся раз и навсегда, чтобы ты таким самостоятельным не был. Вот будешь проходить в школе физику, станешь учить электричество, тогда уж и орудуй. Эх ты, изобретатель, шут тебя возьми!
Володя молчал. Так вот оно в чем дело! Ну кто ж его знал, этот трансформатор!..
Отец подошел к тумбочке. Прислушался, наклонился и присвистнул:
— Фью-yl Что-то у нас сегодня все не так — и часы стали!
Он поднял хронометр, потряс его, приложил к уху»
— Стоят. С двадцать седьмого года, не стояли, как я со сверхсрочной пришел. Володька, твоих рук дело?
— Папа, ты не беспокойся, — сказал Володя, — они сейчас же пойдут. Я давно уже в них разобрался. Просто я из них на минуточку вынул одну шестереночку. Она мне в моторе была нужна.
— Вынул? Ты что, в своем уме? Ну, хватит, Владимир! Я терпел, терпел, да и кончилось мое терпение. Чтоб сейчас же все эти твои крючки, закорючки да проволоки разные, весь этот хлам твой — вон отсюда! И если хоть что появится, я сразу же в помойку! Слышишь?
— Ну вот, довел отца! Так и знала, что когда-нибудь доведет, — сокрушалась Евдокия Тимофеевна.
— Папа, я больше никогда не буду.
— Не будешь, потому что не с чем будет. Чтоб завтра ничего здесь этого не было! Давай сюда шестеренку… Вот. И завтра утречком отнесешь вместе с хронометром часовому мастеру на углу, и, если не починит, — лучше ты мне на глаза не попадайся! Так и знай!
Володя положил злосчастную шестереночку возле молчавшего хронометра.
— Папа, ты дай, я только попробую… Я же знаю как!
— Вот я тебя раз навсегда от этого хвастовства отучу, чтобы ты не брался, за что тебе не положено!.. На, бери, ставь!.. — Отец в сердцах подтолкнул концами пальцев хронометр к Володе. — Ну, принимайся, а я погляжу. Тоже мне — точная механика!
— Папа, ты только не кричи на меня, — остановил его Володя, — потому что, у меня и так руки трясутся, а тут еще ты…
Володя раскрыл ножичком обе крышки хронометра, потом осторожненько поставил шестеренку в пустовавшее гнездо, подвинтил шурупчик, приладил зубчатое колесико, слегка подул, протер запотевший металл концом чистой тряпочки, тряхнул хронометр.
Колесико слабо двинулось, пружинка вздулась, опала, и все опять замерло. Володя еще раз потряс хронометр, поковырял ножичком колесико… Механизм оставался неподвижным. Часы не шли. Володя почувствовал, как у него начинают жарко чесаться набухшие мочки ушей. Он еще ниже склонился над хронометром. Но как ни тряс он и как ни дул и ни вертел — часы не шли.
— Вот теперь и видишь сам, что обещаниями швыряться не надо, — проговорил отец, махнул рукой и пошел в другую комнату, сам огорченный, потому что ему в эту минуту очень хотелось, чтобы Володя справился с хронометром и сдержал свое слово.
Володя отказался от ужина. Как ни звал его отец, как ни уговаривала мать, он сидел за своим столиком и тоненькой проволочкой старался расшевелить оцепеневший механизм часов.
Пришла из Дома пионеров после спевки Валентина. Она узнала от домашних о происшествии и тихонько вошла в залу. Володя, обернувшись, метнул на нее недобрый взгляд и сжался весь, приготовившись выслушать колкости. Но Валентина не хотела дразнить брата: она хорошо понимала, каково ему сейчас.
— Вова, хочешь, я тебе сюда чайку принесу? Мама сухари ванильные купила.
— Не хочу я!
— Зря ты мучаешься, раз уж видно, что не выходит…
— Уйди ты, Валентина… Я тебя честно прошу: уйди!
— Ну, пожалуйста, только без психики, — обиделась Валя.
Володя швырнул в нее линейкой.
— Не трогай ты его, — тихо посоветовал отец. — Ему хочется свое доказать. Ну и пусть помучается.
— Гордый, принципиальный, не приведи бог, — согласилась мать.
И, Володю решили оставить в покое, чтобы не мешать. Он слышал, как убрали посуду со стола, как потушили свет. Потом все в доме затихло. Володе смертельно хотелось спать. Рот у него разлезался во все стороны от зевоты, а глаза, наоборот, было очень трудно держать открытыми, они сами собой смыкались. Но Володя упрямо сидел над хронометром, отвинчивал и ставил снова на место колесики, тряс часы, прислушивался.
Часы молчали. Вместо их тиканья уши Володи начинали улавливать какой-то ноющий, слегка звенящий гул. Он прислушался, но кругом стояла тишина. Первый раз в жизни Володя бодрствовал в такое позднее время. Он посвящался в неслышные тайны ночи, обычно скрытые от него сном… В полу и стенах, в филенках шкафов возникали какие-то блуждающие трески, от которых Володя вздрагивал. Слышалось сильное — на всю квартиру — дыхание отца. Что-то пробормотала во сне Валентина. Издалека ветер принес свисток паровоза. Где-то в море прогудел пароход… И, чем больше прислушивался к тишине Володя, тем явственнее становился звенящий гул. И не сразу понял сморившийся мальчуган, что это звенит у него в ушах, что это тихонько ноет его затекшее от долгого сидения тело. Так вот что значат, когда люди говорят: все кости гудут…
Но он все сидел и сидел, разбираясь в мелкоте часового механизма. Уже стало голубеть за окнами, и неприятной, чахлой желтизной наполнился свет электрической лампочки, прикрытой газетным колпаком, на котором проступило паленое пятно. Володя в сотый раз перебрал колесики, попробовал все шурупы, опять поставил шестерню на место, прислушался. Хронометр слабо тикнул и снова замолк. И Володя уронил голову на стол.
Должно быть, он заснул, потому что ему показалось, будто кто-то качает возле самой его головы тяжелый маятник и он звонко щелкает над ухом при каждом взмахе — влево, вправо, чок-чик, чок-чик… Володя встрепенулся, поднял голову, испуганно огляделся, плохо соображая, почему он сидит один за столом, а перед ним…
А перед ним громко и четко стучал хронометр: тик-так, тик-так, тик-так!..
Володя, еще не веря, боясь неосторожным движением испугать ожившие часы, долго вслушивался в этот сладостный стук. Потом он с величайшей осторожностью закрыл двойную крышку часов, сбегал на кухню, посмотрел на ходики, перевел дрожащей рукой стрелки хронометра на нужный час, поставил хронометр перед собой в, подперев обеими ладонями падавшую от усталости голову, долго еще сидел так, смотря на циферблат, по которому медленно совершали свое дремотное и неусыпное движение стрелки, и наслаждаясь тихоньким благовестом часового механизма.
Потом он, еле передвигая онемевшие, затекшие ноги, в которых крапивные, игольчатые мурашки устроили страшную кутерьму, побрел к своей кровати, подтащил стул к изголовью, положил на него часы и, прислушиваясь к тому, как буковое дерево стула отзывается на тикание хронометра, стал тихонько раздеваться. Он снял один ботинок, решил на секунду передохнуть, перед тем как снять второй, да и заснул одетый, с одной ногой, свесившейся с кровати. Таким и увидел его рано утром отец, когда встал, собираясь в порт.
— Ты что это так рано одеваться вздумал? — спросил он, решив, должно быть, что Володя начал уже вставать и заснул на полдороге.
И тогда Володе захотелось схитрить.
— Да вот хочу пораньше к часовому мастеру… чтобы ты не сердился, — сказал он, лукаво поглядывая запухшими от сна глазами на отца.
— Значит, своего не доказал, не справился?
— Нет уж, не вышло…
Никифор Семенович поглядел на забытую, горевшую на столе лампу, на заспанную, бледную, но бесконечно счастливую физиономию сына и только тут прислушался…
Четко, победно стучал на стуле исправленный хронометр.
Отзывы о сказке / рассказе: