Нынче, братцы мои, какое самое модное слово, а?
Нынче самое что ни на есть модное слово, конечно, электрификация.
Дело это, не спорю, громадной важности — Советскую Россию светом осветить. Но и в этом есть пока что свои неважные стороны. Я не говорю, товарищи, что платить дорого. Платить недорого. Не дороже денег. Я не об этом говорю.
А вот про что.
Жил я, товарищи, в громадном доме. Дом весь шёл под керосином. У кого коптилка, у кого небольшая лампочка, у кого и нет ничего — поповской свечкой светится. Беда прямо!
А тут проводить свет стали.
Первым провёл уполномоченный. Ну, провёл и провёл. Мужчина он тихий, вида не показывает. Но ходит всё-таки странно и всё время задумчиво сморкается.
Но вида ещё не показывает.
А тут дорогая наша хозяюшка Елизавета Игнатьевна Прохорова приходит раз и предлагает квартиру осветить.
— Все,— говорит,— проводят. И сам,— говорит,— уполномоченный провёл.
Что ж! Стали и мы проводить.
Провели, осветили — батюшки-светы! Кругом гниль и гнусь.
То, бывало, утром на работу уйдёшь, вечером явишься, чай попьёшь и спать. И ничего такого при керосине не видно было. А теперича зажгли, смотрим, тут туфля чья-то рваная валяется, тут обойки отодраны и клочком торчат, тут клоп рысью бежит — от света спасается, тут тряпица неизвестно какая, тут плевок, тут окурок, тут блоха резвится…
Батюшки-светы! Хоть караул кричи. Смотреть на такое зрелище грустно.
Канапе, например, такое в нашей комнате стояло. Я думал, ничего себе канапе — хорошее канапе. Сидел часто на нём по вечерам. А теперича зажёг электричество — батюшки-светы! Ну и ну! Ну и канапе! Всё торчит, всё висит, всё изнутри лезет. Не могу сесть на такое канапе — душа протестует.
Ну, думаю, не богато я живу. Противно на всё глядеть. Работа из рук падает.
Вижу, и хозяюшка Елизавета Игнатьевна ходит грустная, шуршит у себя на кухне, прибирается.
— Чего,— спрашиваю,— возитесь, хозяюшка?
А она рукой машет.
— Я,— говорит,— милый человек, и не думала, что так бедновато живу.
Взглянул я на хозяйкино барахлишко — действительно, думаю, не густо: гниль и гнусь, и тряпицы разные. И всё это светлым светом залито и в глаза бросается.
Стал я приходить домой вроде как скучный.
Приду, свет зажгу, полюбуюсь на лампочку и ткнусь в койку.
После раздумал, получку получил, купил мелу, развёл и приступил к работе. Обойки отодрал, клопов выбил, паутинки смёл, канапе убрал, выкрасил, раздраконил — душа поёт и радуется.
Но хоть и получилось хорошо, да не дюже. Зря и напрасно я, братишечки, деньги ухлопал — отрезала хозяйка провода.
— Больно,— говорит,— бедновато выходит при свете-то. Чего,— говорит,— этакую бедность освещать клопам на смех.
Я уж и просил, и доводы приводил — никак.
— Съезжай,— говорит,— с квартиры. Не желаю,— говорит,— я со светом жить. Нет у меня денег ремонты ремонтировать.
А легко ли съезжать, товарищи, если я на ремонт уйму денег ухлопал? Так и покорился.
Эх, братцы, и свет хорошо, да и со светом плохо.
Отзывы о сказке / рассказе: