Нынче все, как сговорились — просят посмешней писать.
Как будто, знаете, это от нас зависит. Как будто мы все из пальца высасываем. Как будто у нас только и делов, что выдумывать смешные истории.
Хотя вот, впрочем, извольте — расскажу одно комичное приключение. Так сказать, из подлинной жизни.
А стоим мы раз в кино и дожидаем одну знакомую.
Тут, надо сказать, одна особа нам понравилась. Такая довольно интересная бездетная девица. Служащая.
Ну, конечно — любовь. Встречи. Разные тому подобные слова. И даже сочинение стихов на тему, никак не связанную со строительством,— чего-то там такое: «Птичка прыгает с ветки на ветку, на небе солнышко блестит»…
Любовь в этом смысле завсегда вредно отражается на мировоззрении отдельных граждан. Замечается нытье и разные гуманные чувства. Наблюдается какая-то жалость к птицам и к людям и желание тем и другим помочь. И сердце делается какое-то такое чувствительное. Что, говорят, совершенно излишне в наши дни.
Так вот, раз однажды стою в кино со своим чувствительным сердцем и дожидаюсь свою даму.
А она, поскольку служащая и не дорожит местом — любит опаздывать. И по привычке переносит свое опоздание и на эту личную почву.
И вот стою, как дурак, в кино и дожидаюсь.
Так очередь у кассы струится. Так дверь раскрыта на улицу — заходите. Так я стою. И как-то так энергично стою, весело. Охота петь, веселиться, дурака валять. Охота кого-нибудь толкнуть, подшутить, схватить за нос. На душе пенье раздается, и сердце разрывается от счастья.
И вдруг вижу — стоит около входной двери бедно одетая старушка. Такой у нее рваненький ватерпруфчик, облезлая муфточка, дырявые старинные прюнелевые башмачонки.
И стоит эта старушка скромно у двери и жалостными глазами смотрит на входящих, ожидая, не подадут ли.
Другие на ее месте обыкновенно нахально стоят, нарочно поют тонкими голосами или бормочут какие-нибудь французские слова, а эта стоит скромно и даже как-то стыдливо.
Гуманные чувства заполняют мое сердце! Я вынимаю кошелек, недолго роюсь в нем, достаю рубль и от чистого сердца, с небольшим поклоном, подаю старухе.
И у самого, от полноты чувства, слезы, как бриллианты, блестят в глазах.
Старушка поглядела на рубль и говорит:
— Это чего?
— Вот,— говорю,—примите, мамаша, от неизвестного.
И вдруг вижу — у ней вспыхнули щеки от глубокого волнения.
— Странно,— говорит,— я, кажется, не прошу. Чего вы мне рубль пихаете… Может быть, я дочку жду— собираюсь с ней в кино пойти. Очень, — говорит, — обидно подобные факты видеть.
Я говорю:
— Извиняюсь… Как же так… Я прямо сам не понимаю… Пардон, говорю. Прямо спутался. Не поймешь, кому чего надо. И кто зачем стоит. Шутка ли, столько народу. Пойди, разбирайся.
Думаю — скверность какая.
И хочу уйти.
Но старуха поднимает голос до полного визга.
— Это что ж,— говорит,— в кино не пойти — оскорбляют личность! Как, говорит, у вас руки не отсохнут производить такие жесты! Да я лучше подожду дочку и в другое кино пойду, чем я буду с вами сидеть рядом и дышать зараженным воздухом.
Я хватаю ее за руку, извиняюсь и прошу прощения. И поскорей отхожу в сторону, а то, думаю, еще, чего доброго, заметут в милицию, а я даму жду.
Вскоре приходит моя дама. А я стою скучный и бледный и даже несколько обалдевший и стыжусь по сторонам глядеть, чтобы не увидеть моей оскорбленной старухи.
Вот я беру билеты и мелким шагом волочусь за своей дамой.
Вдруг подходит ко мне кто-то сзади и берет меня за локоть.
Я хочу развернуться, чтоб уйти, но вдруг вижу — передо мной старуха.
— Извиняюсь,— говорит она,— это не вы ли мне давеча рубль давали?
Я чего-то невнятное лепечу, а она продолжает:
— Тут, не помню, кто-то мне давал сейчас рубль… Кажется, вы. Если вы, тогда, ладно, дайте. Тут дочка не рассчитала, а вторые места дороже стоят, чем мы думали. Прямо хоть уходи. Извиняюсь,— говорит.
Я вынимаю кошелек, но моя дама выпускает следующие слова:
— Совершенно,— говорит,— не к чему швыряться деньгами. Уж если на то пошло, я лучше нарзану в буфете выпью.
Нет, я все-таки дал старухе рубль! И мы, в растрепанных чувствах, стали глядеть картину. Под музыку дама меня пилила, говоря, что за две недели знакомства я ей пузырек одеколону не мог купить, а, между прочим, пыль в глаза пускаю и раздаю рубли направо и налево.
Под конец стали показывать веселую комедию, и мы, забыв обо всем, весело хохотали.
Отзывы о сказке / рассказе: