Надежда Тэффи — Шарль и Лизетта: Рассказ

«…Яко вселюся в последних моря —
Ты тамо еси…»

Псалом

Живут они в самом центре foire de Paris {парижская ярмарка (фр.).}, между американским тиром и яростно веселыми карусельными коровами, что по четыре в ряд взмывают, кружатся, мотают золочеными рогами, ревут механической машинкой:

«On y fait sa p’tite belote
Et puis sa va».*
{* Там играют по маленькой в карты, и все идет отлично (фр.).}

Ух! Страшно мимо пройти!

Их жилище потише. Тоже круглое, как карусель, но цвета скромного, сизоватого, под морскую воду, и пахнет тухлой рыбой.

У входа на перилах сидит маленькая дохленькая обезьянка в колпачке, хвост свесила, словно рыбу удит. Моргает озабоченно, дергает колокольчик. А над входом надпись: «Lions de mer» {«Морские львы» (фр.).}. По-нашему — моржи.

Живут моржи небогато, но с претензией. На облупленной стенке намалевана белая шишка с синими разливами. Это — понимай — берег Ледовитого океана, плывущая ледяная гора, родной моржовый пейзаж.

Обстановка простая: бассейн, мутная вода, деревянный помост. На помосте две табуретки с надписями — на одной «Шарль», на другой «Лизетта».

Вода в бассейне все время бурлит, волнами ходит, крутятся в ней два круглых, темных тела, шлепают плавниками, брызжут во все стороны — весело! Круглые морды с обвислыми усами, словно у малоросса, когда он борщ хлебает, выскакивают из воды, ныряют, веселые, гавкают, фыркают.

Тупорылый парень в резиновых сапогах перелез через перильце на помост, затрубил в рожок. Слышно — обезьянка звонит, надрывается.

Из воды, упираясь плавниками, выполз Шарль — огромная черная скользкая клецка. Перевернулся брюхом кверху, заглянул круглым глазом в воду — видит ли его Лизетта — и стал жантильничать: терся мордой об доски, мурлыкал, как балованная кошечка.

Эх, милый, видел бы ты себя, что ты за харя!

Но из бассейна, как завороженная, пристально смотрела в него круглыми глазами круглая голова, удивленно и восторженно. Это была Лизетта. И не выдержала. С громким воплем выскочила из воды, захлопала плавниками, забилась в ликующей истерике, словно собиновская психопатка на концерте в Дворянском Собрании.

Тупорылый парень затрубил еще. Граммофон захрипел отчетливо и нагло: «Je cherche partout Titine» {«Я ищу повсюду Титину» (фр.).}.

Шарль и Лизетта влезли каждый на свой табурет и стали служить искусству. Жонглировали шарами, держали на носу цилиндр и горящую лампу. Работал больше Шарль, но Лизетта все время следила за ним и волновалась, а когда он не удержал шара, она даже шлепнулась с табурета и беспокойно заревела.

После спектакля парень бросил артистам по куску рыбы. Шарль быстро проглотил свою долю. Лизетта, подняв голову, следила за ним. Потом, поймав ртом свой кусок, выпустила его снова и отползла, отковыляла на своих плавниках в сторону. Шарль вытянулся, ухватил рыбу, задрал голову и съел.

И тут Лизетта, радостно всплеснув плавниками, кинулась колесом в воду, ревела восторженно и благодарно, неуклюжая, усатая, брызгала грязную воду, словно излучала свою морскую звериную радость.

О, Лизетта! Ты даже не зверь, а урод морской, полугад, полурыба, ты «последняя моря» из псалма библейского, и ты отдала так светло и радостно все, что у тебя было, во имя чего тебя мучили, дрессировали, приручали, — твой маленький кусочек тухлой рыбы! Ты — клецка черная, ослизлая резинка, как смеешь ты… любить!