На Москву фашисты ехали по шоссе. В деревню Веретейка даже не заглянули. Что в ней толку: в лесу стоит, а вокруг — болота. А вот когда от Москвы побежали — удирали проселками. Наши танки и самолеты согнали их с хороших дорог — пришлось гитлеровцам пешком топать по лесам и болотам.
И вот тут набрели они на Веретейку.
Заслышав о приближении врагов, все жители в лес убежали и все имущество либо в землю зарыли, либо с собой унесли.
Ничего врагам не досталось, ни одного петуха. Словно вымерла деревня.
А все-таки два человека задержались: Ваня Куркин и его дедушка Севастьян.
Старый пошел рыболовные сети прибрать, да замешкался, а малый без деда не хотел уходить, да тут еще вспомнил, что в погребе горшок сметаны остался, хотел одним духом слетать и тоже не успел.
Высунул нос из погреба — смотрит, по домам уже немцы рыщут. И танки по улице гремят.
Дедушка свалился к нему с охапкой сетей в руках.
— Ванюша, затаись, тише сиди, а то пропали! — шумит глухой под носом у немцев.
В его глухоте был внучек виноват. Когда Ваня был поменьше, озорные парни его подговорили деду в ружье песку насыпать. Так, мол, крепче выстрелит.
Дед пошел по зайчишкам — ружье не проверил, не заметил, что в стволе песок. Приложился по косому, выпалил, ружье-то и разорвалось.
С тех пор дед оглох — кричит, а ему кажется, что говорит тихо. Беда с ним!
Немцев мимо деревни прошли тысячи, но, видно, торопились: погреб не обнаружили. Когда движение утихло, Ваня осторожно выглянул и удивился.
Перед околицей в песчаных буграх немцы успели нарыть большие ямы. Спереди тщательно замаскировали их кустами и плетнем.
В одной яме поставили танк, громадный, почти с избу. Страшный. На боках черные пауки нарисованы — свастика.
Ваня понял, что это засада.
И как же хитро этот танк действовал! Когда вышли на дорогу наши танки, он их обстрелял. Стрельнет — и тут же уползает из одной ямы в другую.
Наши стреляют туда, где заметили вспышку от выстрела, а танка там уже нет: он в другую яму уполз.
И страшно Ване, дух захватывает, сердце останавливается, когда снаряды рвутся, а любопытство пуще страха.
«Неужели, — думает он, — немцы хитрей наших, а?» И такая досада его берет, зубы стискивает.
«Была бы у меня пушка, я бы вам показал, как в прятки играть!»
Ну, какая же у него пушка! Горшок сметаны, завязанный в тряпку, — вот и все оружие!
Да в тылу у него глухой дед прячется под сетями — тоже невелика сила.
И хочется Ване своим помочь, а пособить нечем.
Неожиданно стрельба кончилась.
Наши танки отошли. Наверно, пошли обхода искать. Или за подмогой. Ведь им могло показаться, что танков здесь много.
Фашисты вылезли из своего танка — потные, грязные, страшные.
Достают заржавленные консервные банки. Вскрывают ножами, едят, что-то ворчат про себя.
«Ишь ты, наверно, ругаются, что курятины у нас в деревне не нашли!» — подумал Ваня.
Посмотрел на горшок и усмехнулся: «И не знают, что рядом свеженькая сметанка…» И тут мелькнула у него такая мысль, что даже под сердцем похолодело: «Эх, была не была… А ну-ка, попробую! Хоть они и хитры, а не хитрей нашего деда!»
И он выкатился из погреба, держа обеими руками заветный горшок.
Бесстрашно подошел к немцам.
Фашисты насторожились, двое вскочили и уставились на него в упор:
— Маленький партизан?
А Ваня улыбнулся и, протягивая вперед горшок, дружелюбно так сказал:
— А я вам сметанки принес. Во, непочатый горшок… Смотри-ка!
Немцы переглянулись.
Один подошел. Заглянул в горшок. Что-то сказал своим. Потом достал раскладную ложку, зацепил сметану и сунул Ване в рот.
Ваня проглотил и замотал головой:
— Не, не отравлена. Сметана — гут морген! — И даже облизнулся.
Немцы одобрительно засмеялись. Забрали горшок и начали раскладывать по своим котелкам: всем поровну, начальнику больше всех. Мальчик не соврал: сметана хороша была.
А Ваня быстро освоился.
Подошел к танку, похлопал по пыльным бокам и похвалил:
— Гут ваша танка, гут машина… Как его зовут? «Тигра»?
Немцы довольны, что он их машину хвалит. Посмеиваются.
— Я, я, — говорят, — тигер кениг…
А Ванюша заглядывает в дуло пушки. Танк стоит в яме, и его головастая пушка почти лежит на песчаном бугре. Так что нос в нее сунуть можно.
Покосившись на немцев, которые едят сметану, Ваня осторожно берет горсть песку, засовывает руку в самую пасть орудия. Из нее жаром пышет: еще не остыла после выстрелов.
Быстро разжал Ваня ладонь и отдернул руку. Гладит пушку, как будто любуется.
А сам думает: «Это тебе в нос табачку, чихать не прочихать… Однако маловато. Ведь это не то что дедушкино ружье — это большая пушка».
Еще раз прошелся вокруг танка. Еще раз похвалил:
— Гут «тигр», гут машина…
И, видя, что немцы сметаной увлеклись и ничего не замечают, взял да еще одну горстку песку таким же манером подсыпал.
И только успел это сделать, как грянул новый бой. На дорогу вышел грозный советский танк. Идет прямо грудью вперед. Ничего не боится. С ходу выстрелил и первым снарядом угодил в пустую яму, откуда вражеский «тигр» успел уползти.
Немцы бросились к своему танку. Забрались в него, запрятались и давай орудийную башню поворачивать, на наш танк пушку наводить…
Ваня нырнул в погреб. В щелку выглядывает, а у самого сердце бьется, словно выскочить хочет.
«Неужели фашисты подобьют наш танк? Неужели ихней пушке и песок нипочем?»
Вот немцы приладились, нацелились — да как выстрелят! Такой грохот и дребезг раздался, что Ваня на дно погреба упал.
Когда вылез обратно и выглянул — смотрит: стоит «тигр» на прежнем месте, а пушки у него нет. Полствола оторвало. Дым из него идет. А фашистские танкисты открыли люк, выскакивают из него, бегут в разные стороны. Орут и руками за глаза хватаются.
«Вот так, с песочком! Вот так, с песочком! Здорово вас прочистило!»
Ваня выскочил и кричит:
— Дед, смотри, что получилось, «тигру» капут!
Дед вылез — глазам своим не верит: у танка пушка с завитушками… Отчего это у нее так ствол разодрало?
И тут в деревню, как буря, ворвался советский танк. У брошенного «тигра» остановился.
Выходят наши танкисты и оглядываются.
— Ага, — говорит один, — вот он, зверюга, готов, испекся… Прямо в пушку ему попали.
— Странно… — говорит другой. — Вот туда мы стреляли, а вот сюда попали!
— Может, вы и не попали, — вмешался Ваня.
— Как так — не попали? А кто же ему пушку разворотил?
— А это он сам подбился-разбился.
— Ну да, сами танки не разбиваются: это не игрушки.
— А если в пушку песку насыпать?
— Ну, от песка любую пушку разорвет.
— Вот ее и разорвало.
— Откуда же песок-то взялся?
— А это я немного насыпал, — признался Ваня.
— Он, он, — подтвердил дед, — озорник! Он и мне однажды в ружье песку насыпал.
Расхохотались наши танкисты, подхватили Ванюшу и давай качать.
Мальчишке раз десять пришлось рассказывать все сначала и подъехавшим артиллеристам, и подоспевшим пехотинцам, и жителям деревни, прибежавшим из лесу приветствовать своих освободителей.
Он так увлекся, что и не заметил, как вернулась из лесу его мать. Она ему всегда строго-настрого наказывала, чтобы он без спросу в погреб не лазил, молоком не распоряжался и сметану не трогал. А Ваня тут рассказывал, как обманул немцев на сметане.
— Ах ты разбойник! — воскликнула мать, услышав такие подробности. — Ты чего в хозяйстве набедокурил? Сметану немцам стравил. Горшок разбил!
Хорошо, что за него танкисты заступились.
— Ладно, — говорят, — мамаша, не волнуйтесь. Сметану снова наживете. Смотрите, какой он танк у немцев подбил! Тяжелый, пушечный, системы «тигр».
Мать смягчилась, погладила по голове сына и ласково сказала:
— Да чего уж там, озорник известный…
Прошло с тех пор много времени. Война окончилась нашей победой. В деревню вернулись жители. Веретейка заново отстроилась и зажила мирной жизнью. И только немецкий «тигр» с разорванной пушкой все еще стоит у околицы, напоминая о вражеском нашествии.
И когда прохожие или проезжие спрашивают: «Кто же подбил этот немецкий танк?» — все деревенские ребятишки отвечают: «Иван Тигров из нашей деревни».
Оказывается, с тех пор так прозвали Ваню Куркина — Тигров, победитель «тигров».
Так появилась в деревне новая фамилия.
Отзывы о сказке / рассказе: