1
За деревней Борки, на речке Светлой, стояла колхозная мельница. Она была километрах в двух от деревни, и мельник Егор Иванович Прутовых, чтобы не тратить времени на ходьбу, часто ночевал в мельничной сторожке. В такие дни он обычно отпускал сторожа домой, а сам оставался со своей собакой Жулькой, которая так здесь прижилась, что в деревне летом почти не бывала.
Во время одной из таких ночевок Егор Иванович услышал на рассвете выстрелы за речкой, в лесу. Кто-то выстрелил подряд раз пять; и эхо долго перекатывалось над лесом.
Мельник удивился. Стоял июнь, охота в это время запрещена. По другим же делам охотники старались теперь в лес не ходить: комары заедали. Разве кто-либо выследил медведя? Недоумение Егора Ивановича рассеялось часа через два, когда из леса на плотину вышли лучшие в деревне охотники — братья Федотовы, Михаил и Василий. Они несли на длинной палке связанную за лапы убитую волчицу, рядом с нею болтались трое волчат. К палке же была привязана котомка, в которой шевелилось что-то живое.
Охотники положили свою ношу на землю возле сторожки, и Михаил, устало опускаясь на завалинку и вытаскивая из кармана кисет, коротко сказал:
— Всю разбойничью семью взяли. Жаль только — матерый волк успел уйти…
Тут в котомке кто-то тихо, тоненько заскулил.
— Ожил, звереныш! — засмеялся Василий и, развязав котомку, вытащил из нее волчонка. Он был еще совсем маленький и, видимо никак не мог понять, что с ним произошло. Левое ухо у него оказалось отрубленным, и по мордочке струйкой стекала кровь…
— Это — пулей, — пояснил Василий. — Когда мы убили в логове волчицу, начали ее детенышей стрелять. В этого — не попали, пуля только ухо отрубила. А он упал как мертвый. Стали добычу собирать, видим — живехонек. Ну, мы и решили принести его домой живым…
В это время волчонок, увидев свою мать, прижался к ее животу, зарылся в шерсть…
Егору Ивановичу стало жаль волчонка.
— Отдайте его мне, — попросил он охотников.
— Бери, — согласился старший из них — Михаил. — Но что ты будешь делать с ним? Сдохнет…
— А я его отдам на воспитание Жульке. У нее щенки такого же возраста.
— Не примет… Волк и собака — вечные враги.
— Попробуем.
Когда волчонка принесли в конуру к Жульке и положили между щенками, она долго его обнюхивала, потом, вильнув хвостом, начала облизывать, а проголодавшийся волчонок жадно припал к соску собаки и, вздрагивая всем телом, стал сосать…
— Приняла! — удивленно воскликнул Михаил.
— Теперь будет жить, — сказал Василий. — Да только, думается мне, напрасно все это. Волк останется волком.
— Увидим, что из него получится, — ответил Егор Иванович. А пока пусть живет.
2
И волчонок жил. Рана его быстро зажила, и он чувствовал себя в новой семье прекрасно. От щенков он почти ничем не отличался, был так же, как и они, проказлив, и порой ему изрядно попадало от сердитой курицы, бродившей по двору со своим потомством. Разбой, как назвал волчонка Егор Иванович, взбучки переносил терпеливо. А когда ему приходилось совсем туго, он с жалобным визгом бросался к Жульке, ища у нее защиты…
Но вот щенки подросли, и Егор Иванович роздал их соседям. У Жульки остался один Разбой. Она продолжала кормить его, но молока волчонку не хватало, и он начал бродить вокруг мельницы в поисках мышей и птичьих гнезд.
— Ты что же, братец, суп не ешь? — сердито спрашивал Егор Иванович, видя, что остатки обеда, которые он выливал в собачью плошку, съедает обычно одна Жулька.
Волчонок виновато опускал голову и отходил в сторону…
Однажды Жульке посчастливилось поймать зайчонка. Она принесла его из леса к сторожке, положила возле конуры. Почуяв запах мяса, волчонок зарычал, ощетинился и, схватив зайчонка, начал его рвать…
Один из колхозников, наблюдавший за этой сценой, сказал мельнику:
— Устроит этот зверь какую-нибудь пакость. Ведь хищник… Уж не приручить ли ты его думаешь?
— Поживем — увидим, — неопределенно ответил Егор Иванович. — По правде говоря, я и сам не знаю, что делать с ним дальше. Пожалел маленького, взял. Ну, а как вырастет, куда его? Видно, застрелить придется…
Но время шло, волчонок рос, а ничего плохого за ним никто не замечал. Он был равнодушен к домашнему скоту и вел себя, как обыкновенная собака.
Каждую ночь Разбой надолго убегал в лес. Домой он возвращался сытый и весь день валялся на солнцепеке возле сторожки, лениво наблюдая за проезжающими по дороге колхозниками.
Так прошли лето и половина осени. Теперь Разбоя трудно было отличить от взрослого волка. Он намного перерос Жульку и с трудом помещался в конуре.
С наступлением холодов волк словно принарядился: серый мех его стал густым, пышным. Стройный и быстрый, Разбой как бы любовался сам собою, бесцельно носясь по убранным полям. Что-то лишило его покоя, и он все реже и реже стал появляться дома. От людей он не скрывался, и его видели то в лесу, то в поле, то близ соседних деревень.
— Уйдет твой Разбой к своей родне, — сказал как-то мельнику Михаил Федотов. — Уйдет и начнет разбойничать. Пристрели, пока не поздно.
Егор Иванович долго молчал, потом тихо ответил:
— Зайди как-нибудь с ружьем… Сам я не смогу. Привык к нему…
Охотник пообещал:
— Ладно, приду.
А через день волк исчез. Стояла холодная, ветреная ночь, на землю сыпалась снежная крупа, и глухо шумели деревья. Уйдя в эту ночь, как обычно, в лес, Разбой не вернулся ни на другой день, ни через неделю, ни через две…
— Правду говорят: сколько волка ни корми, он все в лес смотрит, — сердито ворчал Егор Иванович.
Но в глубине души он был доволен, что дело кончилось именно так. Он не сделал ничего плохого своему питомцу. А в то, что Разбой начнет вредить людям, не хотелось верить: ведь он ни разу не дал повода к таким подозрениям!
Зато Михаил Федотов отнесся к исчезновению Разбоя по-иному.
— Шкура-то какая пропала! — вздохнул он. — Э-эх!.. Ну да ничего, попадется он мне.
Мельник ничего на это не ответил, и когда охотник ушел, рассмеялся:
— Жди, когда попадется! Волк этот возле людей вырос. Он не дурак:
3
Егор Иванович скоро убедился, что Разбой и в самом деле «не дурак». Другого такого дерзкого и коварного серого разбойника не видывали в округе.
С наступлением зимы начались волчьи налеты на колхозный скот. Это были не обычные воровские набеги хищников. Орудовал чаще всего один волк. Он не дожидался ночи, не боялся людей. Среди бела дня зверь врывался на фермы, мгновенно перерезал горло овце или теленку и, пока ошеломленные скотницы поднимали крик, успевал благополучно скрыться со своей добычей…
Погони ни к чему не приводили. Спасаясь от преследования охотников, хищник не забивался в лес. Он уходил по торным дорогам, не оставляя за собой следов.
Слушая рассказы о дерзких налетах волка, Егор Иванович мрачнел. «Неужели Разбой?» — думал он тревожно.
Скоро предположения мельника подтвердились. Доярки, видевшие зверя близко, в один голос утверждали, что у него нет левого уха.
— Вырастил змея себе на беду, — угрюмо сказал Егор Иванович. И, помолчав, добавил: — Моя в том вина, я и уничтожить его должен.
Неизвестно, как бы выполнил Егор Иванович свое обещание, если бы Разбой сам не заявился к бывшему хозяину.
Однажды морозным утром, когда мельник пил в сторожке чай, вдруг яростно залаяла Жулька. Егор Иванович посмотрел в окно. На маленьком хлевке, в котором мельничный сторож держал летом гусей, стоял волк. Передними лапами он торопливо разгребал соломенную крышу, пытаясь сделать в ней отверстие…
Схватив ружье, Егор Иванович выскочил из сторожки. В то же время волк спрыгнул с крыши и помчался к лесу. Жулька бросилась за ним. Но тут наперерез собаке из-за хлева выскочил второй зверь. Мельник вскинул ружье, но было уже поздно. Взвизгнув, Жулька упала на снег с распоротым животом…
Грохнул выстрел. Волк, словно недоумевая, огляделся вокруг и ткнулся мордой в сугроб…
Егор Иванович подошел к хищнику. Он лежал на пухлом снегу, словно готовясь к прыжку, оскалив окровавленные клыки и подняв единственное ухо…
— Зверюга… — прошептал мельник, чувствуя, как сжимается у него горло. — Ведь она же тебя… своим молоком…
А Жулька уже затихла. На ее умной, теперь неподвижной морде замерзали крупные слезы…
Отзывы о сказке / рассказе: