Моя мама очень любит цветы, по-моему даже чересчур. Она насадила вокруг дома столько цветов, что шагу ступить негде и скоро передвигаться можно будет только на ходулях. Ну, нам с папой ещё ничего. Хуже приходится Куцику: надо же щенку где-нибудь поваляться, а ему всё попадает за поломанные цветы. Как он, несчастный, смотрит на голубое озеро незабудок, в которое ему не разрешают окунуться.
С этих незабудок и началась странная история. Мама их чем-то поливала, а за обедом вдруг говорит:
— Представьте себе, среди незабудок ни с того, ни с сего взошла картошка. Ну, откуда она могла взяться — прямо посреди клумбы!
— Велика беда, — сказал папа, — выкопать да выкинуть!
— Да не в том дело, — ответила мама так, как будто ей не хотелось объяснять, в чём же дело. Но папа и без этого понял, засмеялся и сказал:
— А тебе, небось, жаль? Сознайся, что ты её ещё и прополола и окопала. Угадал?
Мама покраснела. Она всегда так: чуть что – смутится и покраснеет.
— Ты знаешь, может это и смешно, но я с военного времени так уважаю картошку, что просто не могу её вырвать и выкинуть, как какую-нибудь полынь.
На другой день ещё взошло несколько картошек, потом ещё и ещё: между водосбором, пионами и лилиями.
— Витя, — сказала мама,- я сильно подозреваю, что это сделал ты.
Тут я возмутился:
— Да что ты, мама! Не грудной же я младенец, чтобы садить по всему саду картошку!
— Знаю, но ты натуралист, — возразила мама,- и может это какой-нибудь опыт?
Я стал уверять маму, что никаких опытов с картошкой не ставил. Да и какой уж тут опыт, если она взошла даже под скамейками.
Несмотря на это безобразие, мы с мамой окопали и окучили каждый кустик, даже тот, который вырос под самой калиткой. Папа, увидев его, сказал:
— Ну, как хотите, а этот куст я вырву. Нельзя, чтобы наших гостей первой встречала картошка!
Но угрозы своей папа не выполнил, и я заметил, что он стал открывать калитку так же осторожно, как мы с мамой.
Куцик вначале относился к картошке, как к простой траве, и был очень разочарован, когда выяснилось, что и на неё ложиться нельзя.
Отцвели ирисы, и незабудки, распустились пионы и лилии, а вместе с ними зацвела и наша картошка.
— Ещё хорошо, что она цветёт белым, — сказала мама. – Это не так портит вид: розовые пионы, оранжевые лилии и какие-то белые цветы, издали и не видно, что это картошка.
— Ну как не видно? – сказал, посмеиваясь, папа. – Я сколько раз замечал, как народ с изумлением останавливается у забора и с изумлением разглядывает в бинокль наши клумбы.
Папа конечно шутил. Но когда к нам приходили гости, мама всегда смущалась, краснела и объясняла им, что мы вовсе не такие, чтобы извлекать выгоду из каждого клочка земли.
— Я не могу понять, откуда взялась эта картошка, — прибавляла мама. – Право, я не так удивилась бы, если бы, например, в холодильнике завелись мыши.
Загадочная картошка росла и росла, отцвела, начала желтеть, и никто её не тревожил.
Но настал день, когда мама принесла откуда-то молодой картошки и сварила её к обеду. А мы с папой больше всего на свете любили молодую картошку с укропом. Папа съел последнюю картофелину и сказал:
— А всё-таки чувствуется, что эта картошка рыночная. Когда же, наконец, мама угостит нас собственной?
Тогда мама попросила меня выкопать картошку из-под скамеек и несчастный распластанный куст из-под калитки.
Молодой картошки набралась полная корзинка. Я поставил её на крыльцо. Вдруг прибежал Куцик и стал лязгать зубами. Он так просит есть. Я дал ему самую большую картошину, и он с удовольствием её сгрыз. Тогда я дал вторую. Но, видно, он уже наелся, отнёс картошину под куст ревеня, вырыл яму, положил туда картошину и стал зарывать.
Тут меня осенила блестящая догадка:
— Мама, — крикнул я, — поди-ка сюда, поди-ка, полюбуйся на того, кто посадил нашу картошку!
Мама взглянула на Куцика, который всё ещё подбрасывал носом землю, и воскликнула:
— Вот уж на кого я ни за чтобы не подумала!
Тут подошёл папа, засмеялся и сказал:
— Ай да Куцик! Отомстил хозяйке за то, что не даёт развернуться!
