Рассказывают также, что некий достойный человек говорил: «Я не видел женщины с более острым умом, лучшей сообразительностью, более обильным знанием, благородной природой и тонкими свойствами, чем одна женщина-увещательнида из жителей Багдада, которую звали Ситт-аль-Машаих.
Случилось, что она пришла в город Хама, в год пятьсот пятьдесят первый [432] и увещевала людей целительным увещанием, сидя на скамеечке, и заходили к ней в жилище многие из изучающих фикх [433], обладателей знания и вежества, и беседовали с ней о предметах законоведения и вступали с ней в прения о спорных вопросах, и я пошел к ней, и со мною был товарищ из людей образованных, и когда мы сели подле нее, она поставила перед нами поднос с плодами, а сама села за занавеску. А у нее был брат, прекрасный лицом, который стоял рядом с нами, прислуживая. И, поевши, мы начали беседу о законоведении, и я задал ей законоведный вопрос, заключавший разногласия между имамами, и женщина начала говорить в ответ, и я внимал ей, но мой товарищ смотрел на лицо ее брата и разглядывал его прелести и не слушал ее. А женщина смотрела на него из-за занавески. И, окончив говорить, она обратилась к нему и сказала: «Я думаю, что ты из тех, кто предпочитает мужчин женщинам».
«Так», — отвечал он. И она спросила: «А почему это?» И мой товарищ отцветил: «Потому что — Аллах поставил мужчину выше женщины…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четыреста двадцатая ночь
Когда же настала ночь, дополняющая до четырехсот двадцати, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что шейх ответил ей словами: «Потому то Аллах поставил мужчину выше женщины, а я люблю предпочитаемое и питаю неприязнь к предпочтенному».
И женщина засмеялась, а затем она спросила: «Будешь ли ты справедлив ко мне в прении, если я вступлю с тобой в спор об этом предмете?» «Да», — отвечал шейх. И женщина спросила: «В чем же доказательство предпочтения мужчины женщине?» — «В передаваемом и познаваемом, — отвечал шейх. — Что до передаваемого, то это Книга и Установления [434], а в Книге слова его — велик он! — мужчины да содержат женщин [435] на то, в чем дал им Аллах преимущество друг над другом. И слова его — велик он! — и если не будут двое мужчин, то мужчина и две женщины. И слова его — велик он! — относительно наследства: и если его братья и сестры, мужчины и женщины, то мужчине столько же, сколько на долю двух женщин. И Аллах — слава ему и величие! — поставил мужчину выше женщины в этих местах и поведал, что женщина — половина мужчины, так как он достойней ее. А в Установлениях — то, что передают о пророке, — да благословит его Аллах и да приветствует! — который назначил виру за женщину в половину виры за мужчину. Что же касается познаваемого, то мужчина — действующий, а женщина предмет действия».
И увещательница молвила: «Ты отлично сказал, о господин, но клянусь Аллахом, ты высказал мои доводы против тебя своим языком и произнес доказательства, которые против тебя, а не за тебя. А именно, Аллах — слава ему и величие! — поставил мужчину выше женщины одними лишь свойствами мужского пола, и в этом нет спора между мной и тобой. Но по этим свойствам равны и ребенок, и мальчик, и юноша, и зрелый человек, и старик, и между ними в этом нет разницы, и если преимущество досталось им лишь благодаря свойствам мужского пола, твоей природе надлежит питать такую же склонность, и душе твоей так же отдыхать со старцем, как она отдыхает с мальчиком, раз между ними нет разницы в отношении мужского пола. Но между мной и тобой возникло разногласие лишь о желательных качествах в прекрасной дружбе и наслаждении, и ты не привел доказательства преимущества в этом юноши над женщиной.
«О госпожа, — сказал ей шейх, — разве ты не знаешь, что юноше присуща стройность стана, розовые щеки, прекрасная улыбка и нежные речи. Юноши в этом достойнее женщин. А доказательство этому то, что передают со слов пророка, — да благословит его Аллах и да приветствует! — который сказал: «Не смотрите постоянно на безбородых, взгляд на них — взгляд на большеглазых гурий». Предпочтение мальчика девушке не скрыто ни от кого из людей, и как прекрасны слова Абу-Новаса:
Вот меньшее из достоинств, присущих им:
Их кровь тебе не опасна и тягость их.
А вот слова поэта:
Сказал имам Абу-Новас (а ведь за ним
Стезей распутства и веселья следуют):
«Народ, душок их любящий, воспользуйся
Усладою, которой не найти в раю!«
И также, когда описывающий старается, описывая невольницу, и хочет скорее сбыть ее, упоминая ее прекрасные черты, он сравнивает ее с юношей…«
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,
Четыреста двадцать первая ночь
Когда же настала четыреста двадцать первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь,»то шейх говорил: «И также, когда описывающий старается, описывая невольницу, и хочет скорее сбыть ее, упоминая ее прекрасные черты, он сравнивает ее с юношей изза его преимуществ, как сказал поэт:
Их бедра, как у мужчин. Коль любят, дрожат они,
Как ветвь сотрясается под северным ветром.
И если бы юноша не был достойнее и прекраснее, девушку не уподобляли ты ему. И знай — да хранит тебя Аллах великий! — что юношу легко вести, он согласен с желаниями, прекрасен в общении и по качествам, и склоняется от противоречия к согласию, в особенности если у нее пробивается пупок, и зеленеют его усы, и течет алая юность до щеке его, так что становится он подобен новой луне. Как прекрасны слова Абу-Теммама [436]
Сказали мне сплетники: «Пушек на щеках его!»
Я молвил. «Не говорите много! То не порок,
Коль бедра имеет он, что книзу его влекут,
И вьется на жемчуге ланиты пух молодой,
И роза поклялась нам упорною клятвою,
Что щек его не оставит диво их дивное.
Вот с ним я заговорил безгласными веками,
А то, что ответил он, — словечко его бровей.
Краса его та же все, как прежде я зная ее,
А кудри хранят его от тех, кто преследует.
И слаще, прекраснее черты его той порой,
Когда заблестит пушок и юны его усы«
И все, кто бранит меня теперь за любовь к нему,
Коль речь о нас с ним зайдет: «Он друг его», — говорят.
А вот слова аль-Харири [437] — и он хорошо сказал:
Сказали хулители: «Зачем эта страсть к нему?
Не видишь ли — волосы растут на щеках его!«
Я молвил: «Клянусь Аллахом, если хулящий нас
Увидит в глазах его путь правый — не будет тверд.
Кто жил на такой земле, где вовсе растений нет,
Уедет ли из нее, как время весны придет?«
А вот слова другого:
Сказали хулители: «Утешился!» Лгут они!
К кому прикоснулась страсть, забыть тот не может,
Его не забыл бы я, будь розы одни на нем;
Так как же забуду я рейхан вокруг розы.
И слова другого:
О, как строен он! Глаза его и пушок его?
Заодно друг с другом людей лишают жизни.
Он пролил кровь мечом нарцисса отточенным,
А вожен перевязь его из мирты.
И слова другого:
Не вином его опьянялся я — его локоны
Людей всегда хмельными оставляют.
Его прелести завидуют одна другой,
И все они пушком бы быть желали.
Вот достоинства юношей, которые не дарованы женщинам, и достаточно в этом у юношей перед ними заслуги и преимущества«.
«Да сделает тебя здоровым Аллах великий! — сказала женщина. — Ты сам себя обязал спорить и говорил, ничего не упуская, и привел те доказательства, которые упомянул. Но теперь стала явна истина, не отклоняйся же от пути ее, а если ты не удовлетворен доказательствами в общем, я тебе изложу их по отдельности. Заклинаю тебя Аллахом! Куда юноше до девушки и кто сравнивает ягненка с антилопой! Девушка нежна в речах и прекрасна станом, она подобна стеблю базилика, с улыбкой как ромашка и волосами как узда. Ее щеки как анемон и лицо как яблоко, губы как вино и грудь как гранаты; ее члены гибки как ветви, и она обладает стройным станом и нежным телом; нос ее как блестящее острие меча, лоб ее светел и брови сходятся, и глаза ее насурмлены. Когда она говорит, свежий жемчуг рассыпается из ее уст, и привлекает она сердца нежностью своих свойств, а когда она улыбнется, подумаешь ты, что луна заблистала меж ее губ; если же взглянет она, то мечи обнажаются в ее глазах. У ней предел прелестей, я к ней стремятся кочующий и оседлый, и ее губы румяны и нежнее сливочного масла и слаще на вкус, чем мед…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четыреста двадцать вторая ночь
Когда же настала четыреста двадцать вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что женщина-увещательница, описывая девушку, говорила: «И ее губы румяны и нежнее сливочного масла, и слаще на вкус, чем мед». А после этого она сказала:»И ее грудь подобна большой дороге меж гор, и на ней соски, точно шкатулки из слоновой кости, и живот с нежными боками, подобный расцветающему цветку, с мягкими складками, покрывающими друг друга, и плотные бедра, словно столбы из жемчуга, и ягодицы, которые волнуются как хрустальное море или горы света, и у нее тонкие ноги, и руки, похожие на слитки самородного золота. О бедняга, куда людям до джиннов! Не знаешь ты разве, что цари-водители и благородные владыки всегда женщинам покорны и полагаются на них в наслаждении. А они говорят: «Мы овладели шеями и похитили сердца!» Женщина скольких богатых сделала бедными и скольких великих унизила и скольких благородных превратила в слуг! Женщины прельщают образованных, посрамляют благочестивых и разоряют богатых, и делают счастливых несчастными, но при всем том лишь сильнее у разумных к ним любовь и уважение, и не считают они это бедой и унижением. Сколько рабов ослушалось из-за них своего господа и прогневало отца и мать, и все это из-за победы страсти над сердцами. Разве не знаешь ты, о бедняга, что для женщин строятся дворцы и перед ними опускаются занавески; для них покупают невольниц, из-за них льются слезы, и для них приготовляют благовонный мускус, драгоценности и амбру. Ради них собирают войска и возводят беседки, для них копят богатства и рубят головы, и ют, кто сказал: «Земная жизнь означает: женщины»был прав. А то, что ты упомянул из благородных преданий, было доводом против тебя, а не на тебя, таи как пророк — да благословит его Аллах и да приветствует! — сказал: «Не смотрите постоянно на безбородых: взгляд на них — взгляд на большеглазых гурий», — и уподобил безбородых большеглазым гуриям, а нет сомнения, что то, чему уподобляют, достойнее уподобляемого. Не будь женщины достойнее и прекраснее, с ними бы не сравнивали других. А касательно твоих слов, что девушку сравнивают с юношей, то дело обстоит не так; напротив, юношу сравнивают с девушкой и говорят: «Этот юноша — точно девушка». Стихи же, которые ты приводил в доказательство, возникают от уклона природных свойств в этом отношении. Что же касается преступников из потомков Лота [438] и непослушных развратников, которых осудил в своей славной книге Аллах великий, не одобряя их отвратительных действий, то Аллах великий сказал: «Познаете ли вы мужчин среди людей и оставите ли вы сотворенных для вас вашим господом жен ваших? Нет, вы племя преступающее». Это те, кто сравнивают девушку с юношей, так как они погружены в разврат и непокорны и следуют своей душе и шайтану, и даже говорят, что женщина подходит для обоих дел сразу, и уклоняются от того, чтобы идти путем истины среди людей, как сказал старейшина их Абу-Новас:
Она стройна, подобная мальчику,
Годна и сыну Лота и бдуднику.
А касательно того, что ты упомянул о красоте растущего пушка и зеленеющих усов и о том, что юноша становится от них красивее и прелестнее, то, клянусь Аллахом, ты уклонился от пути и сказал неправильно, так как пушок изменяет красоту прелестей на дурное«.
И затем ода произнесла такие стихи:
«Явился пушок на лице и отметил
За тех, кто любил и обижен им был.
Когда на лице его вижу я дым,
Всегда его кудри как уголь черны,
Когда вся бумага его уж черна,
Как думаешь ты, где же место перу?
И если другому его предпочтут,
То только по глупости явной судьи«.
А окончив свои стихи, она сказала тому человеку: «Слава Аллаху великому…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четыреста двадцать третья ночь
Когда же настала четыреста двадцать третья ночь, она сказала: «Дошло до мета, о счастливый царь, что женщина-увещательница, окончив свое стихотворение, сказала тому человеку:»Слава Аллаху великому! Как может быть от тебя скрыто, что совершенное наслаждение — в женщинах, и вечное и постоянное счастье бывает только с ними? И ведь Аллах — слава ему и величие! — обещал пророкам и святым в раю большеглазых гурий, и назначил их в награду за праведные дела, а если бы знал Аллах великий, что усладительно пользоваться другим, он этим наградил бы праведников и это бы им обещал. И сказал пророк: (да благословит его Аллах и да приветствует!) «Любезны мне из благ вашей жизни три: женщины, благовония и прохлада глаз моих — молитва». И Аллах назначил юношей лишь слугами для пророков и святых в раю, так как рай — обитель счастья и наслаждения, а оно не бывает совершенно без услуг юношей. А употребление их не для услуг это безумие и гибель, и как хороши слова того, кто сказал:
Нуждается коль мужчина в муже, это беда,
А склонные к вольным, те и сами свободны.
Как много изящных, ночь проспав вблизи мальчика,
Наутро окажутся торговцами грязью.
Как разница велика меж ними и тем, кто спал
С прекрасной, чей черный глаз чарует нас взором!
Поднявшись, дает она ему благовония,
Которыми весь их дом пропитан бывает«
А потом она сказала: «О люди, вы вывели меня за пределы законов стыда и среды благородных женщин и привели к неподобающему для мудрых пустословию и непристойности. Но сердца свободных — могилы тайн, и собрания охраняются скромностью, а деяния судятся лишь по намерениям. Я прощу у великого Аллаха прощения для себя и для вас и для всех мусульман, — он ведь прощающий, всемилостивый!»
И затем она умолкла и ничего не отвечала нам после этого, и мы вышли от нее, радуясь тому, что приобрели полезное в беседе с нею, и жалея, что с нею расстались.
Отзывы о сказке / рассказе: