Рэй Брэдбери — Как-то перед рассветом: Рассказ

Глубокой ночью слышался плач, может даже истерика, потом горячие рыдания, а когда они немного утихали, перейдя во всхлипывание, я слышал сквозь стену мужской голос.

— Ничего, ничего, — говорил он, — ничего, ничего.

Я ложился на спину в своей ночной постели, слушал и терялся в догадках, а календарь на стене показывал август 2002 года. А этот человек и его жена — оба молодые, около тридцати, светловолосые и голубоглазые, со свежими лицами, если не считать глубоких скорбных складок у губ — только недавно поселились в меблированных комнатах, где я столовался, работая сторожем в городской библиотеке.

И каждую ночь, каждую ночь за моей стеной повторялось одно и то же: она плакала, а он успокаивал ее своим мягким голосом. Я вслушивался, стараясь понять, отчего она плачет, но мне это никак не удавалось. Не потому, что он что-то сказал — в этом я был уверен — и не потому, что он что-то сделал. Вообще-то, я почти не сомневался, что это начиналось просто так, поздно ночью, около двух часов. Она просыпалась, предполагал я, и тут до меня доносился первый испуганный вопль, а затем долгие рыдания. Они сводили меня с ума. Хоть я и стар, но не выношу, когда плачет женщина.

Я помню тот первый августовский вечер, когда месяц, назад они приехали сюда, в этот глухой городишко в Иллинойсе, где в домах не зажигают свет, а все сидят на верандах, полизывая эскимо. Помню, как я прошел через кухню на нижнем этаже и остановился в окружении древних запахов готовящейся еды, слушая, как собака, которую я не видел, лакает воду из миски под плитой — ночные звуки капающей пещеры. А потом я прошел дальше, в темноту гостиной, где мистер Фиске, домовладелец, с распаленным от напряжения лицом яростно тряс кондиционер, который, скотина такая, никак не хотел работать. Наконец он вышел в душную ночь на комариную веранду — для комаров только и построенную, как утверждал мистер Фиске, но все равно туда выходил.

Я тоже вышел на веранду, сел и развернул сигару, чтобы отгонять от себя моих собственных комаров, а вокруг уже сидели бабушка Фиске, Элис Фиске, Генри Фиске, Джозеф Фиске, Билл Фиске и еще шестеро других квартирантов и постояльцев, и все разворачивали эскимо на палочках.

В этот самый момент, будто выскочив из-под темной, влажной травы у подножия ведущей на веранду лестницы, появился этот человек со своей женой, и они уставились на нас, словно зрители в цирке летней ночи. У них не было багажа. Я навсегда это запомнил. У них не было багажа. И одежда, казалось, была им не по размеру.

— Есть ли здесь еда и ночлег? — нерешительно спросил мужчина.

Все вздрогнули от неожиданности. Наверное, я был единственным, кто заметил их первым. Затем миссис Фиске улыбнулась, поднялась со своего плетеного кресла и вышла вперед.

— Да, у нас есть комнаты.

— Сколько денег это стоит? — спросил человек из жаркой темноты.

— Двадцать долларов в день с едой.

Они как будто не поняли и переглянулись между собой.

— Двадцать долларов, — повторила бабушка.

— Мы остаемся здесь, — сказал мужчина.

— Не хотите ли прежде взглянуть? — спросила миссис Фиске.

Они поднялись на веранду, беспрестанно оглядываясь, словно кто-то за ними гнался.

Это была первая ночь, когда я услышал плач.

Завтрак подавали каждое утро, в полвосьмого: большие горы оладьев, огромные кувшины с сиропами, целые острова сливочного масла, тосты, множество кружек с кофе и кукурузные хлопья по желанию. Я как раз расправлялся со своими хлопьями, когда новоприбывшая чета медленным шагом спустилась с лестницы. Они не сразу вошли в столовую, но у меня возникло ощущение, что они просто осматривают все вокруг. Поскольку миссис Фиске была занята, я подошел к ним, чтобы пригласить к завтраку: они оба, муж и жена, стояли как вкопанные и просто смотрели в окно, смотрели и смотрели на зеленую траву, на огромные вязы и голубое небо. Как будто никогда их не видели.

— Доброе утро, — сказал я.

Их пальцы прикоснулись к салфеткам на столах, пробежали сквозь струи бамбуковой занавески, висевшей в проеме двери, ведущей в гостиную. А один раз, мне показалось, они оба таинственно улыбнулись чему-то радостной, широкой улыбкой. Я спросил, как их зовут. Сначала они были озадачены этим вопросом, а затем сказали:

— Смит.

Я по очереди представил их всем, кто был за завтраком, потом они уселись, долго смотрели на еду и наконец начали есть.

Разговаривали они очень мало, и то когда к ним обращались, так что у меня была возможность заметить красоту их лиц: тонкие и изящные линии подбородка, скул и лба, благородный прямой нос, светлые глаза, только вот эти усталые складки вокруг рта.

Где-то посредине завтрака произошло одно событие, на которое я должен обратить особое внимание. Мистер Бриц, гаражный механик, сказал:

— Что ж, судя по газетам, сегодня президент снова собирал деньги на свою кампанию.

— Этот ужасный человек! Я всегда ненавидел Вестеркотта, — рассерженно фыркнул новоприбывший, мистер Смит.

Все посмотрели на него. Я тоже перестал есть.

Миссис Смит сердито взглянула на мужа. Тот негромко кашлянул и снова принялся за еду.

Мистер Бриц на мгновение нахмурился, а затем все мы закончили завтрак, однако я запомнил. Мистер Смит сказал тогда: «Этот ужасный человек! Я всегда ненавидел Вестеркотта».

Никогда не забуду.

В ту ночь она снова кричала, словно заблудилась в каком-то лесу, а я еще целый час не мог заснуть, размышляя.

У меня вдруг накопилось к ним столько вопросов. Однако встретиться с ними было практически невозможно, поскольку они постоянно сидели в своей комнате взаперти.

Впрочем, на следующий день была суббота. Я на мгновение повстречался с ними в саду, где они оба смотрели на розы: просто стояли и смотрели на них, не трогая — и крикнул им:

— Отличный денек!

— Изумительный, изумительный день! — воскликнули они оба почти в унисон и сконфуженно засмеялись.

— Ну, не настолько уж он хорош, — улыбнулся я.

— Вы даже не представляете, насколько он хорош, насколько он изумителен… вы даже подумать не можете, — сказала женщина, и отчего-то слезы вдруг навернулись у нее на глаза.

Я остановился в недоумении.

— Простите, — сказал я. — С вами все в порядке?

— Да, да.

Она высморкалась и отошла немного подальше, чтобы сорвать несколько цветов. Я стоял, глядя на яблоню, увешанную красными плодами, и наконец, собравшись с духом, спросил напрямик:

— Позвольте узнать, мистер Смит, откуда вы?

— Из Соединенных Штатов, — медленно произнес он, словно нанизывая слова одно на другое.

— Ах, а мне сперва показалось, что…

— Что мы из другой страны?

— Да.

— Мы из Соединенных Штатов.

— А чем вы занимаетесь, мистер Смит?

— Я размышляю.

— Понимаю, — сказал я, ибо все эти ответы были менее чем удовлетворительны. — А кстати, как зовут мистера Вестеркотта?

— Лайонел, — ответил мистер Смит и испытующе посмотрел на меня.

Лицо его побледнело. Его охватила тревога.

— Прошу вас, — негромко воскликнул он. — Зачем вы задаете эти вопросы?

И они поспешно ушли в дом, прежде чем я успел извиниться. На лестнице они выглянули в окно, посмотрев на меня, словно я был каким-то местным соглядатаем. Я почувствовал стыд и презрение к самому себе.

В воскресенье утром я помогал убирать в доме. Я постучал в дверь Смитов, но ответа не последовало. Впервые в жизни приложив ухо к двери, я услышал тиканье: негромкое щелканье и бормотанье множества часов, мерно постукивающих в комнате. Я застыл в ошеломлении. Тик-так-тик-так-тик-так! Два, нет, три часовых механизма! Когда я открыл дверь, чтобы вынести мусорную корзину, то увидел часы, рядами стоящие на письменном столе, на подоконнике и у ночного столика: большие и маленькие часы, показывающие один и тот же предполуденный час и тикающие, словно комната была полна цикад.

Столько часов! Но зачем? Я терялся в догадках. Мистер Смит сказал, что он мыслитель.

Я понес корзину вниз, к мусоросжигателю. Выгружая мусор, я нашел в корзине носовой платок миссис Смит. Я погладил его, вдыхая цветочный аромат. А затем бросил в огонь.

Платок не загорелся.

Я потыкал его кочергой и засунул поглубже в топку.

Но платок никак не хотел гореть.

Вернувшись к себе в комнату, я достал зажигалку, от которой прикуривал сигары, и поднес ее к платку. Но он упорно не желал гореть, и я не смог даже разорвать его.

А потом я вспомнил их одежду. И понял, почему она показалась мне странной. Мужской и женский покрой был обычен для этого времени года, но ни на одном пиджаке, рубашке, платье или туфлях не было ни единого, черт побери, шва, нигде!

Позднее в тот же день они снова вышли погулять по саду. Выглядывая украдкой из своего окна наверху, я видел, как они стоят вдвоем, держась за руки, и о чем-то горячо разговаривают.

И тут произошло нечто ужасное.

В небе раздался гул. Женщина посмотрела на небо, вскрикнула, закрыла лицо руками и повалилась на землю. Лицо мужчины побледнело, он растерянно поглядел на солнце, затем упал на колени подле жены, уговаривая ее подняться, но она продолжала лежать, истерически рыдая.

Пока я спускался по лестнице, спеша на помощь, они уже исчезли. Очевидно, обежали вокруг дома с другой стороны, пока я огибал дом с этой. На небе ничего не было, гул постепенно затих.

«Почему, — думал я, — простой и обычный звук самолета, летящего где-то высоко в небе, вызвал у них такой ужас?»

Через минуту самолет возвратился, и на его крыльях я прочел:

ОКРУЖНАЯ ЯРMAPКА!
НЕ ПРОПУСТИТЕ!
СКАЧКИ! РАЗВЛЕЧЕНИЯ!

«Решительно ничего страшного», — подумал я.

В половине десятого я проходил мимо их комнаты: дверь была открыта. На стенах я увидел висящие в ряд три календаря, на каждом из которых была ярко обведена дата: 18 августа 2035 года.

— Добрый вечер, — поздоровался я. — Надо же, сколько у вас тут отличных календарей. Весьма полезная и удобная штука.

— Да, — ответили они.

Я прошел дальше в свою комнату и остановился там в темноте, пока, наконец, не зажег свет, размышляя, зачем им понадобились три календаря, да еще и на 2035 год. Безумие. Но они были не безумцы. Все, что касалось их, было чистым безумием, кроме них самих: они были нормальными, здравомыслящими людьми с красивыми лицами; но у меня в голове стало кое-что складываться: настольные часы и еще те, что они носили на руке — по тысяче долларов каждые, если я хоть что-то понимаю в часах — и сами они беспрестанно проверяют время. Я вспомнил платок, который не горит, и бесшовную одежду, и фразу: «Я всегда ненавидел Вестеркотта».

Я всегда ненавидел Вестеркотта.

Лайонел Вестеркотт. Во всем мире не найдется двух людей с таким необычным именем. Лайонел Вестеркотт. Стоя в летней мгле, я тихо повторил это самому себе. Был теплый вечер, мотыльки тихо кружили, шлепая бархатными крыльями о противомоскитную сетку на моей двери. Я уснул прерывистым сном, думая о своей неплохо оплачиваемой работе, об этом милом городке, где все спокойно, все счастливы, и об этих двух людях, которые, похоже, не были счастливы в этом городе и вообще в этом мире. Их усталые складки вокруг рта не давали мне покоя. И еще эти порой усталые глаза, слишком усталые для таких молодых людей.

Должно быть, я все-таки немного вздремнул, потому что в два ночи, как обычно, меня разбудил ее плач, но на сей раз она кричала: «Где мы, где мы, как мы сюда попали, где мы?» А затем его голос: «Тише, тише, замолчи, пожалуйста», — и он успокаивал ее.

— Мы в безопасности, в безопасности, в безопасности?

— Да, да, дорогая, да.

И снова рыдания.

Наверное, я мог бы подумать черт знает что. Большинство приняли бы этих людей за убийц, скрывающихся от правосудия. Но мне такое даже в голову не пришло. Вместо этого я лежал в темноте, слушая, как она плачет, и от ее плача у меня разрывалось сердце и кровь стучала в груди и в висках; мне было так невыносимо жаль ее за эту печаль и одиночество, что я встал с постели, оделся и вышел из дома. Я зашагал по улице и, прежде чем осознал, куда иду, очутился на холме над озером, где возвышалось темное и огромное здание библиотеки, а в руке у меня был мой ключ сторожа. Не раздумывая, зачем я это делаю, в два часа пополуночи я вошел в огромный пустынный холл, прошел через безлюдные залы и флигели, зажег несколько ламп. Затем я вынул с полки пару больших книг и начал просматривать параграф за параграфом, строчка за строчкой, страница за страницей, и так провел я около часа в это раннее-раннее, темное утро. Я подвинул себе кресло и усеялся. Потом взял еще несколько книг. И снова мои глаза устремились на поиски. Я начал уже уставать. Наконец моя рука остановилась на имени: «Уильям Вестеркотт, политик, г. Нью-Йорк. Женился на Эмми Ральф в январе 1998 года. Сын, Лайонел, родился в феврале 2000 года».

Я захлопнул книгу, вышел из библиотеки, запер дверь и зашагал домой сквозь прохладное летнее утро, под яркими звездами в черном небе.

Остановившись перед спящим домом, я постоял немного, глядя на безлюдную веранду и колыхающиеся от теплого августовского ветерка занавески в каждом из окон, держа в руке сигару, но так и не закурил. Я прислушался: над моей головой, словно крик ночной птицы, слышался одинокий плач женщины. «Ей снова приснился кошмар, а ведь кошмары, — думал я, — это воспоминания, они основаны на каких-то воспоминаниях, живых, очень страшных и невероятно подробных воспоминаниях, и вот ей опять приснился кошмар, ей страшно».

Я окинул взглядом город вокруг, маленькие домики, в которых живут люди, расстилающиеся за ними на десять тысяч миль вдаль поля, луга, фермы, реки, озера, шоссейные дороги, холмы, большие и маленькие города, так мирно спящие в этот предрассветный час, и уличные фонари, уже гаснущие за ненадобностью в это ночное время. И еще я подумал обо всех людях на всей земле, обо всех грядущих годах, обо всех нас, у кого в этом году есть хорошая работа, обо всех, кто счастлив в этом году.

Потом я поднялся наверх, прошел мимо их комнаты, лег в кровать и прислушался: там, за стеной, женщина тихо повторяла снова и снова: «Мне страшно, мне страшно» — и плакала.

И в своей постели мне было так холодно, как будто под одеялом у меня лежал кусок древнего льда, я дрожал, и, хотя я ничего не знал, я знал все, ибо я знал теперь, откуда были эти путешественники, и о чем были ее кошмары, и чего она боялась, и от чего они спасались бегством.

Я представлял себе это перед тем, как погрузиться в сон, и женский плач постепенно затихал в моих ушах. «Лайонел Вестеркотт, — думал я, — в 2035 году ему будет достаточно лет, чтобы стать президентом Соединенных Штатов».

И мне почему-то расхотелось, чтобы утром встало солнце.

УжасноПлохоНеплохоХорошоОтлично! (Пока оценок нет)
Понравилась сказка или повесть? Поделитесь с друзьями!
Категории сказки "Рэй Брэдбери — Как-то перед рассветом":

Отзывы о сказке / рассказе:

Читать рассказ "Рэй Брэдбери — Как-то перед рассветом" на сайте РуСтих онлайн: лучшие рассказы, повести и романы известных авторов. Поучительные рассказы для мальчиков и девочек для чтения в детском саду, школе или на ночь.