— Бланш,— сказал старик своим наиболее тонким голосом,— я привел к вам друга, который очень желает видеть вас, моя маленькая девочка. Обернитесь и дайте ему свою хорошенькую ручку. Очень хорошо быть набожной, но надо же быть и вежливой, племянница моя.
Девушка поднялась с колен и обернулась к пришедшим. Она пошла к ним колеблющимися шагами; утомление и стыд сквозили в каждой линии ее молодого существа; голова была низко опущена, глаза глядели на пол, пока она медленно приближалась. Вдруг взор ее упал на ноги Дениса де Болье — ноги, которыми, надо заметить, он очень гордился, и которые обувал в самую элегантную обувь даже во время путешествий — и остановилась, точно от вида его желтых башмаков ей стало особенно неловко; она быстро подняла глаза на обладателя их. Взоры молодых людей встретились. Выражение стыда сменилось выражением страха и ужаса на лице девушки; губы ее побелели; с пронзительным воплем она закрыла лицо руками и упала на пол часовни.
— Это не тот! — вскричала она.— Дядя, это не тот!
Сир де Малетруа прошептал любезно:
— Конечно, нет, я так и ожидал. Так неприятно, что вы не могли вспомнить его имени.
— Это правда, правда, я никогда до этой минуты не видала этого господина! — закричала она.— Я никогда и глаз на него не поднимала, и я не хочу его видеть.— Мессир,— добавила она, обращаясь к Денису,— если вы благородный человек, вы подтвердите мои слова. Видела ли я вас когда-нибудь, видели ли вы меня когда-нибудь до этой минуты?
— Что касается меня, то я никогда не имел этого удовольствия,— ответил молодой человек.— Первый раз в жизни, мессир, я вижу вашу племянницу.
Старик пожал плечами.
— Очень грустно это слышать, но что же делать! — сказал он.— Я сам был мало знаком со своей покойной женой в то время, как женился на ней, что доказывает,— добавил он с гримасой,— что такие неожиданные браки часто влекут за собой великолепное согласие в последующей жизни. Что касается жениха,— он, вероятно, желает иметь голос в этом деле,— то я даю ему два часа, которые он может провести до церемонии бракосочетания.— И он повернулся в сопровождении священника к двери.
Девушка мгновенно вскочила на ноги.
— Дядя, не может быть, чтобы вы серьезно это говорили! — вскричала она.— Клянусь Богом, я скорее наложу руки на себя, чем выйду за этого молодого человека. Вся душа моя возмущена! Бог запрещает такие браки! Вы позорите свои седые волосы! О, дядя, сжальтесь надо мной! Нет женщины во всем мире, которая не предпочла бы смерть такому браку! Может быть,— добавила она прерывающимся голосом,— вы не верите мне, может быть, вы до сих пор думаете, что…— И она посмотрела на Дениса, дрожа от страха и презрения,— до сих пор думаете, что это тот?
— Говоря откровенно,— ответил старик у порога,— я так думаю. Позвольте мне, Бланш де Малетруа, раз навсегда изложить вам мой образ мыслей на этот счет. С тех пор как вы унизили себя и готовы были обесчестить мой род и имя, которое я носил и в мирное, и в военное время больше шестидесяти лет, вы потеряли право не только обсуждать мои решения, но даже смотреть мне в лицо. Если бы жив был ваш отец, он избил бы вас и выгнал из дома. У него была железная рука. Вы должны благодарить Бога за то, что имеете дело с бархатной рукой дяди, сударыня! Моя обязанность выдать вас замуж. Из чистого доброжелательства я постарался найти для вас вашего собственного поклонника. Полагаю, что успел в этом. Но если это и не удалось мне, то клянусь Господом Богом и всеми святыми ангелами Его,— это мне совершенно все равно. Потому, позвольте мне рекомендовать вам быть любезнее с вашим юным другом, так как ваш лакей, например, был бы вам менее подходящим женихом.
С этими словами он вышел со следовавшим за ним по пятам капелланом, и портьера опустилась.
Девушка повернулась к Денису со сверкающими глазами.
— Что это все значит, сударь? — спросила она.
— Один Господь ведает,— ответил он мрачно.— Я пленник в этом доме, который кажется мне домом сумасшедших. Больше я ничего не знаю и ничего не понимаю.
— Скажите, пожалуйста, как вы вошли сюда? — спросила она.
Он вкратце рассказал.
— В конце концов,— добавил он,— может быть, вы последуете моему примеру и попробуете разрешить все эти загадки? Боже мой, чем может все это кончиться?
Она стояла молча, и он видел, как дрожали ее губы, а глаза без слез горели лихорадочным огнем. Потом она закрыла лицо руками.
— О, как голова болит! — сказала она усталым голосом.— Что я могу сказать о себе? Но я обязана сообщить вам свою историю, как ни мало женственным это покажется. Мое имя Бланш де Малетруа. Я осталась давно без отца и матери, о, так давно, что едва помню их. Действительно, я была очень несчастна всю свою жизнь. Три месяца тому назад один молодой капитан ежедневно становился около меня в церкви. Я видела, что нравлюсь ему. Конечно, я заслуживаю порицания, но я так рада была, что хоть кто-нибудь любит меня, то когда он сунул мне письмо, я принесла его домой и прочла с большим удовольствием. С того времени он писал часто. Он боялся заговорить со мной, несчастный юноша! Он просил меня оставлять иногда вечером дверь отворенной, чтобы мы могли поговорить минуты две на лестнице. Он знал, насколько дядя доверял мне!
У молодой девушки вырвалось нечто в роде рыдания, и прошло несколько мгновений прежде, чем она могла продолжать.
— Дядя мой человек жестокий и очень ловкий. Он проделывал массу хитрых штук на войне; был большим вельможей при дворе и был близок к королеве Изабелле в прежние времена. Почему он стал подозревать меня — не знаю, но скрыть что-либо от него очень трудно. Сегодня утром, когда мы вернулись от обедни, он схватил мою руку, заставил разжать ее и прочел маленькую записку. После прочтения он вежливо возвратил мне ее. В записке меня просили оставить открытою дверь,— вот это-то и погубило нас всех. Дядя продержал меня в моей комнате до самого вечера, потом приказал мне надеть этот наряд — жестокая насмешка над молодой девушкой, не правда ли? Я предполагаю,— так как дядя не мог добиться от меня, чтобы я назвала имя капитана,— что он устроил для него ловушку, в которую, по воле Божьей, попали вы. Я была в большом смущении. Могла ли я знать, что капитан захочет жениться на мне при таких тяжелых обстоятельствах? Может быть, он просто хотел подшутить надо мной, и я показалась ему недостойной стать его женой? Поистине, я не представляла себе, что меня постигнет такое постыдное наказание! Не могу думать, что Бог допустит молодую девушку до такого позора перед молодым человеком! Я все рассказала вам и не могу рассчитывать на то, чтобы вы меня не презирали.
Денис почтительно поклонился.
— Сударыня,— сказал он,— вы оказали мне большую честь, сделав такое признание. Мне остается только доказать, что и я достоин ее. Где может находиться теперь сир де Малетруа?
— Должно быть, он пишет в соседней зале,— ответила она.
— Могу я провести вас туда, сударыня? — спросил Денис.
Он подал ей руку, и оба вышли из часовни.
Бланш была очень сконфужена и расстроена, а Денис шел гордо, с сознанием важной миссии, которую он надеялся выполнить с честью.
Сир де Малетруа встал, приветствуя их ироническим поклоном.
— Сир,— сказал Денис, принимая самый важный вид,— я имею нечто сказать вам по поводу этого бракосочетания. Должен сообщить вам, что не приму участия в том, чтобы принуждать молодую леди к этому браку. При других условиях, я был бы горд получить ее руку, так как чувствую, что она так же добра, как и прекрасна, но при настоящем положении дел,— с применением насилия,— я имею честь отказаться, мессир, от этой руки.
Бланш смотрела на него благодарным взглядом, а старик все улыбался и улыбался до тех нор, пока его улыбка не довела Дениса до тошноты.
— Боюсь, господин де Болье,— сказал Малетруа,— что вы не совсем поняли меня. Я предлагаю вам выбор. Прошу вас, подойдите к окну.
И он направился к одному из больших открытых окон.
— Видите,— сказал старик,— тут имеется железное кольцо вверху окна, и сквозь него можно продеть очень крепкую веревку. Теперь слушайте меня внимательно. Если ваше нерасположение к моей племяннице будет непреоборимо, я велю вас повесить на этом окне еще до восхода солнца. Конечно, я прибегну к этому крайнему средству, поверьте, с большим сожалением, потому что я вовсе не желаю вашей смерти: я только желаю выдать замуж свою племянницу. Если же вы будете упрямиться, то сами пеняйте на себя. Ваш род очень почтенный, господин де Болье, но если бы вы даже происходили от Карла Великого, то и тогда вы не могли бы безнаказанно отказываться от руки де Малетруа — даже если бы невеста была так же вульгарна, как первая попавшаяся простонародная девка, и так же безобразна, как маски чудовища над моей дверью. В данном случае я не о ней и не о вас, и даже не о собственных чувствах забочусь,— вынуждает меня поступать таким образом честь моего дома. Она была скомпрометирована. Я считаю вас виновником; быть может, я ошибся, и, во всяком случае, теперь вы знаете наш секрет, и вряд ли теперь будете удивляться моему требованию, чтобы вы смыли это пятно. Если вы не хотите — да падет кровь на вашу голову! Не могу сказать, чтобы мне было особенно приятно видеть ваши останки болтающимися под моими окнами, но из двух зол приходится выбирать меньшее, и если мне не удастся сегодня восстановить честь моего дома, я, по крайней мере, затушу скандал.
Наступило молчание.
— Я полагаю, что существуют другие способы для улаживания запутанных положений между джентльменами,— сказал Денис,— вы носите шпагу, и я слышал, что отлично владелите ею.
Сир де Малетруа сделал знак капеллану, и тот большими шагами, молча, перешел комнату и поднял портьеру одной из трех дверей. Только на одно мгновение поднялась портьера и снова опустилась, но Денис успел заметить полутемную комнату, полную вооруженных людей.
— Если бы я был помоложе, господин де Болье,— сказал старик, — я с восторгом принял бы ваш вызов, но теперь я слишком стар. Верная стража — сила стариков, и мне приходится ею пользоваться. Очень тяжело сознавать, что стареешь, но с некоторым терпением можно и к этому привыкнуть. Вы и племянница, как вижу, желаете еще подумать и поговорить? Я предоставляю вам эту залу на два часа, так как не хочу пойти против вашего желания. Не спешите! — добавил он, поднимая руку, когда увидел угрожающее выражение лица Дениса.— Если вас возмущает мысль быть повешенным, то для вас достаточно будет времени в течение двух часов — выброситься из окна или схватиться с копьями моей стражи. Два часа жизни — все же два часа. Многое может измениться даже и в меньший срок. Кроме того, если я ясно понимаю выражение лица моей племянницы, она собирается что-то вам сказать. Вы не захотите испортить последних часов своей жизни невежливостью по отношению к даме.
Денис взглянул на Бланш. Она смотрела на него с умоляющим видом.
Казалось, старик был чрезвычайно доволен этим симптомом соглашения, потому что, улыбнувшись им обоим, он любезно добавил:
— Если вы дадите мне честное слово, господин де Болье, подождать моего возвращения через два часа и не предпринимать чего-нибудь отчаянного, я удалю стражу и предоставлю вам полную свободу беседовать с девицей.
Денис опять взглянул на девушку, которая, казалось, побуждала его согласиться.
— Даю свое честное слово,— проговорил Денис.
Мессир де Малетруа поклонился и заковылял по комнате, прочищая себе горло тем странным щебетанием, которое так раздражало слух молодого человека.
Сначала старик взял какие-то бумаги со стола, потом подошел к двери мрачной комнаты и, казалось, отдал, какое-то приказание людям, находившимся за портьерой, наконец, направился к той двери, через которую вошел сюда Денис. На пороге он обернулся, чтобы послать последний поклон и улыбку молодой парочке, и вышел в сопровождении капеллана, державшего в руке светильник.
Как только они ушли, Бланш подошла к Денису с протянутыми руками. Лицо ее возбужденно горело, и в глазах стояли слезы.
— Вы не должны умирать! — воскликнула она.— Вам придется жениться на мне.
— Вы думаете, сударыня,— отвечал Денис,— что я очень боюсь смерти?
— О, нет, нет! — вскрикнула она.— Я вижу, что вы не трус. Но я не могу вынести мысли, что вы можете быть убиты из-за такого недоразумения.
— Боюсь,— возразил Денис,— что вы недостаточно оцениваете трудность положения, сударыня. То что вы с великодушием мне предлагаете, я слишком горд, чтобы принять. В момент благородного сострадания ко мне вы забыли о том, который, быть может, имеет уже право на ваши чувства…
Говоря это, он скромно опустил глаза вниз и продолжал стоять так, чтобы не видеть ее смущения. Она с минуту стояла молча, затем быстро отошла и, бросившись в кресло своего дяди, разразилась рыданиями.
Денис был в великом затруднении. Он огляделся, как бы ища чего-нибудь для вдохновения, и кончил тем, что, увидев стул, опустился на него, будто собираясь что-нибудь обдумать. Он некоторое время играл рукояткой шпаги, и если мысли у него и были, то лишь о том, что лучше бы он умер тысячу раз раньше, и его тело бросили бы в самую грязную помойную яму всей Франции. Глаза его блуждали по зале, но не могли ни на чем остановиться. Он всматривался в широкие пространства между украшениями стен, терявшиеся в темноте комнаты; его пронизывало ощущение какой-то холодной пустыни; начало казаться, что он никогда не видел такой большой и мрачной церкви и такой печальной могилы. Всхлипывания девушки раздавались в определенные промежутки, и казалось, что ими можно измерить время, как тиканьем часов. Потом Денис обратил глаза на фамильный герб Малетруа и начал читать надписи на нем; дочитал и снова стал читать, пока глаза совершенно не утомились. Он перевел их в темные углы залы,— ему показалось, что они кишат какими-то ужасными животными. Несколько раз он начинал дремать, но тотчас его пробуждала мысль, что последние два часа непрерывно убавляются, а смерть пододвигается все ближе и ближе.
Отзывы о сказке / рассказе: