Рассказывают также, — начала новую сказку Шахразада, — что был в древние времена и минувшие века и годы в городе Багдаде человек-рыбак, по имени Халифа, и был это человек бедный по состоянию, который никогда еще в жизни не женился. И случилось в один день из дней, что он взял сеть и отправился с нею, по обычаю, к реке, чтобы половить раньше рыбаков. И, придя к реке, он подпоясался, подоткнул платье и подошел к реке и, развернув свою сеть, закинул ее первый раз и второй раз, но в ней ничего не поднялось. И он закидывал ее до тех пор, пока не закинул десять раз, и не поднялось в ней совсем ничего. И стеснилась грудь рыбака, и смутились мысли его, и он воскликнул: «Прошу прощения у Аллаха великого, кроме которого пет бога, живого, самосущего, и возвращаюсь к нему! Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Чего хочет Аллах, то бывает, а чего не хочет он, то не бывает! Надел — от Аллаха, — велик он и славен! И когда дает Аллах рабу, не отказывает ему никто, а когда отказывает Аллах рабу, не дает ему никто!» И потом, от охватившего его великого огорчения, он произнес такие два стиха:
«Когда поражает рок своею превратностью,
Терпение ты готовь и грудь для него расправь,
Поистине, ведь господь миров, в своей щедрости
И милости, после горя даст облегчение«.
И он посидел немного, размышляя о своем деле, и склонил голову к земле, а потом произнес такие стихи:
«Терпи и сладость дней, терпи и гореть их,
И знай — Аллах всегда достигнет дел своих,
Ведь похожа ночь огорчения на нарыв порой,
И вожусь я с ним, пока удастся проткнуть его.
Проходят часто превратности над юношей
И кончаются, и ему на ум не приходят вновь«.
И пот ом он сказал про себя: «Брошу еще этот раз и положусь на Аллаха. Может быть, он не обманет моей надежды». И он подошел и бросил сеть в реку, размахнувшись на длину руки, и свернул веревки и подождал некоторое время, а потом он потянул сеть и нашел ее тяжелой…«
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот тридцать вторая ночь
Когда же настала восемьсот тридцать вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Халифа-рыбак закинул сеть в реку несколько раз и в ней ничего не поднялось, он стал размышлять о своем деле и произнес предыдущие стихи, а потом сказал про себя: «Брошу еще раз и положусь на Аллаха. Может быть, он не обманет моей надежды». И он поднялся и закинул сеть и подождал некоторое время, а затем он потянул сеть и нашел ее тяжелой. И, почувствовав, что сеть тяжелая, рыбак стал действовать с нею осторожно и тянул ее до тех пор, пока она не вышла на сушу. И вдруг в ней оказалась обезьяна, одноглазая и хромая! И, увидав ее, Халифа воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Что это за скверное счастье и зловещее предзнаменование! Что случилось со мной в этот благословенный день! Но все это — по предопределению великого Аллаха!»
И потом он взял обезьяну и привязал ее на веревку и, подойдя к дереву, высившемуся на берегу реки, привязал к нему обезьяну. А с рыбаком был бич, и он взял его в руку и поднял в воздухе и хотел опустить его на обезьяну, но Аллах заставил эту обезьяну говорить ясным языком, и она сказала: «О Халифа, удержи твою руку и не бей меня. Оставь меня привязанной к этому дереву, ступай к реке и закинь твою сеть, полагаясь на Аллаха, — он принесет тебе твой надел».
И, услышав слова обезьяны. Халифа взял сеть, подошел к реке и закинул ее, отпустив веревки, а потом он потянул сеть и нашел, что она тяжелей, чем в первый раз. И он до тех пор бился над сетью, пока она не вышла на берег, и вдруг в ней оказалась другая обезьяна с расставленными зубами, насурмленными глазами и накрашенными руками, и рта обезьяна смеялась, а вокруг пояса у нее была рваная тряпка. И Халифа воскликнул: «Хвала Аллаху, который заменил рыб в реке обезьянами!» А затем он подошел к той обезьяне, что была привязана к дереву, и сказал ей: «Посмотри, о злосчастная, как скверно то, что ты мне посоветовала! Никто не натолкнул меня на вторую обезьяну, кроме тебя, и когда ты пожелала мне доброго утра, с твоей хромотой и одноглазостью, я стал побежден и утомлен и не владел ни дирхемом, ни динаром!»
И он взял в руки дубинку и, покрутив ею в воздухе три раза, хотел опустить ее на обезьяну, и та воззвала к Аллаху о помощи и сказала рыбаку: «Прошу тебя, ради Аллаха, прости меня ради этого моего товарища и проси у него то, что тебе нужно: он приведет тебя к тому, что ты желаешь». И Халифа бросил дубинку и простил обезьяну, а потом он подошел ко второй обезьяне и остановился подле нее, и обезьяна сказала: «О Халифа, тебе не будет от этих слов никакого проку, если ты не выслушаешь того, что я тебе скажу, а если ты меня выслушаешь и послушаешься меня и не станешь мне перечить, я буду причиной твоего богатства». — «Что ты мне скажешь, чтобы мне тебя послушаться?» — спросил Халифа. И обезьяна сказала: «Оставь меня здесь привязанной, пойди к реке и закинь твою сеть, а я тебе скажу, что тебе после этого делать».
И Халифа взял сеть и пошел к реке и закинул сеть и подождал над нею немножко, а потом он потянул сеть и нашел ее тяжелой. И он бился над сетью, пока не поднял ее на сушу, и вдруг в ней оказалась еще одна обезьяна, но только эта обезьяна была красная, и вокруг пояса у нее была синяя тряпка, и у псе были накрашены руки и ноги и насурмлены глаза. И, увидав ее. Халифа воскликнул: «Слава Аллаху великому, слава властителю власти! Поистине, сегодняшний день благословен с начала до конца, ибо звезда его принесла счастье в лице первой обезьяны, а содержание страницы видно по заглавию. Сегодняшний день — день обезьян, и не осталось в реке ни одной рыбы, и мы вышли сегодня лишь для того, чтобы ловить обезьян. Хвала Аллаху, который заменил рыб обезьянами!»
И потом он обратился к третьей обезьяне и спросил ее: «А ты что еще такое, о злосчастная?» И обезьяна сказала ему: «Разве ты не знаешь меня, о Халифа?» — «Нет», — отвечал Халифа. И обезьяна сказала: «Я обезьяна Абу-с-Саадата, еврея-менялы». — «А что ты делаешь?» — спросил Халифа. И обезьяна ответила: «Я желаю ему доброго утра в начале дня, и он наживает пять динаров, и желаю ему доброго вечера в конце дня, и он наживает пять динаров». И Халифа обратился к первой обезьяне и сказал ей: «Посмотри, о злосчастная, какие у людей хорошие обезьяны! А ты? Ты желаешь мне доброго утра своей хромотой и одноглазостью и зловещим видом, и я стану бедным, разоренным и голодным».
И он взял дубинку и покрутил ею в воздухе три раза и хотел опустить ее на обезьяну, но обезьяна Абу-с-Саадата сказала ему: «Оставь ее, о Халифа, убери твою руку и подойди ко мне, а я тебе скажу, что тебе делать». И Халифа кинул из руки дубинку и, подойдя к обезьяне, спросил ее: «Что ты мне скажешь, о госпожа всех обезьян?» И обезьяна сказала: «Возьми сеть и закинь ее с реку и оставь меня с этими обезьянами сидеть с тобой, и что бы для тебя в ней ни поднялось, подай это и подойди ко мне, и я расскажу тебе что-то, что тебя обрадует…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот тридцать третья ночь
Когда же настала восемьсот тридцать третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда обезьяна Абу-с-Саадата сказала Халифе: «Возьми твою сеть и закинь ее в реку, и все, что поднимется в ней для тебя, подай и подойди ко мне, а я расскажу тебе что-то, что тебя обрадует», — Халифа ответил: «Слушаю и повинуюсь!»
А потом он взял сеть, свернул ее и положил на плечо и произнес такие стихи:
«Сжимается когда грудь, взываю к создателю
Ведь властен он облегчить все трудное людям.
Еще не вернулся взор, а милостью господа
Разбитое цело вновь, и пленник свободен.
Вручи же Аллаху ты дела свои полностью,
Ведь милости господа всяк видящий знает«.
И еще он произнес такие два стиха:
«Ты тот, кто люден всех вверг в великие тяготы,
Сотри же заботы ты и бедствий причины,
Мне жадности не внушай к тому, чего не добыть,
Сколь многих желающих желанья не сбылись!«
А окончив свои стихи, Халифа подошел к реке и закинул в нее сеть и подождал над нею немного, а затем он потянул ее, и вдруг оказалось, что в ней рыба-окунь, большеголовая и с хвостом, точно поварешка, а глаза у нее были как два динара. И, увидев эту рыбу, Халифа обрадовался, так как он ни разу в жизни не поймал ей подобной, и взял ее, дивясь на нее, и принес ее к обезьяне Абу-с-Саадата еврея, и был таков, как будто он овладел целым светом. И обезьяна еврея спросила его: «Что ты будешь с ней делать, о Халифа, и как ты поступишь с твоей обезьяной?» И Халифа молвил: «Я расскажу тебе, о госпожа всех обезьян, что я сделаю. Знай, что прежде всего я придумаю, как погубить эту проклятую, мою обезьяну, и возьму тебя вместо нее и буду тебя каждый день кормить чем пожелаешь». «Раз ты избрал меня, — сказала обезьяна, — я скажу тебе, как сделать, и будет в этом благо твоего состояния, если захочет великий Аллах. Пойми же то, что я тебе скажу. Приготовь и для меня тоже веревку и привяжи меня к дереву и оставь меня, а сам же выйди на середину отмели и закинь твою сеть в реку Тигр. А когда закинешь ее, подожди немного и вытяни ее: ты найдешь в ней рыбу, прекраснее которой ты не видал за всю твою жизнь. Принеси ее и подойди ко мне, а я скажу тебе, что делать потом».
И Халифа поднялся в тот же час и минуту и закинул сеть в реку Тигр и вытянул ее и увидел в ней рыбу белугу величиной с барашка, подобной которой он не видал за всю жизнь, и она была больше первой рыбы. И Халифа взял ее и пошел к обезьяне, и обезьяна сказала ему: «Принеси немного зеленой травы и положи половину ее в корзину, и положи рыбу на траву и прикрой се другой половиной. Оставь нас привязанными, поставь корзину на плечо и пойди с нею в город Багдад и никому, кто с тобой заговорит или тебя спросит, не давай ответа, пока не придашь на рынок менял. Ты найдешь в глубине рынка лавку моего хозяина, Абу-с-Саадата еврея, шейха менял, и увидишь, что он сидит на кресле, с подушкой за спиной, и перед ним стоят два сундука, один для золота, другой для серебра, и возле него — невольники, рабы и слуги. Подойди к нему и поставь перед ним корзинку и скажи ему: «О Абу-с-Саадат, я сегодня вышел на ловлю и закинул сечь на твое имя, и послал Аллах великий эту рыбу». И он тебе скажет: «Показывал ли ты ее другому?» А ты скажи: «Нет, клянусь Аллахом!» И он возьмет у тебя рыбу и даст тебе динар, а ты верни его ему, и он даст тебе два динара, и всякий раз, как он тебе что-нибудь даст, возвращай это, и даже если бы он дал тебе вес рыбы Золотом, не бери у него ничего. И он скажет тебе: «Скажи мне, что ты хочешь?» И ты скажи: «Клянусь Аллахом, я продам ее только за два слова». И когда он тебя спросит: «А что это за два слова?» скажи ему:»Встань на ноги и скажи: «Засвидетельствуйте, о те, кто есть на рынке, что я променял обезьяну Халифы-рыбака на мою обезьяну и обменял ею долю на мою долю и его счастье на мое счастье». И вот плата за рыбу, и не нужно мне золота«. И когда он это сделает, я стану каждый день желать тебе доброго утра и доброго вечера, и ты будешь каждый день наживать десять динаров золотом. А Абус-Саадату еврею будет желать доброго утра его обезьяна, эта кривая, хромая, и Аллах каждый день будет испытывать его штрафом, который он станет платить. И это будет так, пока он не обеднеет и не окажется совсем без ничего. Послушайся же того, что я тебе говорю: будешь счастлив и пойдешь прямым путем!»
И когда Халифа-рыбак услышал слова обезьяны, он сказал: «Я принимаю то, что ты мне посоветовала, о царь всех обезьян, а что касается этого злосчастного, — да не благословит его Аллах! — я не знаю, что мне с ним делать». — «Отпусти его в воду и отпусти меня тоже», — сказала обезьяна. И Халифа отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» И он подошел к обезьянам и развязал их и оставил, и они спустились в море, а Халифа подошел к рыбе, взял ее и вымыл и положил под нее в корзину зеленой травы и прикрыл ее тоже травою, и понес ее на плече, напевая такую песенку:
«Вручи дела господину небес и спасешься ты,
И доброе совершай всю жизнь, не горюя, ты
Людей обвиненных избегай — обидит тебя«,
Язык придержи и не бранись — побранят тебя…«
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот тридцать четвертая ночь
Когда же настала восемьсот тридцать четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Халифа-рыбак кончил петь, он понес корзину на плече и пошел и шел до тех пор, пока не вошел в город Багдад.
И когда он вошел, люди узнали его и стали ему кричать, говоря: «Что с тобой, о Халифа?» Но Халифа не обращал ни на кого внимания, пока не пришел на рынок менял. И он прошел мимо лавок, как наказывала ему обезьяна, и заметил того еврея и увидел, что он сидит в лавке, а слуги прислуживают ему, и он — точно царь из царей Хорасана. И, увидав еврея, Халифа узнал его и подошел и остановился перед ним, и еврей поднял к нему голову и узнал его и сказал: «Привет тебе, о Халифа, какое у тебя дело и чего ты хочешь? Если кто-нибудь с тобой заговорил или поспорил, скажи мне. Я пойду с тобой к вали, и он возьмет для тебя с него должное!» — «Нет, клянусь жизнью твоей головы, о начальник евреев, — ответил Халифа. — Со мной никто но заговаривал, но я вышел сегодня из дому, на твое счастье, и пошел к реке и закинул сеть в Тигр, я поймалась вот эта рыба».
И он открыл корзину и бросил рыбу перед евреем, и когда еврей увидал ее, он нашел ее прекрасной и воскликнул: «Клянусь торой и десятью заповедями, я вчера спал и видел во сне, что я стою перед Девой и она говорит мне: „Знай, о Абу-с-Саадат, что я послала тебе хороший подарок“. Наверное, подарок — эта рыба, без сомнения!» И затем он обернулся к Халифе и спросил его: «Заклинаю тебя твоей верой: видел ли ее кто-нибудь, кроме меня?» И Халифа ответил: «Нет, клянусь Аллахом! Клянусь Абу-Бекром Правдивым, о начальник евреев, ее не видел никто, кроме тебя». И еврей обернулся к одному из своих слуг и сказал ему: «Пойди сюда, возьми эту рыбу и ступай с нею домой, и пусть Суада ее приготовит, сжарит и поджарит к тому времени, как я кончу работу и приду». И Халифа тоже сказал ему: «Ступай, мальчик, и пусть жена хозяина изжарит часть рыбы и поджарит часть ее». И слуга отвечал: «Слушаю и повинуюсь, о господин!» И затем он взял рыбу и пошел с ней домой.
А что касается еврея, то он протянул руку с динаром и дал его Халифа-рыбаку, говоря: «Возьми это себе, о Халифа, и трать на твою семью». И когда Халифа увидал динар у себя в руке, он воскликнул: «Слава властителю власти!», точно он никогда в жизни не видал ни кусочка Золота, и взял динар и прошел немного. Но потом он вспомнил наставление обезьяны и вернулся и бросил еврею динар и воскликнул: «Возьми твое золото и отдай людям их рыбу! Разве люди для тебя посмешище?» И еврей, услышав его слова, подумал, что он с ним шутит, и дал ему два динара сверх первого динара, но Халиф сказал: «Подавай рыбу, без шуток! Разве ты не Знаешь, что я продаю рыбу за такую пену?» И еврей протянул руку еще к двум и сказал Халифе: «Возьми эти пять динаров в уплату за рыбу и брось жадничать!» И Халифа взял деньги в руку и ушел с ними, радуясь, и он смотрел на золото, дивясь на него и говоря: «Слава Аллаху! Нет у халифа Багдада того, что есть у меня в сегодняшний день!»
И он шел до тех пор, пока не пришел к началу рынка, и тогда он вспомнил слова обезьяны и наставление, которое она ему дала, и вернулся к еврею и бросил ему золото. «Что с тобой, о Халифа, что тебе нужно? Ты хочешь взять свои динары дирхемами?» — спросил его еврей. И Халифа сказал: «Я не хочу ни дирхемов, ни динаров, я хочу только, чтобы ты отдал мне чужую рыбу». И еврей рассердился и закричал на Халифу и сказал: «О рыбак, ты приносишь мне рыбу, но стоящую и динара, а я тебе даю за нее пять динаров, а ты недоволен! Бесноватый ты, что ли? Скажи мне, за сколько ты ее продаешь?» — «Я не продам ее ни за серебро, ни за золото, я продам ее только за два слова, которые ты мне скажешь», — ответил Халифа. И когда еврей услышал эти слова, глаза его поднялись к темени, у него захватило дыхание, и он заскрежетал зубами и крикнул: «О обрезокмусульман, разве ты хочешь, чтобы я расстался с моей верой ради твоей рыбы и желаешь испортить мою религию и исповедание, в котором я нашел, прежде меня, моих отцов?»
И он кликнул своих слуг, и когда те появились перед ним, сказал им: «Горе вам, вот перед вами этот злосчастный — разбейте ему затылок затрещинами и умножьте его муки побоями!» И слуги набросились на Халифу с побоями и били его до тех пор, пока он не упал возле лавки. И тогда еврей сказал им: «Отпустите его, чтобы он встал». И Халифа вскочил на ноги, словно с ним ничего не было, и еврей сказал ему: «Говори, что ты хочешь в уплату за эту рыбу, и я тебе дам. Но ты не получил от нас сейчас ничего хорошего». — «Не бойся за меня, изза побоев, хозяин, я съедаю столько ударов, как десять ослов», — сказал Халифа. И еврей рассмеялся его словам и воскликнул: «Заклинаю тебя Аллахом, скажи мне, что ты хочешь, и клянусь моей верой — я дам это тебе». — «Не удовлетворит меня, как плата от тебя за эту рыбу, ничто, кроме двух слов», — ответил Халифа. И еврей сказал: «Я полагаю, ты хочешь, чтобы я принял ислам?» — «Клянусь Аллахом, о еврей, — ответил Халифа, — если ты станешь мусульманином, твой ислам не поможет мусульманам и не повредит евреям, а если ты останешься нечестивым, твое нечестие не повредит мусульманам и не поможет евреям. Но вот чего я от тебя требую: встань на ноги и скажи: „Засвидетельствуйте, о люди на рынке, что я променял обезьяну Халифы-рыбака на мою обезьяну и мою долю в жизни на его долю и мое счастье на его счастье“. „Если это и есть твое желание, то оно для меня легко“, — сказал еврей…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот тридцать пятая ночь
Когда же настала восемьсот тридцать пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что еврей сказал Халифе-рыбаку: «Если это есть твое желание, то оно для меня легко». И еврей поднялся в тот же час и минуту и встал на ноги и сказал так, как сказал Халифа-рыбак, а потом он обернулся к нему и спросил: «Осталось ли тебе с меня еще что-нибудь?» — «Нет», — отвечал Халиф. И еврей сказал: «С миром!»
И Халифа в тот же час и минуту поднялся, взял свою корзину и сеть и пошел к реке Тигру. И он закинул сеть и потянул ее и нашел ее тяжелой и вытянул ее только после стараний. И, вытянув сеть, он увидел, что она наполнена рыбой всех сортов. И подошла к нему женщина с блюдом и дала ему динар, а Халифа дал ей на него рыбы, и подошел к нему другой слуга и взял у него на динар, и так продолжалось, пока он не продал рыбы на десять динаров, и каждый день он продавал на десять динаров, до конца десяти дней, так что набрал сто динаров золотом.
А у этого рыбака был дом, внутри прохода купцов. И в одну ночь из ночей рыбак лежал у себя в доме и сказал себе: «О Халифа, все люди знают, что ты бедный человек, рыбак, а теперь у тебя оказалось сто золотых динаров. Непременно услышит твою историю повелитель правоверных Харун ар-Рашид от кого-нибудь из людей, и, может быть, ему понадобятся деньги, и он пошлет за тобой и скажет: „Мне нужно некоторое количество денег. И дошло до меня, что у тебя есть сто динаров, одолжи их мне“. И я скажу ему: „О повелитель правоверных, я человек бедный, и тот, кто тебе рассказал, что у меня есть сто динаров, налгал на меня. Ни со мной, ни у меня ничего такого нет“. И халиф передаст меня вали и скажет ему: „Обнажи его от одежды, и мучай его побоями, и заставь его сознаться: может быть, он признается, что у него есть золото в сундуке“. Бот правильное решение, которое освободит меня из этой ловушки: я сейчас встану и буду пытать себя бичом, чтобы закалиться против побоев». И гашиш, которого рыбак наелся, сказал ему: «Встань, обнажись от одежды». И он тотчас же и в ту же минуту встал, обнажился от одежды и взял в руку бывший у него бич. А у него была кожаная подушка, и он стал бить раз по этой подушке и раз по своей коже, и начал кричать: «Ах, ах, клянусь Аллахом, это пустые слова, о господин мой, и они лгут на меня. Я бедный человек, рыбак, и нет у меня ничего из благ мира!»
И люди услышали, как Халифа-рыбак сам себя пытает и ударяет бичом по подушке (а от звука ударов по его телу и по подушке ночью стоял гул). И в числе тех, кто его слышал, были купцы, и они сказали: «Посмотри-ка! Чего этот бедняга кричит, и мы слышим, как на него опускаются удары. Похоже, что на него напали воры, и это они его пытают». И они все пошли на звук ударов и криков и вышли из своих жилищ и пришли к дому Халифы и увидели, что он заперт, и сказали друг другу: «Может быть, воры напали на него, зайдя за комнату; нам следует поэтому войти через крышу».
И они поднялись на крышу и спустились через отверстие в ней и увидели, что Халифа голый и пытает самого себя. И они сказали ему: «Что с тобой, о Халифа, в чем твое дело?» И Халифа ответил: «Знайте, о люди, что у меня оказалось несколько динаров, и я боюсь, что о моем деле донесут повелителю правоверных Харуну арРашиду, и он призовет меня к себе и потребует от меня эти динары, и я начну отрицать. И если я буду отрицать, л боюсь, что он станет меня мучить. И вот я сам себя мучаю и делаю это, чтобы закалиться против того, что будет». И купцы стали над ним смеяться и сказали: «Брось такие дела, да не благословит Аллах тебя и динары, которые пришли к тебе. Ты встревожил пас сегодня ночью и устрашил наши сердца».
И Халифа перестал бить себя и проспал до утра, а поднявшись от сна, он хотел идти на работу и подумал о сотне динаров, которая оказалась у него, и сказал про себя: «Если я оставлю их дома, их украдут воры, а если я положу их в карман на поясе, их, может быть, кто-нибудь увидит и выследит меня, когда я буду один в месте, где пет людей, и убьет меня и возьмет их. Но я сделаю некую хитрость, прекрасную и очень полезную». И он в тот же час и минуту поднялся и пришил себе карман к воротнику халата и, завязав сотню динаров в мешочек, положил его в карман, который он сделал. А затем он поднялся и взял свою сеть, корзину и палку и шел, пока не дошел до реки Тигр…«
И Шахразаду застигло утро, и сна прекратила дозволенные речи.
Восемьсот тридцать шестая ночь
Когда же настала восемьсот тридцать шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Халифа-рыбак положил сотню динаров в карман, взял корзину, палку и сеть и пошел к реке Тигру.
Он закинул в нее сеть и потянул ее, но для него ничего не поднялось, и тогда он перешел с этого места на другое место и закинул там сеть, но для него ничего не поднялось. И он переходил с места на место, пока не отдалился от города на расстояние половины дня пути, и тебе закидывал сеть, по ничего для него не поднималось. И тогда он сказал в душе: «Клянусь Аллахом, я брошу сеть в воду еще только этот раз. Либо будет, либо пет!» И он бросил сеть с великой решимостью от сильного гнева, и мешок, в котором была сотня динаров, вылетел из его воротника, упал посреди реки и исчез, увлекаемый силой течения. И Халифа бросил из рук сеть, обнажился от одежды и, оставив ее на берегу, пырнул за мешком, и он нырял и выплывал около сотни раз, пока его силы не ослабели, и он одурел и не нашел этого мешка.
И когда Халифа отчаялся наши его, он вышел на берег и увидел только палку, сеть и корзину. И он начал искать свою одежду, но не нашел и следа ее. И тогда оп сказал себе: «Правильно говорится в поговорке: «Паломничество не завершено без сношения с верблюдом». И он развернул сеть и завернулся в нее и, взяв в руки палку, поставил корзину на плечо, и пошел, и понесся, как распаленный верблюд, и, бегая направо и налево, взад и вперед, взлохмаченный, покрытый пылью, точно взбунтовавшийся ифрит, когда он вырвется из Сулеймановой тюрьмы.
Вот что было с Халифов рыбаком.
Что же касается халифа Харуна Рашида, то у него был приятель ювелир, которого звали Ибн аль-Кирнас, и все люди, купцы, посредники и маклера знали, что Ибаль-Кирнас — купец халифа, и все, что продавали в городе Багдаде и других местах из драгоценных вещей, не продавали раньше, чем покажут ему, и в том числе невольников и невольниц. И когда этот купец, то есть Ибаль-Кирнас, сидел в один день из дней в своей лавке, вдруг подошел к нему староста посредников, и с ним была невольница, подобной которой не видели видящие. И была она до пределов красива, прекрасна, стройна и соразмерна, и в числе ее достоинств было то, что она была осведомлена во всех науках и искусствах, нанизывала стихи и играла на всех музыкальных инструментах. И купил ее Ибн аль-Кирнас, ювелир, за пять тысяч динаров золотом и одел ее на тысячу динаров и привел ее к повелителю правоверных. И эта невольница провела подле него ночь, и халиф испытывал ее во всех науках и во всех искусствах и увидел, что она сведуща во всех науках и ремеслах, и нет ей, в ее век, равной. А было ей имя Кут-аль-Кулуб, и была она такова, как сказал поэт:
Я взгляд возвращаю к ней, откроет когда лицо,
Она ж уклоняется от взора повторно.
Газель назад наклонит шеей, коль обернется к нам.
Газели, как сказано, назад смотрят часто.
Но где этому до слов другого:
На помощь от смертного, чью гибкость покажут нам
Высокие, стройные самхарские копья,
Печальны его глаза, пушок его шелковист,
И в сердце больною от любви его место.
А когда наступило утро, халиф Харун ар-Рашид послал за Ибн аль-Кирнасом, ювелиром, и когда тот явился, назначил ему десять тысяч динаров в уплату за эту невольницу. И сердце халифа стало занято этой невольницей, названной Кут-аль-Кулуб, и он оставил Ситт-Зубейду, дочь аль-Касима (а она была дочерью его дяди) и оставил всех любимиц и просидел целый месяц, выходя от этой невольницы только на пятничную молитву, а затем он тотчас же возвращался к ней.
И это стало тревожным для вельмож правления, и они пожаловались на это дело везирю Джафару Барманиду. И везирь выждал, пока не наступил день пятницы, и вошел в соборную мечеть, и встретился с повелителем правоверных, и стал ему рассказывать все, какие ему встречались диковинные истории, связанные с любовью, чтобы выведать, что с ним такое. И халиф сказал ему: «О Джафар, клянусь Аллахом, это дело случилось со мной не по доброй моей воле, но мое сердце завязло в сети любви, и я не знаю, что делать». — «Знай, о повелитель правоверных, — ответил Джафар, — что эта твоя любимица, Кут-аль-Кулуб, стала тебе подвластна и сделалась одной из твоих служанок, а чем владеет рука, того не хочет душа. Я скажу тебе еще и другую вещь: самое лучшее, чем похваляются цари и царевичи, это охота и облава и уменье пользоваться случаем и веселиться. И если ты так сделаешь, ты, может быть, отвлечешься от нее, а может быть, ты ее забудешь». — «Прекрасно то, что ты сказал, о Джафар, — воскликнул халиф. Поедем сейчас же, сию же минуту на охоту».
И когда кончилась пятничная молитва, они вышли из мечети и в тот же час и минуту сели и поехали на охоту и ловлю…«
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот тридцать седьмая ночь
Когда же настала восемьсот тридцать седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф Харун ар-Рашид отправился с Джафаром па охоту и ловлю, и они поехали и достигли пустыни. И повелитель правоверных и везирь Джафар ехали верхом на мулах, и они занялись беседой, и войско опередило их.
А их палил зной, и ар-Рашид сказал: «О Джафар, мной овладела сильная жажда». А потом ар-Рашид напряг зрение и увидел какую-то фигуру на высокой куче и спросил везиря: «Видишь ли ты то, что я вижу?» — «Да, о повелитель правоверных, — ответил везирь, — я вижу какую-то фигуру на высокой куче, и это либо сторож сада, либо сторож огорода, и при всех обстоятельствах в той стороне не может не быть воды. Я поеду к нему и принесу тебе от него воды», — сказал потом везирь. Но ар-Рашид молвил: «Мой мул быстрее твоего мула. Постой здесь, из-за войска, а я поеду сам, напьюсь у этого человека и вернусь».
И ар-Рашид погнал своего мула, и мул помчался, как ветер в полете или вода в потоке, и несся до тех пор, пока не достиг этой фигуры во мгновение ока. И оказалось, что фигура — не кто иной, как Халифа-рыбак.
И ар-Рашид увидел, что он голый и завернулся в сеть и глаза его так покраснели, что стали, как огненные факелы, и облик его был ужасен, и стан изгибался, и он был взлохмаченный, запыленный, точно ифрит или лев.
И ар-Рашид пожелал ему мира, и Халифа возвратил ему пожелание, разъяренный, и его дыхание пылало огнем.
И ар-Рашид спросил его: «О человек, есть у тебя немного воды?» — «Эй, ты, — отвечал Халифа, — слепой ты, что ли, или бесноватый? Вот тебе река Тигр — она за этой кучей».
И ар-Рашид зашел за кучу и спустился к реке Тигру, и напился и напоил мула, а затем он тотчас же и в ту же минуту поднялся и, вернувшись к Халифе-рыбаку, спросил его: «Чего это ты, о человек, стоишь здесь, и каково твое ремесло?» — «Этот вопрос удивительней и диковинней, чем твой вопрос про воду, — ответил Халифа. — Разве ты не видишь принадлежности моего ремесла у меня на плече?» — «Ты как будто рыбак», — сказал ар-Рашид. «Да», — молвил Халифа. И ар-Рашид спросил:
«А где же твой халат, где твоя повязка, где твой пояс и где твоя одежда?» А вещи, что пропали у Халифы, были подобны тем, которые назвал ему халиф, одна к одной.
И, услышав от халифа эти слова, Халифа подумал, что это он взял его вещи на берегу реки, и в тот же час и минуту спустился с кучи, быстрее разящей молнии и, схватив мула халифа за узду, сказал ему: «О человек, подай мне мои вещи и брось играть и шутить!» И халиф воскликнул: «Клянусь Аллахом, я не видал твоих вещей и не знаю их!» А у ар-Рашида были большие щеки и маленький рот, и Халифа сказал ему: «Может быть, ты по ремеслу певец или флейтист? Но подай мне мою одежду по-хорошему, а не то я буду бить тебя этой палкой, пока ты не обольешься и не замараешь себе одежду».
И халиф, увидав палку Халифа-рыбака и его превосходство над ним, сказал себе: «Клянусь Аллахом, я не вынесу от этого безумного нищего и пол-удара такой палкой!» А на ар-Рашид с был атласный кафтан, и он снял его и сказал Халифе: «О человек, возьми этот кафтан вместо твоей одежды». И Халифа взял его и повертел в руках и сказал: «Моя одежда стоит десяти таких, как этот пестрый халат». — «Надень его пока, а я принесу тебе твою одежду», — сказал ар-Рашид. И Халифа взял кафтан и надел его и увидел, что он ему длинен. А у Халифы был нож, привязанный к ушку корзины, и он взял его и обрезал полы кафтана примерно на треть, так что он стал доходить ему ниже колен, и обернулся к ар-Рашиду и сказал ему: «Ради достоинства Аллаха, о флейтист, расскажи мне, сколько тебе полагается каждый месяц жалованья от твоего господина за искусство играть на флейте?» — «Мое жалованье каждый месяц — десять динаров золотом», — сказал халиф. И Халифа воскликнул: «Клянусь Аллахом, о бедняга, ты обременил меня твоей заботой! Клянусь Аллахом, эти десять динаров я зарабатываю каждый день! Хочешь быть со мной, у меня в услужении? Я научу тебя искусству ловить и стану делиться с тобой заработком, так что ты каждый день будешь работать на пять динаров и сделаешься моим слугой, и я буду защищать тебя от твоего господина этой палкой». — «Я согласен на это», молвил ар-Рашид. И Халифа сказал: «Сойди теперь со спины ослицы и привяжи ее, чтоб она помогала нам возить рыбу, и пойди сюда — я научу тебя ловить сейчас же».
И ар-Рашид сошел со своего мула и, привязав его, заткнул полы платья вокруг пояса, и Халифа сказал ему:
«О флейтист, возьми сеть вот так, положи ее на руку вот так и закинь ее в реку Тигр вот так». И ар-Рашид укрепил свое сердце и сделал так, как показал ему Халифа, и закинул сеть в реку Тигр и потянул ее, но не мог вытянуть. И Халифа подошел к нему и стал ее тянуть, но оба не смогли ее вытянуть. «О злосчастный флейтист, — сказал тогда Халифа, — если я в первый раз взял твой кафтан вместо моей одежды, то на этот раз я возьму у тебя ослицу за мою сеть, если увижу, что она разорвалась, и буду бить тебя палкой, пока ты не обольешься и не обделаешься«. — „Потянем с тобой вместе“, — сказал ар-Рашид. И оба потянули и смогли вытянуть эту сеть только с трудом, и, вытянув ее, они посмотрели и вдруг видят: она полна рыбы всех сортов и всевозможных цветов…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот тридцать восьмая ночь
Когда же настала восемьсот тридцать восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Халифа-рыбак вытянул сеть вместе с халифом, они увидели, что она полна рыбы всех сортов, и Халифа сказал: «Клянусь Аллахом, о флейтист, ты скверный, но если ты будешь усердно заниматься рыбной ловлей, то станешь великим рыбаком. Правильно будет, чтобы ты сел на твою ослицу, поехал на рынок и привез пару корзин; а я посторожу рыбу, пока ты не приедешь, и мы с тобой нагрузив ее на спину твоей ослицы. У меня есть весы и гири и все, что нам нужно, и мы возьмем все это с собой, и ты должен будешь только держать весы и получать деньги. У нас рыбы на двадцать динаров. Поторопись же привести корзины и не мешкай». И халиф отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» — и оставил рыбака и оставил рыбу и погнал своего мула в крайней радости. И он до тех пор смеялся из-за того, что случилось у него с рыбаком, пока не приехал к Джафару.
И, увидав его, Джафар сказал: «О повелитель правоверных, наверное, когда ты поехал пить, ты нашел хороший сад и вошел туда и погулял там один?» И, услышав слова Джафара, ар-Рашид засмеялся. И все Бармакиды поднялись и поцеловали землю меж его рук и сказали: «О повелитель правоверных, да увековечит Аллах над тобой радости и да уничтожит над тобой огорчения! Какова причина того, что ты задержался, когда поехал пить, и что с тобой случилось?» — «Со мной случилась диковинная история и веселое, удивительное дело», — ответил халиф. И затем он рассказал им историю с Халифой-рыбаком и рассказал о том, что у него с ним случилось, как Халифа ему сказал: «Ты украл мою одежду», и как он отдал ему свой кафтан и рыбак обрезал кафтан, увидав, что он длинный.
«Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, — сказал Джафар, — у меня было на уме попросить у тебя этот кафтан! Но я сейчас поеду к этому рыбаку и куплю у него кафтан!» — «Клянусь Аллахом, он отрезал треть кафтана со стороны подола и погубил его! — воскликнул халиф. — Но я устал, о Джафар, от ловли в реке, так как я наловил много рыбы и она на берегу реки, у моего хозяина Халифы, который стоит там и ждет, пока я вернусь, захватив для него две корзины и с ними резак. А потом я пойду с ним на рынок, и мы продадим рыбу и поделим плату за нее». — «О повелитель правоверных, — сказал Джафар, — а я приведу вам того, кто будет у вас покупать». — «О Джафар, — воскликнул халиф, — клянусь моими пречистыми отцами, всякому, кто принесет мне рыбину из рыбы, что лежат перед Халифой, который научил меня ловить, я дам за нее золотой динар!»
И глашатай кликнул клич среди свиты: «Идите покупать рыбу повелителя правоверных!» И невольники пошли и направились к берегу реки. И когда Халифа ждал, что повелитель правоверных принесет ему корзины, невольники вдруг ринулись на него, точно орлы, и схватили рыбу и стали класть ее в платки, шитые золотом, и начали из-за нее драться. И Халифа воскликнул: «Нет сомнения, что эта рыба — райская рыба!» — и взял две рыбины в правую руку и две рыбины в левую руку и вошел в воду по горло и стал кричат: «Аллах! Ради этой рыбы пусть твой раб-флейтист, мой товарищ, сейчас же придет!»
И вдруг подошел к нему один негр. А этот негр был начальником всех негров, что были у халифа, и он отстал от невольников, потому что его конь остановился на дороге помочиться. И когда этот негр подъехал к Халифе, он увидел, что рыбы не осталось нисколько — ни мало, си много. Он посмотрел направо и налево и увидал, что Халифа-рыбак стоит в воде с рыбой и сказал: «Эй, рыбак, пойди сюда». — «Уходи без лишних слов», — ответил рыбак. И евнух подошел к нему и сказал: «Подай сюда эту рыбу, а я дам тебе деньги». — «Разве у тебя мало ума? — сказал Халифа-рыбак евнуху. — Я ее не продаю». И евнух вытащил дубинку, и Халифа закричал: «Не бей, несчастный! Награда лучше дубинки!» А потом он бросил ему рыбу, и евнух взял ее и положил в платок и сунул руку в карман, но не нашел там ни одного дирхема. «О рыбак, — сказал тогда негр, — твоя доля злосчастная: клянусь Аллахом, со мной нет нисколько денег. Но завтра приходи в халифский дворец и скажи: „Проведите меня к евнуху Сандалю“, и слуги приведут тебя ко мне, и когда ты придешь ко мне туда, тебе достанется то, в чем будет тебе счастье, и ты возьмешь это и уйдешь своей дорогой!» И Халифа воскликнул: «Сегодня благословенный день, и благодать его была видна с самого начала». А потом он положил сеть на плечо и шел, пока не вошел в Багдад, и прошел по рынкам, и люди увидели па нем одежду халифа и стали смотреть на него.
И Халифа вошел в свою улицу, а лавка портного повелителя правоверных была у ворот этой улицы, и портной увидал Халифу-рыбака в халате, который стоил тысячу динаров и принадлежал к одеждам халифа, и сказал: «О Халифа, откуда у тебя эта фарджия?» [620] — «А ты чего болтаешь? — ответил Халифа. — Я взял ее у того, кого я научил ловить рыбу, и он стал моим слугой, и я простил его и не отрубил ему руки, так как он украл у меня одежду и дал мне этот кафтан вместо нее». И портной понял, что халиф проходил мимо рыбака, когда тот ловил рыбу, и пошутил с ним и дал ему эту фарджию…«
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот тридцать девятая ночь
Когда же настала восемьсот тридцать девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что портной понял, что ха лиф проходил мимо Халифы-рыбака, когда тот ловил рыбу, и пошутил с ним и дал ему эту фарджию, и рыбак отправился домой, и вот то, что с ним было.
Что же касается халифа Харуна ар-Рашида, то он по ехал на охоту и ловлю, только чтобы отвлечься от невольницы Кут-аль-Кулуб. А когда Зубейда услышала об этой невольнице и о том, что халиф ею увлекся, ее охватила ревность, которая охватывает женщин, и она отказалась от пищи и питья и рассталась со сладостью сна и стала выжидать отсутствия халифа или его отъезда, чтобы расставить Кут-аль-Кулуб сети козней. И, узнав, что халиф выехал на охоту и ловлю, она приказала невольницам устлать дворец коврами и умножила украшения и роскошь и поставила кушанья и сладости и приготовила в число всего этого фарфоровое блюдо с самой лучшей, какая бывает, халвой и положила в нее банджа, примешав его к ней. И потом она приказала кому-то из евнухов сходить за невольницей Кут-аль-Кулуб и позвать ее к трапезе Ситт-Зубейды, дочери аль-Касима, жены повелителя правоверных, и сказать: «Жена повелителя правоверных пила сегодня лекарство, а она слышала, что ты хорошо поешь, и хочет видеть чтонибудь из твоего искусства». И невольница отвечала: «Слушаю и повинуюсь Аллаху и Ситт-Зубейде!» И в тот же час и минуту она поднялась, не зная, что скрыто для нее в неведомом, и, взяв нужные ей инструменты, пошла с евнухом и шла до тех пор, пока не вошла к СиттЗубейде.
И, войдя к ней, она поцеловала землю меж ее руками множество раз и поднялась на ноги и сказала: «Привет высокой завесе и неприступному величию, отпрыску Аббасидов и члену семьи пророка — да приведет тебя Аллах к преуспеянию и миру на дни и на годы!» — и стала между других невольниц и евнухов. И тогда СиттЗубейда подняла к ней голову и взглянула на ее красоту И прелесть, и она увидала девушку с овальными щеками и грудями, подобными гранатам, с лицом, как месяц, с блестящим лбом и черным оком, и веки ее покоились в истоме, а лицо ее блистало светом, и словно бы солнце всходило от ее лба, и мрак ночи нисходил от ее кудрей, и мускусом веяло от ее дыханья. И цветы сверкали в ее красоте, и луну являло ее чело, и ветвью стан ее изгибался, и была она подобна полной луне, что засияла во мраке ночи. И глаза ее ласкали любовью, а брови изгибались, как лук, и уста ее были выточены из коралла, и она ошеломляла красотой смотрящего и очаровывала взором видящего, — возвышен тот, кто ее сотворил, придал ей совершенство и ее соразмерил! — и была такова, как сказал поэт о сходной с нею:
Разгневается, и видишь: все убиты,
Простит, и снова души к ним вернутся.
Глазами мечет взоры колдовские,
Шлет смерть и жизнь тому, кому желает,
Зрачками в плен берет она народы,
Как будто стали люди ей рабами.
И сказала Ситт-Зубейда девушке: «Приют, уют и простор тебе, о Кут-аль-Кулуб! Садись и покажи нам твою работу и прекрасное твое искусство!» И Кут-аль-Кулуб отвечала: «Хорошо!» — и, протянув руку, взяла бубен, о котором сказал кто-то такие стихи:
О дар, взлетает сердце от желанья
И громко кричит, коль бьют по тебе рукою.
Пленил ведь ты израненное сердце,
И ударять тебя мужам приятно.
Скажи же слово ты, легко иль тяжко
Звучи как хочешь, — ты увеселяешь.
Будь радостен и стыд отбрось, влюбленный,
Пляши, склонись, диви и удивляйся.
И затем она ударила многими ударами и запела так, что остановила птиц, и все вокруг взволновалось, а потом она положила бубен и взяла свирель, о которой сказан такой стих:
Глаза у нее, и их зрачки людям пальцами
Указывают напев лишь верный, сомненья нет.
И также сказал поэт еще такой стих:
Когда дойдет она до цели песен,
Приятно время радостью сближенья.
А потом она положила свирель, после того как пришли из-за нее в восторг все присутствующие, и взяла лютню, о которой поэт сказал:
О свежая ветвь, что стала лютней певицы той,
Влечет благородных и достойных к себе она,
И щиплет певица струны, чтоб испытать ее,
И пальцы ее — как цепь, прекрасно сплетенная
И Кут-аль-Кулуб натянула струны лютни, подвинтила колки и положила ее на колени и наклонилась над ней, как мать наклоняется над своим ребенком, и казалось, что о ней и о ее лютне сказал поэт такие стихи:
Персидскою глаголет струной она.
И все поймут, кто прежде понять не мог.
«Любовь — убийца», — нам говорит она.
И разум губит всех мусульман она.
О девушка! Создатель рукой ее
Заставил расписное заговорить.
И лютнею сдержала любви поток,
Как ловкий врач сдержать бы мог крови ток.
И она ударила на четырнадцать ладов и спела под лютню полный круг, так что ошеломила смотрящих и привела в восторг слушающих, и потом произнесла такие два стиха:
«Мой приход к тебе благодатен был,
В нем радость вечно новая,
Успехи в нем сменяются
И счастье не кончается…«
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до восьмисот сорока
Когда же настала ночь, дополняющая до восьмисот сорока, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка Кут-альКулуб пропела стихи и ударила по струнам перед Ситт-Зубейдой, а потом она встала и начала показывать фокусы и проворство рук и всякие прекрасные штуки, так что Ситт-Зубейда чуть не влюбилась в нее и подумала: «Нельзя упрекать ар-Рашида, сына моего дяди, за любовь к ней». А потом девушка поцеловала перед Зубейдой землю и села, и ей подали кушанье и затем подали халву и блюдо, в котором был бандяс. И Кут-аль-Кулуб поела с него, и не утвердилась еще халва у нее во внутренностях, как ее голова запрокинулась, и она упала на землю, спящая. И Ситт-Зубейда сказала невольницам: «Унесите ее в одну из комнат, пока я ее не потребую». И они сказали ей: «Слушаем и повинуемся!» А затем она сказала одному из евнухов: «Сделай нам сундук и принеси его мне». И она приказала сделать изображение могилы и распространить весть, что невольница подавилась и умерла, и предупредила своих приближенных, что всякому, кто скажет, что Кут-аль-Кулубжина, она отрубит голову.
И вдруг халиф в этот час приехал с охоты и ловли и, как только начал спрашивать, спросил о девушке. И к нему подошел один из его слуг (а Ситт-Зубейда научила его, чтобы, когда халиф спросит про Кут-аль-Кулуб, он сказал, что она умерла) и поцеловал перед ним землю и сказал ему: «О господин, да живет твоя голова! Узнай, что Кут-аль-Кулуб подавилась кушаньем и умерла». И халиф воскликнул: «Да не обрадует тебя Аллах вестью о благе, о злой раб!» И он вошел во дворец и услышал о смерти девушки от всех, кто был во дворце, и спросил: «Где ее могила?» И его привели к гробнице и показали ему могилу, которая была сделана для обмана, и сказали: «Вот ее могила!» И, увидев ее, халиф закричал и обнял могилу и заплакал и произнес такие два стиха:
«Могила — творцом молю! Исчезла ль краса ее?
Ужель изменилась эта внешность прекрасная?
Могила, не свод ведь ты небес и не сад ведь ты.
Так как же слились в тебе и месяц и ветвь в одно?«
И потом халиф заплакал над нею сильным плачем и провел в том месте долгое время, а затем он ушел от могилы, будучи в крайней печали. И Ситт-Зубейда узнала, что ее хитрость удалась, и сказала евнуху: «Подай сундук!» И евнух принес его к ней, и она велела принести невольницу и положила ее в сундук, а потом сказала евнуху: «Постарайся продать сундук и поставь тому, кто его купит, условие, чтобы он купил его запертым, а потом раздай плату за него как милостыню». И евнух взял сундук и вышел от нее и исполнил ее приказание, и вот то, что было с этими.
Что же касается до Халифа-рыбака, то, когда наступило утро и засияло светом и заблистало, он сказал себе:
«Нет у меня сегодня лучшего дела, чем пойти к тому евнуху, что купил у меня рыбу, — он со мной условился, чтобы я пришел к нему в халифский дворец». И Халифа вышел из своего дома и направился во дворец халифата, и, придя туда, он увидел там невольников, рабов и слуг, которые стояли и сидели. И он всмотрелся в них и вдруг видит: тот евнух, что взял у него рыбу, сидит, и невольники прислуживают ему. И один слуга из невольников Закричал на него, и евнух обернулся, чтобы посмотреть, что такое, и вдруг видит — это рыбак! И когда Халифа понял, что он увидал его и узнал, кто он такой, он крикнул ему: «Ты не оплошал, о Рыженький! Таковы бывают люди верные!» И, услышав его слова, евнух засмеялся и сказал: «Клянусь Аллахом, ты прав, о рыбак!»
И потом евнух Сандаль хотел дать ему что-нибудь и сунул руку в карман. И вдруг раздались великие крики, и евнух поднял голову, чтобы посмотреть в чем дело, и видит: везирь Джафар Бармакид выходит от халифа. И, увидав его, евнух поднялся на ноги и пошел к нему навстречу, и они стали разговаривать и ходили, и время продлилось, и Халифа простоял немного, но евнух не обращал на него внимания. А когда рыбак простоял долго, он встал против евнуха, будучи в отдалении, и сделал ему знак рукой и крикнул: «О господин мой Рыжий, дай мне уйти!» И евнух услышал его, но постыдился ему ответить в присутствии везиря Джафара и стал разговаривать с везирем, притворяясь, что ему не до рыбака. И тогда Халифа воскликнул: «О затягивающий плату, да обезобразит Аллах всех неприветливых и всех тех, кто берет у людей их вещи и потом неприветлив с ними! Я вхожу под твою защиту, о господин мой Отрубяное Брюхо, дай мне то, что мне следует, чтобы я мог уйти!»
И евнух услышал его, и ему стало стыдно перед Джафаром. И Джафар тоже увидел, что Халифа делает руками знаки и разговаривает с евнухом, но только не знал, что он говорит. И везирь сказал евнуху, не одобряя его: «О евнух, чего просит у тебя этот бедный нищий?» И Сандаль-евнух сказал ему: «Разве ты не знаешь этого человека, о владыка везирь?» — «Клянусь Аллахом, я его не знаю, и откуда мне его знать, когда я его только сейчас увидел?» — ответил везирь Джафар. И евнух сказал ему: «О владыка, это тот рыбак, у которого мы расхватали рыбу на берегу Тигра. А я уже ничего не застал, и мне было стыдно вернуться к повелителю правоверных ни с чем, когда все невольники что-нибудь захватили, и я подъехал к рыбаку и увидел, что он стоит посреди реки и призывает Аллаха и у него четыре рыбы, и сказал ему: „Давай то, что у тебя есть, и возьми то, что это стоит“. И когда он отдал мне рыбу, я сунул руку в карман и хотел дать ему что-нибудь, но ничего не нашел и сказал рыбаку: „Приходи ко мне во дворец, и я дам тебе чтонибудь, чем ты поможешь себе в бедности“. И он пришел ко мне сегодня, и я протянул руку и хотел что-нибудь ему дать, но пришел ты, и я поднялся, чтобы служить тебе, и отвлекся с тобою от него. И дело показалось ему долгим, и вот его история и причина того, что он стоит…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот сорок первая ночь
Когда же настала восемьсот сорок первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сандаль-евнух рассказал Джафару Бармакиду рассказ о Халиферыбаке и потом сказал: «И вот его история и причина того, что он стоит». И, услышав слова евнуха, везирь улыбнулся и сказал: «О евнух, этот рыбак пришел в минуту нужды, и ты ее не исполняешь? Разве ты не знаешь его, о начальник евнухов?» — «Нет», — отвечал евнух. И везирь сказал: «Это учитель повелителя правоверных и его товарищ. А сегодня у нашего владыки-халифа стеснена грудь, и опечалено сердце, и ум его занят, и ничто не расправит ему груди, кроме этого рыбака. Не давай же ему уйти, пока я не поговорю о нем с халифом и не приведу его к нему. Может быть, Аллах облегчит его состояние и заставит его забыть об утрате Кут-аль-Кулуб по причине прихода этого рыбака, и халиф даст ему что-нибудь, чем он себе поможет, и ты будешь причиной этого». — «О владыка, делай что хочешь, Аллах великий да оставит тебя столпом правления повелителя правоверных! — продли Аллах его тень и сохрани его ветвь и корень»! — сказал евнух.
И везирь Джафар пошел, направляясь к халифу, а евнух велел невольникам не оставлять рыбака. И тогда Халифа-рыбак воскликнул: «Как прекрасна твоя милость, о Рыженький, — с требующего стали требовать. Я при шел требовать мои деньги, и меня задержали за недоимки». А Джафар, войдя к халифу, увидел, что он сидит, склонив голову к земле, со стесненной грудью, в глубоком раздумье, и напевает стихи поэта:
«Хулители принуждают милую позабыть,
Но с сердцем что делать мне — не слушается оно.
И как я забыть могу любовь этой девочки
В разлуке нет пользы от забвенья любви ее.
Того не забуду я, как кубок ходил меж пас
И хмель от вина очей ее преклонял меня«.
И Джафар, оказавшись меж рук халифа, сказал ему: «Мир над тобой, о повелитель правоверных и защитник святыни веры, сын дяди господина посланных, да благословит Аллах и да приветствует его и весь его род!» И халиф поднял голову и сказал: «И над тобой мир и милость Аллаха и благословение его!» И тогда Джафар молвил: «С позволения повелителя правоверных заговорит его слуга, и не будет в этом прегрешения». — «А когда было прегрешение в том, что ты заговаривал, когда ты — господин везирей? Говори что хочешь», — сказал халиф. И везирь Джафар молвил: «Я вышел от тебя, о владыка, направляясь домой, и увидел, что твой наставник, учитель и товарищ, Халифа-рыбак стоит у ворот и сердится на тебя и жалуется и говорит: „Клянусь Аллахом, я научил его ловить рыбу, и он ушел, чтобы принести мне корзины, и не вернулся ко мне. Так не делают в товариществе и так не поступают с учителями!“ И если у тебя, о владыка, есть желание быть с ним в товариществе, тогда — не беда, а если нет, — осведоми его, чтобы он взял в товарищи другого».
И когда халиф услышал слова Джафара, он улыбнулся, и прошло стесненье его груди, и он сказал Джафару: «Заклинаю тебя жизнью — правду ли ты говоришь» что рыбак стоит у ворот?«- «Клянусь твоей жизнью, повелитель правоверных, он стоит у ворот», — сказал Джафар. И тогда халиф воскликнул: «О Джафар, клянусь Аллахом, я постараюсь сделать ему должное, и если желает ему Аллах через мои руки несчастья, он получит его, а если он желает ему через мои руки счастья, он получит его!» И потом халиф взял бумажку и разорвал ее на куски и сказал: «О Джафар, напиши твоей рукой двадцать количеств — от динара до тысячи динаров, и столько же степеней власти и везирства — от ничтожнейшего наместничества до халифата, и двадцать способов всяких пыток — от ничтожнейшего наказания до убиения». И Джафар отвечал: «Слушаю и повинуюсь, о повелитель правоверных!» И он написал на бумажках своей рукой то, что приказал ему халиф. И халиф молвил: «О Джафар, клянусь моими пречистыми отцами и моим родством с Хамзой и Акилем [621]. Я хочу, чтобы привели Халифу-рыбака, и прикажу ему взять бумажку из этих бумажек, надпись на которых известна только мне и тебе, и что там окажется, то я и дам ему, и если бы оказался это халифат, я бы сложил его с себя и отдал бы его Халифе, и не пожалел бы, а если окажется там повешение, или рассечение, или гибель, я сделаю это с ним. Ступай же и приведи его ко мне!»
И Джафар, услышав эти слова, воскликнул про себя: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Может быть, выйдет этому бедняге что-нибудь, несущее гибель, и я буду причиной этого! Но халиф поклялся, и рыбаку остается только войти, и будет лишь то, чего желает Аллах». И он отправился к Халифе-рыбаку и схватил его за руку, чтобы увести его, и разум Халифы улетел у него из головы, и он подумал: «Что я за дурень, что пришел к этому скверному рабу. Рыженькому, и он свел меня с Отрубяным Брюхом!» А Джафар все вел его, и невольники шли сзади и спереди, и Халифа говорил: «Недостаточно того, что меня задержали, то еще идут сзади и спереди и не дают мне убежать». И Джафар шел с ним, пока не прошел через семь проходов, и потом он сказал Халифе: «Горе тебе, о рыбак! Ты будешь стоять меж руками повелителя правоверных и защитника святыни веры».
И он поднял самую большую завесу, и взор Халифырыбака упал на халифа, который сидел на своем престоле, а вельможи правления стояли, прислуживая ему. И, узнав халифа, рыбак подошел к нему и сказал: «Приют и уют, о флейтист! Нехорошо, что ты стал рыбаком, а потом оставил меня сидеть с сторожить рыбу, а сам ушел и не пришел. А я не успел опомниться как подъехали невольники на разноцветных животных и похватали мою рыбу, когда я стоял одни, в все это из-за твоей головы. А если бы ты быстро принес корзины, мы бы продали рыбы на сто динаров. Но я пришел требовать то, что мне следует, и меня задержали. А ты? Кто задержал тебя в этом месте?»
И халиф улыбнулся и, приподняв край занавески, высунул из-за нее голову и сказал: «Подойди и возьми бумажку из этих бумажек». И Халифа-рыбак сказал повелителю правоверных: «Ты был рыбаком, а теперь ты, я вижу, стал звездочетом. Но у кого много ремесел, у того велика бедность». «Бери скорей бумажку, без разговоров, и исполняй то, что тебе приказал повелитель правоверных», — сказал Джафар.
И Халифа-рыбак подошел и протянул руку, говоря: «Не бывать, чтобы этот флейтист снова стал моим слугой и ловил со мной рыбу!» И затем он взял бумажку и протянул ее халифу и сказал: «О флейтист, что мне в ней вышло? Не скрывай ничего!..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот сорок вторая ночь
Когда же настала восемьсот сорок вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Халифа-рыбак взял одну из бумажек, он подал ее халифу и сказал: «О флейтист, что мне в ней вышло? Не скрывай ничего». И халиф взял бумажку в руку, подал ее везирю Джафару и сказал: «Читай, что в ней написано!» И Джафар посмотрел на бумажку и воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!» — «Добрые вести, о Джафар? Что ты в ней увидел?» — спросил халиф. И Джафар ответил:»О повелитель правоверных, в бумажке оказалось: «Побить рыбака сотней палок!» И халиф приказал побить его сотней палок.
И его приказание исполнили и побили Халифу сотнею палок, и потом он поднялся, говоря: «Прокляни, Аллах, эту игру, о Отрубяное Брюхо! Разве заточение и побои тоже часть игры?» И Джафар сказал: «О повелитель правоверных, этот бедняга пришел к реке, и как ему вернуться жаждущим? Мы просим от милости повелителя правоверных, чтобы этот рыбак взял еще одну бумажку. Может быть, в ней что-нибудь для него выйдет и он уйдет с этим обратно и будет помощь ему против бедности». — «Клянусь Аллахом, о Джафар, — сказал халиф, — если он возьмет бумажку и выйдет ему в ней убиение, я непременно убью его, и ты будешь этому причиной». — «Если он умрет, то отдохнет», — сказал Джафар. И Халифарыбак воскликнул: «Да не обрадует тебя Аллах вестью о благе! Тесно вам стало, что ли, из-за меня в Багдаде, что вы хотите меня убить?» — «Возьми бумажку и проси решения у великого Аллаха», — сказал ему Джафар.
И рыбак протянул руку и, взяв бумажку, подал ее Джафару, и Джафар взял ее и, прочитав, молчал. «Что же ты молчишь, о сын Яхьи?» — спросил халиф. И Джафар ответил: «О повелитель правоверных, в бумажке вышло: «Не давать рыбаку ничего». — «Нет ему у нас надела, — сказал халиф, — скажи ему, чтобы он уходил от моего лица». — «Заклинаю тебя твоими пречистыми отцами, — сказал Джафар, — дай ему взять третью: может быть, выйдет ему в ней достаток». — «Пусть возьмет еще одну бумажку — и больше ничего», сказал халиф. И рыбак протянул руку и взял третью бумажку, и вдруг в ней оказалось: «Дать рыбаку динар!» И Джафар сказал Халифе-рыбаку: «Я искал для тебя счастья, но не захотел для тебя Аллах ничего, кроме этого динара». И Халифа воскликнул: «Каждая сотня палок за динар — великое благо, да не сделает Аллах здоровым твоего тела!» И халиф засмеялся, а Джафар взял Халифу за руку и вышел.
И когда рыбак подошел к воротам, его увидел евнух Сандаль и сказал ему: «Пойди сюда, о рыбак, пожалуй нам что-нибудь из того, что дал тебе повелитель правоверных, когда он шутил с тобой». — «Клянусь Аллахом, твоя правда, о Рыженький, — отвечал Халифа. — Разве ты хочешь, чтобы я с тобой поделился, о чернокожий? Я съел сотню палок и взял один динар, и ты свободен от ответственности за него!» И он бросил евнуху динар и вышел, и слезы текли по поверхности его щек. И, увидав его в таком состоянии, евнух понял, что он говорит правду, и вернулся к нему и крикнул слугам, чтобы они привели его обратно. И когда рыбака привели обратно, евнух сунул руку в карман и, вынув оттуда красный кошель, развязал его и вытряхнул, и вдруг в нем оказалось сто золотых динаров. «О рыбак, возьми это золото за твою рыбу и ступай своей дорогой», — сказал евнух. И тут Халифа-рыбак обрадовался и, взяв сотню динаров и динар халифа, вышел, уже забыв о побоях.
И так как Аллах великий желал осуществления того, что было им решено, Халифа-рыбак проходил по рынку невольниц и увидел большой кружок, в котором стояло много народа, и сказал про себя: «Что это за люди?» И он подошел и прошел среди людей — купцов и других. А купцы сказали: «Дайте место капитану Зудейту!» [622] И ему дали место, и Халифа посмотрел и видит: стоит старик и перед ним — сундук, и на сундуке сидит евнух, а старик кричит и говорит: «О купцы, о владельцы денег, кто отважится и поспешит что-нибудь дать за этот неведомый сундук из дома Ситт-Зубейды, дочери аль-Касима, жены повелителя правоверных ар-Рашида? По сколько с вас, благослови вас Аллах?»
И один из купцов сказал: «Клянусь Аллахом, это дело опасное! Я скажу слово, и нет на мне за него упрека: Сундук за
Отзывы о сказке / рассказе: