Рассказывают также, что эмир Шуджа-ад-дин Мухаммед, правитель Каира, говорил: «Мы проводили ночь у одного человека из стран асСаида [634], и он угощал нас и оказывал нам уважение. А это был престарелый старец, человек со смуглой, очень смуглой кожей, и у него были маленькие дети, белолицые, и белизна их была напоена румянцем. И мы спросили его: «О такой-то, что это твои дети белые, а ты такой смуглый?» И старик сказал: «Эти дети — от матери афранджийки [635], которую я взял, и у меня с нею была удивительная история». — «Одари нас ею», — сказали мы. И саидиец молвил: «Хорошо!»
«Знайте, — начал он, — что я как-то посеял в этом городе лен и выдергал его, и вычистил, и истратил на него пятьсот динаров. А потом я захотел его продать, но не приходило мне за него никаких денег. И мне сказали: „Отвези лен в Акку [636] — может быть, там ты получишь за него большую прибыль“. (А Акка была в то время в руках франков.) И я отвез лен в Акку и продал часть его с отсрочкой уплаты на шесть месяцев. И когда я его продавал, вдруг прошла мимо меня женщина, афранджийка, — а у франкских женщин обычай ходить по рынку без покрывала, — и она подошла ко мне, чтобы купить льна, и я увидел красоту, ослепившую мой разум. Я продал ей немного льна и был уступчив в цене. И женщина взяла его и ушла, а потом, через несколько дней, она пришла снова, и я продал ей немного льна и был еще более уступчив, чем в первый раз. И женщина еще раз приходила ко мне и узнала, что я ее люблю, а она обычно ходила с какой-то старухой, и я сказал старухе, что была с нею: „Я охвачен любовью к ней; схитришь ли ты, чтобы мне с ней сойтись?“ — „Я ухитрюсь в этом для тебя, — сказала старуха, — но пусть эта тайна не уходит от нас троих — меня, тебя и ее, и вместе с тем тебе неизбежно потратить деньги“. — „Если пропадет моя душа за близость с нею, — это немного!“ — воскликнул я…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот девяносто пятая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха, ответив этому человеку согласием, сказала: «Но пусть эта тайна не уходит от нас троих — меня, тебя и ее, и тебе неизбежно потратить деньги». И он воскликнул: «Если пропадет моя душа за близость с нею, — это немного!»
И они сошлись на том, что он даст женщине пятьдесят динаров и она придет к нему, и купец приготовил пятьдесят динаров и вручил их старухе, и та взяла эти пятьдесят динаров и сказала: «Приготовь для нее место в твоем доме, она придет к тебе сегодня вечером». «И я пошел, — рассказывал купец, — и приготовил сколько мог еды, питья, свечей и сладостей, а мой дом стоял над морем, и дело было летом, поэтому я постелил на крыше. И пришла афранджийка, и мы поели и попили, и спустилась ночь, и мы легли под небом (а луна светила на нас) и стали смотреть на отражение звезд в море. И я сказал про себя: «Не стыдно тебе Аллаха великого, славного! Ты, чужеземец, лежишь под небом и над морем и нарушаешь волю Аллаха с христианкой! Ты заслуживаешь наказания огнем! Боже мой, призываю тебя в свидетели, что я воздержался от этой христианки сегодня ночью, стыдясь тебя и страшась твоего наказания».
И я проспал до утра, а женщина поднялась на заре, сердитая, и ушла к себе, и я прошел в свою лавку и сел там. И вдруг та женщина прошла мимо меня со старухой, сердитая, и она была подобна месяцу, и тогда я погиб и сказал про себя: «Кто ты такой, чтобы бросать такую девушку? Разве ты Сирри ас-Сакати, или Бишр-Босоногий, или Джуней Багдадский, или Фудейль ибн Ийяд?» [637]
И я догнал старуху и сказал ей: «Приведи ее ко мне снова!» И старуха сказала: «Клянусь Мессией, она теперь не вернется к тебе иначе как за сто динаров!» — «Я дам тебе сто динаров», — сказал я и дал старухе сто динаров. И женщина пришла ко мне второй раз. И когда она оказалась у меня, ко мне вернулась та же мысль, и я воздержался и оставил женщину ради великого Аллаха, а потом я вышел и пошел в свое помещение. И прошла мимо меня та старуха, сердитая, и я сказал ей: «Вернись с ней ко мне». И старуха воскликнула: «Клянусь Мессией, ты больше не порадуешься ей у себя иначе как за пятьсот динаров и умрешь в тоске!»
И я задрожал, услышав это, и решил, что потеряю все деньги, вырученные за лен, и выкуплю этим свою душу, и не успел я опомниться, как слышу, глашатай кричит и говорит: «О собрание мусульман, перемирие между нами и вами окончилось, и мы даем тем, кто еще здесь остался, отсрочку на неделю — пусть кончают дела и уходят в свои страны!»
И женщина перестала ходить ко мне, а я принялся собирать плату за лен, который люди купили у меня с отсрочкой, и выменивать то, что осталось. И, взяв с собою хороших товаров, я вышел из Акки, и было у меня в сердце то, что было от сильной любви и страсти к афранджийке, так как она взяла мое сердце и мои деньги. И я вышел, и пошел, и достиг города Дамаска, и продал товары, которые взял в Акке, за высшую цену, так как они больше не поступали из-за окончания срока перемирия, и послал мне Аллах (слава ему и величие!) отличную прибыль.
И я начал торговать пленными девушками, чтобы ушло то, что было у меня в сердце из-за афранджийки, и не прекращал торговли ими, и прошло надо мною три года, а я все был в таком же положении.
И произошло у аль-Малик-ан-Насира с франками [638] то, что произошло из битв, и дал ему Аллах над ними победу, и он взял в плен всех их царей и завоевал прибрежные города, по изволению великого Аллаха. И случилось, что пришел ко мне один человек, требуя невольницу для аль-Малик-ан-Насира. А у меня была красивая невольница, и я предложил ее этому человеку, и он купил ее у меня для ан-Насира за сто динаров и доставил мне девяносто динаров, и мне оставалось получить еще десять динаров, но их не нашлось в тот день в казне, так как царь израсходовал все деньги на войну с франками. И аль-Малику сообщили об этом, и он сказал: «Пойдите с ним в помещение, где находятся пленные, и дайте ему выбрать когонибудь из дочерей франков, чтобы он взял одну из них за те десять динаров…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот девяносто шестая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Малик-ан-Насир сказал: «Дайте ему выбрать одну из них, чтобы он взял ее за те десять динаров, которые ему причитаются».
«И меня взяли, — говорил купец, — и пошли со мной в помещение пленных, и я посмотрел на тех, кто там был, и всмотрелся во всех пленных, и увидел ту франкскую женщину, к которой я привязался, и узнал ее как нельзя лучше. А это была жена одного рыцаря из рыцарей франков. И я сказал: «Дайте мне вот эту!» И взял ее, и пошел в свою палатку, и спросил женщину: «Узнаешь ты меня?» — «Нет», — отвечала она, и я сказал: «Я твой приятель, который торговал льном, и случилось у меня с тобой то, что случилось, и ты взяла у меня золото и сказала: „Ты больше меня не увидишь иначе как за пятьсот динаров“. А теперь я взял тебя в собственность за десять динаров». И женщина сказала: «Это тайна твоей истинной веры! Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед — посол Аллаха!»
И она приняла ислам, и прекрасен был ислам ее, и я сказал про себя: «Клянусь Аллахом, я не достигну ее прежде ее освобождения и уведомления кади!» И я пошел к ибн Шеддаду [639] и рассказал ему, что случилось, и он заключил для меня договор с нею, и затем я проспал с ней ночь, и она понесла.
И потом войско двинулось, и мы прибыли в Дамаск, и прошло лишь немного дней, и явился посланный альМалика, требуя пленных и уведенных, вследствие соглашения, заключенного царями.
И возвратили всех пленных, мужчин и женщин, и осталась только та женщина, что была со мной. И франки сказали: «Жена такого-то рыцаря не явилась». И о ней стали спрашивать, и были настойчивы в расспросах и расследовании, и узнали, что она со мной, и потребовали ее у меня. И я пришел в сильном волнении, с изменившимся цветом лица, и моя жена спросила: «Что с тобой и что тебя поразило?» И я ответил: «Пришел посланный от аль-Малика, чтобы забрать всех пленных, и тебя требуют у меня». — «С тобой не будет дурного, — сказала женщина. — Отведи меня к аль-Малику, и я знаю, что мне сказать перед ним».
И я взял ее, — говорил купец, — и привел пред лицо султана аль-Малик-ан-Насира (а посол царя франков сидел справа от него) и сказал: «Вот женщина, которая у меня». И аль-Малик-ан-Насир и посол спросили ее: «Пойдешь ты в свою страну или останешься со своим мужем — Аллах разрешил твой плен и плен других?» И она сказала султану: «Я стала мусульманкой и понесла, и вот мое брюхо, как видите, и не будет больше франкам от меня пользы».
И посол спросил ее: «Кто тебе милее — этот мусульманин или твой муж, рыцарь такой-то?» И женщина сказала ему то же, что сказала султану, и тогда посол спросил бывших с ним франков: «Слышали ли вы ее слова?» И франки ответили: «Да».
«Возьми твою жену и уходи с ней», — сказал мне посол. И я ушел с нею, а потом посол франков поспешно послал за мной и сказал: «Ее мать послала ей со мной одну вещь и сказала: „Моя дочь в плену, голая, и я хочу, чтобы ты доставил ей этот сундук“. Возьми же его и отдай ей».
И я взял сундук, отнес его домой и отдал жене, и она открыла его, и увидела в нем свою одежду, и нашла те два кошелька с золотом — пятьдесят динаров и сто динаров. И я увидел, что все это еще мной завязано и ни в чем не изменилось, и восхвалил Аллаха великого, и эти дети — от нее, и она до сих пор жива и сама сделала вам это кушанье«.
И мы удивились его истории и доставшемуся ему счастью, а Аллах лучше знает истину.
Отзывы о сказке / рассказе: