В СОЛЯНЫХ ГОРОДКАХ
Из ночной мглы выступили угловые башни. В Орле-городе били в била, лаяли собаки.
— Поглядывай!.. — протяжно перекликались сторожа.
За деревянными рублеными стенами подымались обитые белым железом колокольницы. На земляных накатах стояли пушки, а рядом, горками, лежали каменные ядра. В больших глиняных горшках дымились угли — калить те ядра. Над главными воротами хмурил свой тёмный лик Николай-угодник.
Караульные со сторожевой двухъярусной башни увидели подплывающие струги. На стенах замелькали огни. Дробно ударил колокол. Заскрипели ворота. К берегу с факелами в руках спешили стрельцы.
Розовело небо. Предрассветный ветер колыхал огни. Струги причалили к берегу. Казаки, разминая ноги, шли к воротам. Молчаливый приказчик со связкой ключей на поясе повёл атаманов в хоромы.
Из-под резных наличников поблёскивали слюдяные оконца. К хоромам лепились людские избы, поварни, погреба, скотские хлевцы.
На крыльце атаманов встретил сам Максим Строганов. Красный, парадный кафтан с собольей оторочкой облегал его тучное тело.
Строганов поглаживал пушистую бороду и приветливо улыбался.
«Хитёр! — думал Ермак, глядя на ласковое лицо Строганова. — Ох, хитёр! Сеет рожью, а жнёт ложью».
Неловко ступая по коврам из беломедвежьих шкур, прошли атаманы в горницу.
Дубовый стол был покрыт бирюзовой атласной скатертью. По стенам висели пёстрые персидские ковры. У изразцовой печи в большом поставце блестели фляги, кувшины, чаши и кубки. Рядом в золочёной клетке на жёрдочке сидела заморская птица попугай, кричала сердитым стариковским голосом: «Не баловать, холопы!»
Строганов усадил гостей за стол. Расспрашивал атаманов об их делах. В дверях жался подьячий с оловянной чернильницей у пояса.
Угощались атаманы пивом, и мёдом, и крепкими винами. Ели осетров камских, икру астраханскую, стерлядь чусовскую, затылок лосий, окорок олений.
Пили крепкое пиво серебряными ковшами и тайком дивились часам немецкой работы. Вздыбился медный зверь единорог, держит в лапе медный шар. А в шаре том стрелки бегут — считают время от полдня и до полдня.
Рассказывал Строганов, что его обижают Кучумовы люди, работать и строиться не дают. Рассказывал, что царство у Кучума богатое и идёт оттуда путь торговый на Бухару.
— Обещался, — говорил Строганов, — сибирский хан платить ясак Москве, а не платит. Посла царского убил. Царёвым данникам разор чинит, русских мужиков забивает до смерти. А царство того Кучума не крепкое. Убил Кучум хана Эдигара и его брата, Бек-булата, забрал ханский престол. Сын Бекбулата Сеид-Ахмет подрастает, хочет отомстить за отца, грозит хану погибелью. Да данники Кучумовы, остяки и вогуличи, не горазды ему правдой служить. Обижает их хан, берёт с них ясак непомерный. А бой у татар лучной, огненного боя не знают.
Атаманы слушали молча. Думали, к чему Строганов речь клонит.
В клетке сердилась заморская птица попугай и кричала: «Батогами воров! Батогами!»
Смеялись тому крику атаманы. Строганов, усмехнувшись, просил честью служить. Обещал и одежду разную, и деньги, и запасы многие.
— А будет ваша воля, пойдёте за Камень добывать зипуны у сибирского хана-буду вам во всём помогать, наделю оружием воинским, дам и зелье, и свинец, и всякий к ратному делу запас. Молва идёт, что люди вы непокоримые, к смерти бесстрашные, к нуждам терпеливые.
Отвечал Ермак, что служилыми казаки не будут, хотят жить своей волей. А о поиске в Сибирь хотят поразмыслить.
Поселились казаки в строгановских вотчинах, несли сторожевую службу.
А в городках кипела работа.
Строгановские холопы расчищали места под пашню, жгли уголь, корчевали пни.
Рубили срубы и, заметав крышу соломой, селились в угодьях пришлые люди.
В тёмных, сырых шахтах рудокопы били кайлом железную руду. Кузнецы раздували мехи, ковали ножи, топоры, сохи, копья и разный наряд для соляного варенья.
Из озёр и колодцев черпали соляную воду, лили в большие железные лотки — цирены, соль варили.
Работа была трудная. От соли всё тело покрывалось гнойными язвами, на руках соль проедала мясо до костей. Приказчик только ходит да поглядывает: чуть кто замешкался — палкой, а если кто перечить вздумает — строптивого в дубовые колодки.
Роптали холопы на тяжкую свою долю. «Слезами,- говорили, — моемся, а горем утираемся».
Над варницами расстилался густой жёлтый дым. Соль пропитала землю. Соляные сосульки настывали по краям чанов. Солью, как снегом, замело дороги от промыслов до амбаров.
Расставив по засекам сторожевые отряды, Ермак разведывал про Сибирь. Посылал туда лазутчиков, беседовал с пленными татарами и вогуличами. Спрашивал, какой путь идёт за Камень, сколько воинов у Кучума, как дерутся и где у них крепости.
Кончалось лето. Хлеб уже стоял в скирдах. По утрам травы одевались серебряным инеем. Почернели лопухи. Желтел лист на берёзе.
Созвал Ермак казаков.
— Пойдём, — говорил, — на хана, славу себе добудем. А добра у Кучума много: на всех хватит.
Казаки согласились.
Пошли Ермак и Кольцо к Строгановым договариваться. Строгановы обрадовались. Уж очень вольно держали себя казаки: стрельцов дворовых задирали, самих Строгановых бранили, всякий запас не спрося брали. Пойдут за Камень — спокойнее будет. А повоюют ханские земли — именитым людям всё в прибыток.
Выторговали атаманы у Строгановых три пушки, да па каждого казака по три фунта пороху и свинца, по три пуда ржаной муки, по два пуда крупы и толокна, по пуду сухарей, по пуду соли да по половине свиной туши.
Пушки отбирал сам Ермак. Повёл его приказчик в амбар, где хранилось оружие. Долго приглядывался Ермак. Отобрал лёгкие пищали-ручницы. Носили их на ремне за спиной.
Отобрал Ермак и три пушки медные. На одной был изображён сказочный зверь василиск, на второй- малая птица соловей, на третьей — две девки.
— Знатные пушечки, — сказал приказчик.- У «Василиска» ядовитое жало, зло уязвляет врагов. Поёт «Соловей» — в ушах звон стоит. А как заголосят «Две девки», так только ноги уноси. Знатные пушечки! Делал их молодой литец Проня Никитин, искусный мастер.
Закипела работа. На берегу дымились котлы со смолой. Чинили паруса. Тесали новые вёсла. Конопатили и смолили струги.
Атаманы осмотрели оружие. Велели чистить пушки и пищали, точить сабли и копья.
Начали перетаскивать со складов на струги припасы. Струги не выдержали тяжёлого груза — стали под берегом тонуть. Пришлось их разгружать.
Набили плотники добавочные борта, а часть припасов погрузили в малые лодки.
Наконец погрузка закончилась. Блестя смоляными боками, у берега мерно покачивались струги.
Всё своё войско — восемьсот сорок «человек — Ермак разделил на сотни. Сотня имела двух пятидесятников — у каждого под началом пятьдесят человек. На каждые десять человек был ещё свой старший — десятник.
С войском ехали полковые писари, знамёнщики, переводчики, трубачи, литаврщики и барабанщики.
Ехали ещё три попа и старец бродяга — беглый монах. Ходил старец без рясы, умел кашу варить, из пушек стрелять и церковную службу знал.
Отслужили молебен, попрощались казаки со Строгановыми и 1 сентября 1581 года пошли в поход.
Жёлтые стяги развевались по ветру. Завывали трубы. Гремели барабаны и литавры. Казацкие струги направлялись вверх по реке.
ТРУДНЫМ ПУТЕМ, НЕПРОХОДИМЫМИ МЕСТАМИ
Плыла Ермакова дружина вверх по Чусовой.
Сурово громоздились к небу меловые скалы, каменистые кручи теснили реку, закрывали дали. Волнами с горы на гору перекатывались леса. Спускался к воде лось, закинув на спину ветвистые рога. Трещал валежник под ногами медведя.
На берегах — безлюдье. Изредка покажется остяк в оленьем кафтане и, завидев струги, уйдёт звериными тропами в тайгу.
Казаки плыли от восхода и до захода солнца.
Ночью разбивали на берегу стан, выставляли сторожевых, зажигали костры. Спали под звёздами, постелив на земле еловые ветки, а чуть голубело на востоке — гремел барабан, подымали паруса, плыли дальше.
С Чусовой нужно было перебраться на Туру и Тобол.
Искал Ермак небольшую речку, что с севера впадает в Чусовую, а исток имеет близ Туры.
Строгановы отпустили с казаками татарина Ахмеда. Попал он к русским в плен, а родом был из Сибирской земли. Служил Ахмед казакам проводником и переводчиком. Говорил, что плыть надо Межевой Уткой. Берёт свой исток Межевая Утка недалеко от реки Тагил, а река Тагил впадает в Туру.
Поплыли струги по Межевой Утке.
Река извивалась меж гор. Ели и лиственницы сбегали к самой воде. Тяжёлые хвойные лапы цеплялись за мачты стругов. Спустили паруса, плыли на вёслах.
У берегов торчали коряги. Всё чаше стали появляться мели и перекаты. Застревали суда, ударялись днищами о камни. Казаки лезли в студёную воду, волокли струги и лодки до плёса.
Ермак хмурился, посадил толмача Ахмеда с собой.
Вскоре и вовсе не стало дороги судам. Послал Ермак трёх казаков проведать, далеко ли до Тагила, Ахмеда-проводника велел связать.
Вернулись лазутчики.
— До Тагила-реки, — говорят, — далеко. А ходу по Межевой Утке стругам никакого нету. Мели да камни. Берег дикий, лесом порос — волоком тащить нельзя.
Ахмеда-проводника казнили: отрубили саблей голову.
— Так и всякому изменнику и вору будет,- сказал Ермак.
Повернули казаки обратно.
Ночью все проводники-татары убежали. Пришлось атаманам самим искать речной путь в Сибирь.
В воздухе кружились первые снежинки. По утрам закрайки болот затягивало льдом. С севера, гогоча и перекликаясь, тянулись треугольники диких гусей.
Ночью сторожевые заметили за мысом огонь. Подкрались тихонько к берегу. Видят — человек в долблёном челне смолу жжёт и рыбу острогой колет. Заарканили его казаки, привели к стану. Там накормили кашей. Пленный оказался вогулом. Плавал по рекам, промышлял рыбу острогой и сетями.
Казаки дивились его кафтану из налимьих кож. Спрашивали вогула, какими реками плыть за Камень.
Вогул назвал малую речку Серебрянку.
Текла Серебрянка каменистым руслом. Вода в ней была как серебро — светлая и чистая. Горы подымались здесь ещё выше. По крутым берегам шумели кедровые леса.
Поднялись в верховья. Воды здесь было меньше. Стали встречаться длинные отмели. Казаки городили реку парусами, как плотиной. Вода в берегах подымалась, и струги плыли вперёд. Снова мелела река, и снова казаки перехватывали её парусами.
Так добрались до самого верховья. Серебрянка текла здесь узким ручейком. Отсюда надо было идти волоком, а уже наступала зима.
Созвал Ермак казачий круг. Решили переждать здесь до весны. Начали строить городище. Копали землянки, рубили избы. Огородили жильё высоким тыном, вырыли ров, насыпали вал.
Когда зимовье было готово, вокруг уже лежали глубокие снега. Низкое зимнее солнце висело почти вровень со снегом. Темнело рано, а ночи были долгие. Бродили вокруг волки, выли на луну.
Недалеко от зимовья жили вогулы. Казаки ходили к ним за мясом лосей и диких коз, за сушёной рыбой. Ходили казаки и на охоту. Кололи медведя в берлоге, промышляли соболя и куницу.
Зима тянулась долго. От безделья стали казаки баловать. Жаловались вогулы Ермаку:
— Пришли твои люди — меха забрали, рыбу забрали, самих до крови изувечили.
Велел Ермак виновных батогами бить, а потом три дня на цепи держать.
— Вогуличи те мирные, живут бедно, нам зла не чинят. Держите себя в строгости, не то быть худу.
Подговорили два казака товарищей своих уйти от Ермака на Каму. Надоело им зимовать. Взяли пищали, порох, свинец, снедь всякую и ушли на лыжах.
Как узнал об этом Ермак — разгневался:
— Этак все разбегутся! Кто задумает отойти от нас — тому смерть!
Пустились за беглецами в погоню. Поймали в еловой чаще, привели к атаманам. Велели атаманы на омуте рубить проруби. На каждого беглеца по проруби.
Выстроились казаки на берегу ратным строем. Беглецов посадили в мешки, засыпали песком и, завязав, опустили в воду.
Мороз стоял такой, что слюна на лету замерзала. Проруби затянуло льдом. Казаки молча разошлись по избам.
В десяти верстах от казацкого зимовья протекала речка Жаровля. Жаровля впадает в Баранчу, а Баранча — в Тагил. Реки эти текут на восток, в Сибирскую землю..
Казаки рубили полозья, сколачивали их перекладинами. Ставили на полозья струги и волокли по зимнему насту до Жаровли.
Так перетащили суда, пушки, пищали и весь запас.
Зима шла на убыль. С глухим шорохом садился снежный наст. Солнце подымалось над вершинами лиственниц. Дул юго-западный ветер. Зачернели проталины, обтаяли кругом родники и проточины. Начали токовать по утрам глухари.
Посинела река, вышла из берегов, ломая ледяной панцирь, и разлилась по низменным местам.
На север летели шумные птичьи полчища. Треугольниками, как корабли, построенные к бою, плыли в туманном небе журавли. Стон стоял в воздухе от птичьего крика.
Прошёл лёд. Казаки спустили струги и весенней бурной водой поплыли прямо на восход.
Рассветы были ясны. Цвела верба. Билась у берегов рыба.
