РАТНОЕ ПЛАВАНИЕ
Плыли струги по Тагилу. Дорогой встречали кочевья сибирских народов. Люди они были мирные. Перебирались с пастбища на пастбище. Завидят казаков — своротят в сторону, подальше от берега.
Добрались казаки до Туры. Здесь жил народ оседлый. Пахали землю, сеяли хлеб. Правил ими князёк Епанча, Кучумов данник.
Выслал Епанча конных разведчиков — следить за казаками. Рыскали разведчики по берегу, таились за деревьями, высматривали, сколько плывёт воинов, доносили князьку.
Собрал Епанча своих людей. В том месте, где Тура делает большой изгиб к северу, устроил засаду. Спрятались татары в прибрежный тальник.
Из-за мыса выплыли казацкие струги. Звенели литавры, отбивая такт гребцам. На ветру полоскались боевые знамёна.
Натянули татары тугие тетивы из бараньих жил. Заныли стрелы, не долетели до стругов — упали в воду.
Ермак не велел стрелять, и струги понеслись дальше.
Казаки гребли, запрокинув головы, дымились уключины, а за кормами тянулся белый пенистый след.
Пока огибали мыс, Епанча зашёл со своими людьми вперёд. Место здесь было узкое, и стрелами ранило несколько казаков. А воины Епанчи, столпившись на берегу, что-то кричали и размахивали копьями.
На атаманском струге забил барабан — готовиться к бою. Казаки раздули фитили, прицелились. Грянул залп. Епанчовы воины не знали «огненного боя». Смотрят — дым идёт, огнём полыхает, гремит с лодок; падают мёртвые и раненые, а стрел не видно.
В страхе бежали татары и вогулы к своим деревням — улусам.
Ермак велел пристать к берегу. Бросились казаки за Епанчой в погоню. Захватили его юрту, разграбили и сожгли. Епанча со своими воинами ушёл от погони на конях. Из улуса в улус неслась весть о том, что из-за гор плывут люди, которые громом гремят и молнии мечут.
Казацкие струги плыли вперёд, не встречая сопротивления. Ночи были короткие — заря с зарёй сходилась. Донимал гнус. Забирался в уши, в ноздри, в глаза. Казаки, чтобы оберечься, жгли гнилушки и сырой мох. Белый едкий дым клубился над стругами.
При впадении Туры в Тобол подстерегали казаков татары. Шесть князей собрали всех своих воинов. Командовали татарской ратью старшие князья-Каш-кара, Варвара и Майтмас. Дрались татары упорно.
Несколько дней длился бой: то русские потеснят татар, то татары — русских.
Пошли казаки на приступ. Враг не выдержал, дрогнул и побежал, оставив на месте раненых и убитых. Казаки захватили большую добычу, едва на струги погрузили.
Однако татары перестали пугаться пищальных выстрелов и не отставали. Шли берегом за стругами.
Казаки раздували фитили. Держали наготове пушки и пищали.
Река здесь огибала известковые утёсы на левом берегу, а по правому берегу раскинулись заливные луга, озёра и болота.
Татары шли левым берегом, густой порослью березняка. Нападали на казаков, метали в них стрелы и копья. Держались они врассыпную. Прятались за деревьями и буграми.
Донесли Ермаку лазутчики, что важный Кучумов чиновник-есаул Алышай — там, где берег к берегу теснится, перегородил реку цепями, караулит русских.
Ермак велел связать пучки хвороста и надеть на них казацкие кафтаны. Как стали приближаться к засаде, рассадили чучела по стругам. Оставил Ермак на судах рулевых, а с остальной дружиной сошёл на берег.
Хоронясь за кустами, продвигались казаки к засаде. Струги доплыли до цепей, остановились, начали в груду сбиваться. Алышай махнул саблей. Замелькали стрелы, полезли Алышаевы воины на струги. Тут в спину им ударила Ермакова дружина. Грохнули пищали. Березняк окутался дымом. Поняли татары обман, повернули от чучельной рати на берег.
Сеча была жестокая. Бились грудь о грудь. Высокая трава зардела от крови. Старый, сизоусый Бондаренко окованной железом палицей разбил шелом на голове татарского воина. Пал оглушённый татарин на землю. Бондаренко его связал.
Проньку Копыто стрелой ранило в левую руку. Остановился Пронька стрелу вынуть. Налетел на него татарин, выбил копьём саблю. Пронька припал к земле, вытащил из-за голенища засапожный нож и убил татарина.
Зашли казаки с левой руки. Засели за бугор, стреляют из пищалей.
Видят татары — русских не одолеть. Пробились к лесу и ушли.
Вечерело. Солнце садилось за чёрные вершины лиственниц. С реки повеяло холодом. На болотистом берегу медленно тонул в сизом тумане густой тальник.
Казаки намазали медвежьим салом раны, сняли с убитых татар кольчуги собрали щиты, копья и саадаки, поплыли дальше.
Одолевали казаков оводы и мошкара, ныли раны. Сибирцы передохнуть не давали.
Пришли к устью Тавды.
Проводники-зыряне, что молились пёсьеглавым идолам, говорят:
— Вверх по Тавде и дальше через Камень идёт дорога на Русь.
Разбили казаки стан, стояли неделю, совещались, что делать дальше. И в Ермаковой дружине нашлись робкие.
— Надобно, — говорили, — на Русь ворочаться. Хана нам не одолеть. Зря задираемся. Ждёт нас в Сибирской земле смерть.
Но таких было немного. Решили пробиваться дальше. Захватили в одном улусе татарина. Одет он был богато. Шапка из тёмного соболя. Сабля с золотой насечкой по клинку. На коне — седло из красного сафьяна и сбруя с серебряными бляхами. Назвался татарин Таузаком, слугой Кучумовым. Ездил собирать дань.
Ермак позвал пять казаков — искусных стрелков. Повесил на берёзу железную кольчугу, велел стрелять. Выстрелили казаки. Подошёл Таузак к кольчуге, видит — пробита насквозь. Покачал головой, щёлкнул языком. Ермак посадил его с собой.
— Собирался, — говорит, — навестить вашего хана, да вот задержался в пути. Должен возвращаться на Русь.
Потом расспросил татарина про Сибирское царство.
Перепуганный Таузак косил глазом в сторону, думал: не сносить головы.
Рассказал, что хан Кучум стар и глазами болеет. Живёт в городе Кашлыке, или Сибири Старшим у хана — племянник его Махметкул. Отважный воин, яростен в битве. Нет ему равного в Сибирской земле.
Рассказывал Таузак, что дают Кучуму ясак вогуличи, остяки и самоеды. Веры Магометовой эти данники не признают. Почитают камни, зверей и птиц. Молятся идолам деревянным, каменным и медным, которых сами же и делают. Одевают идолов в меха, мажут кровью и жиром, чтоб были милостивы.
Говорил ещё Таузак, что воинов у хана много, что ведёт он с Бухарой и Самаркандом большой торг мехами.
Ермак подарил Таузаку кафтан голубого сукна, дал подарки для хана и для знатных мурз.
Таузак не спеша надел дарёный кафтан, поклонился низко Ермаку, коснувшись правой рукой лба и сердца, и сказал по-татарски:
— Бог велик!
Тихой рысцой он тронулся в путь.
Отъехав за берёзовый лесок, Таузак плюнул на землю, проклял неверных, сорвал с себя голубой кафтан, привстал на стременах и, злобно гикнув, помчался в Кашлык.
ХАН КУЧУМ
Кровав был путь Кучума к ханской власти.
Захотел хан утвердить в царстве веру своих отцов.
Вогулы, остяки, зыряне и пелымцы, которые платили дань Кучуму, крепко стояли за своих идолов.
— Богаты мы богами, — говорили они, — живут боги подле нас. Наши боги растут деревьями в лесах, рыщут в дебрях зверем, плещутся в реках рыбой. Наши боги летят в облаках птицами, сияют в ночи звёздами, проливаются с неба дождём. Твоего бога мы не видели, где живёт — не знаем. Не будем ему молиться.
Послал Кучум гонца к отцу своему, бухарскому хану Муртазе. Просил помощи. Приехал из Бухары Кучумов брат Ахмет-Гирей с войском. Приехали муллы.
Стали водворять веру мечом:
— Нет бога кроме бога: к нему всё возвращается. Магомет — пророк его. Поклонитесь аллаху и увидите свет истинной веры.
Но дикие лесные жители никакого света не видели и уходили в леса молиться своим болванам.
Время уходило.
Бритая голова хана Кучума пожелтела и высохла, как свиток пергамента. Глаза гноились. Красные веки дёргались от острой боли.
Кучум мазал глаза душистым зельем. Привозили его купцы из Бухары. От зелья резь утихала. Но видел Кучум плохо, словно сквозь мутную плёнку. Предметы расплывались, а люди были все на одно лицо.
Жил Кучум богато.
Он подчинил себе все татарские племена от Исети и Тобола до верховьев реки Омь и озера Чаны. Ему слали дань с севера — с низовьев Оби и с юга — из Барабинских степей.
Охотники платили ясак тёмными соболями, серебристыми бобрами, лисицами чёрными и красными, выдрами, белками и горностаями. Данники с берегов Вагая радовали сердце хана ловчими птицами — соколами и кречетами. Бортники приносили в липовых колодах мёд и воск. Из степей пригоняли косяки быстрых скакунов, отары жирных баранов, привозили шерсть и кожи.
Весной, когда просыхали дороги, с юга, звеня колокольцами, тянулись караваны верблюдов. Купцы из Хивы и Бухары везли самоцветные каменья, пёстрые шелка, мускус, перец и ревень, ковры афганские и персидские.
Но Кучум был печален.
«Становлюсь стар, — думал он. — Если что случится, данники от меня отступятся. В Бухаре подрастает Сеид-Ахмет — Бекбулатов сын. Точит на меня зубы, волчонок!»
Хан сидел на ковре, поджав под себя ноги.
Рядом, склонившись над низкой скамеечкой, толстый перс-казначей составлял список бухарских товаров.
Он с удовольствием выводил на желтоватом пергаменте узорные буквы и вполголоса перечислял:
— …сёдел зелёного сафьяна — пятнадцать, стремян серебряных резных — сто, шлемов медных дамасских — тридцать, кольчуг афганских — тридцать, щитов — тридцать, клинков грузинских — сто, клинков хоросанских — сто…
— Мало оружия, — перебил его Кучум. — Мало оружия. Быть войне!
— …саадаков — сто… — продолжал бормотать казначей.
Хан задумался.
Перс закончил список, с удовольствием поглядел на него, посыпал жёлтым песком.
— А сегодня знахарь-шайтанщик на базаре, — сказал казначей, обращаясь к Кучуму, — ругал твоих мулл и говорил, что было ему знамение. Белый волк выходил на остров драться с чёрной собакой. Волк пришёл с Иртыша, а собака — с Тобола. Побила собака волка. Толковал шайтанщик, что собака — это русский атаман из-за гор, а волк — это мы, правоверные.
Кучум долго смотрел на казначея, потом проворчал:
— Этот шайтанщик хочет читать в книге судеб! Глаза его здоровы, но видит он плохо. — И, улыбаясь, добавил: — Схватите его, и пусть жеребцы размечут в поле его тело во имя бога милостивого и милосердного.
— Будет исполнено, повелитель, — ответил казначей.
В комнату, неслышно ступая, вошёл слуга, остановился у дверей и, поклонившись до земли, пропустил вперёд запылённого человека.
Это был Таузак.
Пошатываясь от усталости, он рассказал хану о своей встрече с казаками.
— Идут, — говорил он, — неверные из-за гор. Войско у них меньше нашего, но всех сокрушает на своём пути. Луки у них диковинные — долгая палка. Выстрелят — дым идёт и гром гремит. Стрел не видно, а люди падают мёртвые. Никак от них нельзя защититься. И панцири и кольчуги наши — всё пробивают невидимые стрелы.
Потом Таузак принёс подарки, которые Ермак послал хану и князьям-мурзам.
— Сказал русский воевода, что хотел к тебе в гости прийти, да задержался в пути и возвращается обратно.
Кучум внимательно осмотрел подарки, поднося их близко к гноящимся глазам, пощупал сукно и велел позвать мурз и военачальников.
— Быть войне, — сказал он. — Пришли из-за гор русские. Собирайте воинов. Пошлите гонцов, пусть скачут по всем городкам, улусам и юртам — зовут данников ко мне с оружием. Раздайте гонцам вместо грамот золочёные стрелы. Как получат данники эти стрелы, пусть спешат и не ожидают других приказов. Истинно сказал пророк о неверных: бог запечатал сердца их и слух их, и на очах их покрывало: им будет мучительная казнь!
