Урал-батыр (Эпос)

Глава 8

О том, как пришли к Урал-батыру его сыновья: Яик — от дочери царя Катила, Нугуш — от Гулистан, Идель — от Хумай, сын Шульгена Сакмар, рожденный от дочери Луны — Айхылу; как они стали ему верными спутниками в пути, неустрашимыми соратниками в битве и победили коварных драконов; о том, что произошло между Уралом и Шульгеном.

Много лет Урал воевал.
Дивов во множестве уничтожал.
Горы рождались одна за другой —
Под могучей его рукой.
Дети, родившиеся на свет.
Когда вступил он в жестокий бой.
Могли теперь мчаться во весь опор,
За Уралом-отцом вослед,
По хребтам и вершинам гор.
Четыре молодца, говорят,
Готовя себя к большим сраженьям,
На четырех тулпарах в ряд
При богатырском снаряженья
Ехали путем отца, говорят.
Друг от друга не отставая,
След Урала в горах не теряя,
Прибыли к нему, говорят,
Приветствовали его, говорят.

Первый:

«Сын я дочери царя Катила,
От тебя рожденный егет.
На коня я сел в восемь лет
И объездил почти весь свет.
В месте одном я кровь увидал —
Ее не впитывала земля,
Даже ворон ее не клевал.
Даже звери ее пугались,
Во все стороны разбегались.
Матери я о том рассказал,
Просил ее тайну крови открыть
Ничего не сказала мать,
Только села и стала рыдать,
И не знал я, что ей сказать.
Был растерян я, удручен,
Не зная, что значат те слезы и стон;
По стране я много бродил,
Много людей встречал по пути —
И стариков, и молодых,
О тайне крови спрашивал их.
Не объяснил мне толком никто,
Только одно говорили про то:
„Отец твой — как Тенгри-бог для нас,
Всех от страшной участи спас,
Честь его мы в сердцах храним,
Тайну матери свято чтим.
Ты у отца могущество взял,
Грудь своей матери ты сосал,
Для обоих ты — общий сын.
И если так твоя хочет мать,
Сам постарайся все понять“.
Услышав такое, я в дом воротился,
Снова к матери обратился;
Вновь сказать она не пожелала,
Тайну свою от меня скрывала;
Сел тогда я, стал слезы лить —
Но все не хотела она говорить,
Спать уложила меня потом,
Стала баюкать меня шепотком.
И тогда я решил притвориться,
Что уснул. А сам сквозь ресницы
Следил за нею. И вот она,
Решив, что я уж во власти сна,
Моего бдения не замечая,
Слезы горючие роняя,
Склонила голову надо мной,
Зашептала полночной порой:
„Ушел Урал мой и с тем пропал;
Видно, уже не вернется он.
Сын подрос, коня оседлал —
Но об этом не знает он.
Родился таким же, как и отец,
Бесстрашным, словно с парой сердец;
Кровь же злую отца моего
И поныне земля не впитала.
С тех пор, как дитя ее увидало,
Вконец покинул его покой,
Батыр успокоится ли такой?
Как теперь я с ним поступлю,
Тайну открою? Как стерплю?
Если скажу — он тайну узнает,
Голову в том краю потеряет,
Поедет разыскивать отца,
Одну меня бросит в стенах дворца“, —
Сидя так, моя мать причитала.
Поднялся я, когда светало,
Туда завернул, где та кровь трепетала,
Все вокруг нее я бродил,
„Эх ты, кровь, ты кровь! — говорил, —
Тебя отец, оказалось, пролил!
Когда отец мой сюда ступил,
Ты, выходит, с ним воевала.
Не потому ли ты не остывала,
Что рука батыра тебя проливала?
Еще оттого, что ты грязна,
Ворон не пьет, не вбирает земля,
Лоснясь, лежишь ты, гнилью дыша,
Мукой исходит твоя душа…“
Только такое успел я сказать,
Кровавое озеро стало вскипать.
Когда кипящая капля упала
На белый камень, ушедший в грязь,
Слизь каменистая задрожала
И прямо из грязи речь полилась:
„Мы четыре батыра-раба
Дедушки твоего Катила.
Бились против отца твоего,
Но кровь царя нас в яд превратила.
Даже земля нашу кровь не пьет,
Солнца луч ее не берет.
Воронов выпить ее умоляем —
Они же в ответ: мол, нет, не желаем.
Мучится наша душа и страдает.
Поди к Уралу, отцу своему,
Всю нашу боль поведай ему:
Пусть снизойдет, нашу кровь оживит,
Пусть в достойных богатырей
Вновь из крова нас превратит“.
Услышав такое, я тайну узнал,
Матери обо всем рассказал.
Недолго она раздумывать стала,
Молча в сторону гор зашагала,
Воронов всех вокруг собрала
И, проводив одного куда-то,
Каждодневно его ждала,
С гор своего не спускала взгляда.
Однажды, не помню, в какую пору,
Шумно назад воротился ворон,
Воду в клюве своем принес —
Была та вода прозрачнее слез;
Мать плеснула на кровь водой —
Четверо встали из крови той.
Тогда сказала батырам мать:
„Позор за отца моего принять
Вам пришлось. Вы кровью алели.
Станьте ж друзьями Уралу на деле —
Всех друзей моего отца
Уничтожьте теперь до конца;
Вместе с сыном моим ищите
Урала по белому свету всему,
Хоть под землей его найдите,
Мой привет передайте ему“.
Взяв четверых батыров с собой,
Осознав, кто отец мой родной,
Что я — Яик — рожден был тобой,
Издалека я приехал к тебе,
Чтобы товарищем быть в беде,
Чтобы помощь тебе оказать,
Чтобы рядом с тобой воевать.
Пояс потуже я повязал,
Что есть мочи к тебе прискакал».

Второй:

«Мать мою зовут Гулистан.
Когда мне исполнилось шесть лет,
Змей с Шульгеном из дальних стран
Принесли нам множество бед.
Нашу страну разорить пришли,
В ужас всех людей привели,
В горе покинули мы страну;
Думала о тебе моя мать,
Не переставала горевать.
Когда мы собирались ко сну
И мать в постели лежала больной,
Дивы напали на нашу страну,
Землю всю затопили водой;
Детям и седым старикам —
Всем плоты я изготовлял,
Рассаживал их по плотам,
Сам против змей воевал.
Видя, что мы не сдаемся им,
Что тонуть в воде не хотим,
Что не боюсь я воды и огня,
Стал аркум напротив меня,
В ярости замахнулся мечом.
Но удара я ждать не стал —
Сам в ответ я нанес удар.
Ни в чем ему я не уступал.
Аркумом бешенство овладело —
Помощь дивов к нему подоспела;
Дивы бросились на меня —
Но отбивался достойно я!
От Заркума и дивов его
Не оставил я ничего.
Не считаясь с болезнью своей,
Мать ко мне подошла поскорей,
Увлажнились глаза слезами.
Так она мне тогда сказала:
„Сын! Отец твой Урал-батыр.
От него ты пришел в этот мир:
Нугуш-батыром на свет родился,
В богатырстве с отцом породнился.
Садясь на коня, мое дитя!“ —
Так напутствовала меня мать
И тулпара мне подарила,
Верной дороге меня научила,
Вышла на войну провожать».

Третий:

«Имя матери моей Хумай,
В небо высоко взлетая, она
Слушает что-то, не ведая сна:
„Эй, Урал мой, чей занят ты?
Я плачу, неведенья полна;
Дивы и змея вместе сошлись,
Воедино переплелись“
Землю море покрыло сплошь —
Как его ты переплывешь?
Как ты дивов, что крови хотят,
Всех одолеешь и перебьешь?» —
Так она свою скорбь изливала,
С горькой жалобой причитала.
На меня однажды взглянула,
Глубоко и скорбно вздохнула:
«Коль ты раньше б, мой сын, родился,
На коня своего садился.
Отцу, что в сражении изнемог,
Верной опорою стать бы мог», —
Говорила, меня обнимая,
И беззвучно рыдая сама;
За младенца меня принимая,
Тайну не открывала она.
Когда ночью мы с ней не спали,
В нашу дверь колотить вдруг стали —
Разлетелась вдребезги дверь.
Див вошел — отвратительный зверь.
Руку к матери он протянул:
«Не того ль, кто войну раздул.
Вверх ногами все перевернул,
Кто утесы в горах ломал
И камнями в дивов кидал, —
Не того ль ты жена — Хумай?
Ты ему Акбузата дала,
И счастливою с ним была,
Меч алмазный вручила ему,
Смерти дивов тем предала!
Голову я тебе отрублю,
Вдоволь крови твоей попью
И в огонь твое брошу тело,
Чтоб обуглилось все и сгорело!
Пусть твой муж от вести такой
Потеряет и сон, и покой!»
С тем на мать набросился он.
Увидев меня, остановился:
«Не второй ли это Урал? —
Про себя пробормотал. —
Не от него ли сын родился?»
Так и замерла в страхе мать,
Даже слова не в силах сказать.
Сердце женское оборвалось,
Помутились глаза от слез.
Я ж, ребенком себя не считая,
Гневом яростным закипая,
На злодея напал того.
Одна голова его выдувала пламя,
Другая яд источала губами;
То он меня гнул, то я его.
В руках моих не было ничего.
Но жестоко я с ним сражался,
В силе диву не уступил,
Наземь с грохотом повалил,
Так его мерзкую глотку сжал.
Что из пасти вдруг кровь пошла.
Потом подмял его под себя.
Застонал див, бессильно хрипя.
Под ударом последним он
Вопль издал и жалобный стон,
А потом и дух испустил.
Кровью весь дворец затопил,
Мать, по пояс пройдя в крови.
Подала мне испить воды,
Счастьем лик материнский светился:
«От батыра батыр родился!
Стал героем ты, как отец.
Хоть тело детское у тебя,
Хоть сердце юное у тебя,
Вышел из тебя молодец.
Отец в одиночестве битву ведет,
Душу его тоска гнетет;
Пусть тяжко не будет ему одному,
Пусть враг не сломит волю его.
Иди и будь спутником ему,
Опорой в сраженьях будь для него», —
Так ко мне обратилась мать.
И вышел в путь я, тебя искать;
Я — твой сын, Идель меня звать,
Пришел, чтобы вместе с тобой воевать.

Четвертый:

«Мать мою зовут Айхылу.
Отца моего звали Шульген —
Он приходится братом тебе.
Черный путь он выбрал себе.
Много крови людской пролил,
Врагом человечества прослыл,
Из-за него исстрадалась мать.
Пожелтела, воску подстать.
Как-то меня к себе призвала
И такой рассказ повела:
„Знай: от Луны я рождена,
Что озаряет ночную мглу.
Мать любила очень меня;
Когда я стала жертвой Шульгена,
Потускнела ока мгновенно,
Вся печалью серой покрылась,
Темной думою замутилась;
Каждый день ее меркнет взор,
Слабнут лучи, что мой видят позор;
Раньше соперницей солнца была —
Теперь его свет вбирает сама.
Отец мой тоже позор испытал —
Затем, что жертвой обмана стал,
И, видно, горем объятый весь,
Ныне вовсе куда-то исчез.
Дам тебе рыжего я коня,
Предназначенного для жениха;
Поскорей на него взбирайся,
Вместе с Иделем в путь отправляйся
И по следам батыра Урала
Скачи вперед“, — мне она сказала,
„Будь Сакмаром“, — сказала она,
Не жалеть себя наказала.
Сыном быть твоим приказала».
Урал выслушал всех подряд,
Насладился он их речами.
Был он невыразимо рад
Тому, что собственными глазами
Увидеть егетов ему привелось.
Радость великую он вкусил.
Полный новой отваги и сил,
Вновь забрался он на коня;
В окружении своих сыновей
Продолжал против дивов войну,
Очищая от них страну.
Месяц сражались они, говорят,
Год сражались они, говорят.
В одном из жестоких боев Урал
На Кахкаху наконец напал,
Вспенив море, барахтался он.
Испускал крик истошный и стон,
Вопль его разносился, как гром.
Из кусков его тела потом
Сложили еще одну гору;
Дивам и Шульгену на горе
Надвое море разделила гора.
Шульген тут голову потерял.
Что делать, как поступить, не знал.
Оставшихся на его стороне
Всех до единого собрал;
И тогда против выживших дивов
Битву снова начал Урал.
Когда жестокие битвы шли,
Когда, бурля и пеной вскипая.
Клокотала вода морская,
Брата своего Урал
Неожиданно повстречал.
Братья схлестнулись между собой.
Разгорелся упорный бой.
Жезлом Шульген на него замахнулся,
Хотел Урала огнем спалить,
Колдовством его жизни лишить.
Только Урал не растерялся,
Тут же вынув алмазный меч.
Нанес удар сокрушительный встречь;
Гнев его стократно возрос —
Жезл тот вдребезги он разнес.
Что после этого началось! —
Грянул гром, стало озером море.
Дивы, оставшиеся без воды,
Испытали великое горе.
Урал же Шульгена выловил вскоре.
Акбузат и четыре батыра
Продолжали дивов громить.
Шульген со всеми гадами мира
Брата не смог своего победить.
Пыл последний его пропал —
Он с седла на землю упал.
Тут Сакмар на отца метнулся
И мечом своим замахнулся;
Но трогать его Урал запретил —
Сакмар неохотно меч опустил.
Урал людей к тому месту собрал;
Так пред всеми Шульген предстал.
«С детства коварным злодеем ты рос,
Кровь запретную выпивал.
Словом родителей пренебрегал.
Злоба правила лишь тобой,
Всею черной твоею судьбой;
С дивами плавал в крови людской,
Землю всю затопал водой,
Выжег огненной пеленой;
Только с дивами был знаком,
Людям стал ненавистным врагом,
В камень сердце свое превратил,
Отчий лик ты навек забыл.
В дороге другом тебе я был:
Выбрал девушку ты — я не перечил,
Выбрал коня — я не противоречил;
Славу в мире хотел найти —
Я не стал поперек пути.
Жезл вложил я в руки твои —
Ты к насилью вернулся опять.
Кровь хотелось тебе проливать;
Страну в великий разор ты вверг,
Многих людей в воде утопил,
Сам подчиниться дивам решил,
Верой-правдой им служил,
Кровь человечью дал пролить,
Царя благородного чистую дочь,
Греющий жизнь его нежный цветок,
Выдать я за тебя помог.
Надеясь, что сердце твое уймется;
Ждал я, пока не вышел срок.
Только слова ты не сдержал,
Так на честный путь и не встал.
Слову отцовскому не внял,
Материнский завет растоптал,
Всю страну затопил водой;
Чтобы сородичей кровь пролить,
Дивов злобных привел с собой,
На людей их повел войной.
Твердь земную, что ровной была,
В ямы и бездны желал превратить.
Зло добротою сокрушено —
Никогда не вернется оно!
Понял ли ты теперь, что зло
Будет побеждено добром?
Понял ли ты, что человек
Будет выше дивов во всем?
Отныне туши тварей твоих
Станут землей для существ живых.
Отныне войско Кахкахи
Будет войском без рук, без ног.
Коль, землю целуя, слово не дашь,
Голову перед людьми склонив,
Клятву священную не дашь,
Коль не признаешь, что слезы людей
Лишь на совести черной твоей,
И, повстречавшись с нашим отцом,
Не расскажешь ему обо всем.
Голову тебе отрублю,
В муку-толокно ее сотру,
Вымарав тело твое в крови.
На горе из телес Азраки,
Что называется Ямантау,
Так и быть, похороню;
В черную скалу тебя превращу,
К которой живая душа не придет —
Ни через месяц, ни через год;
Не помянет никто добром,
Трава не взойдет на месте том;
От солнца потрескаешься ты,
Для змей, что ползают средь темноты,
Для коршунов, замышляющих зло,
Для стервятников, что на земле
Добычу высматривают себе,
Станешь прибежищем ночью и днем —
Вот такою ты станешь скалой!» —
Вынес Урал приговор такой.
Шульген неподвижно ему внимал.
Боясь, что брат его впрямь убьет,
От перепуга весь дрожал.
И вот, заикаясь, он слово дает:
«Создано черным колдовством
Озеро это — источник зла.
Лицо свое я умою в нем,
Чтоб со своим распрощаться злом;
Чтобы коварства вовек не творить,
Черных дел вовек не чинить,
Буду всегда и всюду с тобой.
Дорожить буду дружбой людской,
Тем постараюсь славу добыть,
Чтобы верно стране служить;
Урал, дай след твой поцеловать,
Братом позволь тебя назвать,
Вместе жизнью одною жить,
Мать свою и отца повидать,
Слово клятвенное дать!»
«Кровь запеклась на твоем лице —
Не отмоешь в озерной воде.
Захлебнулось сердце в крови —
Не вернешь его к правоте;
Сквозь воду прошедшие и огонь,
Люди уже не поверят тебе;
К ним ты черную злобу питал,
Камнем проклятия ты стал,
Только огнем и был для них ты.
Семена блага и доброты
С рожденья покинули тебя;
Пока ядовитое сердце твое
Смягчится — камень скорее растает,
Доброту оно не познает,
Все святое оно распинает.
Если хочешь людей полюбить,
Если вместе с ними, в стране
Отныне хочешь батыром быть,
То считай злодеями тех,
Кто врагами стал для людей.
Кровь врагов тех в озеро слей
И омой лицо свое в ней.
Против людей ты дивов водил,
Кровь людскую нещадно лил,
Злодейство за славу почитал,
Доброту за позор принимал;
И в гордыне своей теперь
Мечешься, как разъяренный зверь.
Пусть почерневшая кровь твоя
Напоминаньем о прошлой судьбе
Будет сердце твое сжимать,
Тело болью одолевать;
Пусть скверная кровь, что в тебе течет,
Иссохнув, красный цвет обретет.
Тогда человеком станешь опять,
С нами останешься в нашей стране,
Будешь батыром на войне», —
Так заключил Урал свою речь.
Гора у Шульгена упала с плеч.
Шульген стал Урала снова просить,
Землю слезами пред ним кропить:
«Лев, на котором я ездил верхом,
Дважды споткнулся подо мной.
Дважды его я ударил так.
Что брызнула кровь из него струей;
Потом и в третий раз он споткнулся —
Ко мне в смятении обернулся:
Мол, не споткнусь я в пути опять!
И припустился снова бежать.
Я тоже больше его не бил.
Не бранил его, не колотил.
Так Шульген, что тебе был брат,
Промахнулся два раза подряд,
Вселил в твое сердце горе и гнев,
Ведь я и есть — спотыкавшийся лев;
В третий раз мне уйти позволь,
Лик почерневший я свой отмою,
С обеленным лицом пред тобою
Я предстану и, землю целуя,
Стану равным среди людей,
Стану жить я в стране твоей».
Урал решил его просьбе внять,
В последний раз его испытать;
Коль, честь потеряв, муж с дороги собьется
Все утратит он в жизни своей;
Коль зло затаит он против людей,
Ночью светлый день обернется.
Тому, чья душа истекает злобой,
День будет мраком глаза затмевать;
Будет он ночью охотиться, чтобы
Птиц, ослепших во тьме, подбивать.
Если ночь для людей настанет,
Она тебе покажется днем.
Сородичей ты убивал непрестанно,
Черную славу обрел на том.
Лучше дивов, что были врагами
Нам, у тебя не бывало друзей.
Засияет луна для людей.
Когда же погасает луна, не знал ты,
Что вспыхнет ярчайшее из светил;
Своими главами теперь увидал ты,
Что этот свет наконец наступил.
Для тебя же и дивов зловещих
Черная ночь наступила навечно.
Море, где плавали дивы толпой,
Обернулось навек землей,
Азрака, царь проклятый твой,
Обернулся навек горой.
От злодея и девушки чистой
Родился Сакмар — богатырь неистовый.
Коль наконец понять ты сумеешь,
Что радость утраченную обрели
Мужчины, которых терзали змеи,
Девушки, что в плену их желтели, —
Красавцы дивные нашей земли.
Знай наконец, что, вот так сражаясь,
Вечною злобой против людей,
Их безжалостно уничтожая,
Если поймешь наконец все это,
Если с коварством расстанешься ты,
Если из тьмы повернешься к свету,
Коль силы найдешь поучиться добру
У льва своего, что споткнулся в пути,—
Еще раз исполню я волю твою.
Во имя чести отца моего,
Памяти матери моей,
Последний раз испытаю тебя,
Последний раз внемлю просьбе твоей.