Владимир Дуров — Слон Бэби: Рассказ

Карлик

В городе Гамбурге был большой зоологический сад, который принадлежал одному известному торговцу зверями. Когда мне захотелось купить слона, я поехал в Гамбург. Хозяин показал мне маленького слонёнка и сказал:

— Это не слонёнок, это почти взрослый слон.

— Почему же он такой маленький? — удивился я.

— Потому что это слон-карлик.

— А разве бывают такие?

— Как видите, — заверил меня хозяин.

Я поверил и купил диковинного слона-карлика. За малый рост я дал слону кличку Бэби, что по-английски значит «дитя».

Его привезли в ящике с окошечком. Сквозь окошко часто высовывался кончик хобота.

Когда Бэби приехал, его выпустили из ящика и поставили перед ним таз с рисовой кашей и ведро молока. Слон терпеливо загрёб хоботом рис и отправил его в рот.

Хобот у слона — как у человека руки: Бэби хоботом брал пищу, хоботом ощупывал предметы, хоботом ласкал.

Бэби скоро привязался ко мне и, ласкаясь, водил хоботом по моим векам. Он делал это очень осторожно, но всё же подобные слоновьи ласки причиняли мне боль.

Прошло три месяца.

Мой «карлик» сильно вырос и прибавил в весе. Я начал подозревать, что в Гамбурге меня обманули и продали мне не карликового слона, а обыкновенного шестимесячного слонёнка. Впрочем, существуют ли вообще на свете карликовые слоны?

Когда мой «карлик» подрос, очень стало смешно наблюдать, как это громадное животное по-ребячьи шалит и резвится.

Днём я выводил Бэби на пустую арену цирка, а сам следил за ним из ложи.

Сначала он стоял на одном месте, растопырив уши, мотая головой и косясь по сторонам. Я кричал ему:

— Бэби!

Слонёнок медленно двигался по арене, обнюхивая хоботом землю. Не найдя ничего, кроме земли и опилок, Бэби принимался играть, как детишки в песке: он хоботом сгребал землю в кучу, потом подхватывал часть земли и осыпал ею голову и спину. Затем он встряхивался и уморительно хлопал ушами-лопухами.

Но вот, подгибая сначала задние, а затем и передние ноги, Бэби ложится на живот. Лёжа на животе, Бэби дует себе в рот и снова осыпает себя землёй. Он, видимо, наслаждается игрой: медленно переваливается с боку на бок, хоботом возит по арене, разбрасывает во все стороны землю.

Навалявшись вволю, Бэби подходит к ложе, где я сижу, и протягивает хобот за лакомством.

Я встаю и делаю вид, будто ухожу. У слона моментально меняется настроение. Он встревожен и бежит за мной. Ему не хочется оставаться одному.

Бэби не переносил одиночества: он топорщил уши и ревел. В слоновнике с ним обязательно должен был спать служащий, иначе слон своим рёвом не давал никому покоя. Даже днём, оставаясь один долго в стойле, он сначала лениво играл хоботом со своей цепью, которой он был прикован за заднюю ногу к полу, а потом начинал тревожиться и шуметь.

В стойлах возле Бэби стояли с одной стороны верблюд, а с другой — ослик Оська. Это для того, чтобы отгородить стоявших в конюшне лошадей, которые боялись слона, брыкались и становились на дыбы.

Бэби привык к своим соседям. Когда во время представления приходилось брать осла или верблюда на арену, слонёнок ревел и изо всех сил натягивал цепь. Ему хотелось бежать за своими друзьями.

Особенно он подружился с Оськой. Бэби часто просовывал хобот через перегородку и нежно гладил ослика по шее и спине.

Раз Оська заболел расстройством желудка, и ему не дали обычной порции овса. Уныло опустив голову, он, голодный, скучал в стойле. А рядом Бэби, наевшись досыта, развлекался как мог: то положит клок сена в рот, то вынет, повертит во все стороны. Случайно Бэбин хобот с сеном потянулся к ослику. Оська не прозевал: он схватил сено и стал жевать. Бэби это понравилось. Он стал загребать хоботом сено и передавать его через перегородку другу-ослику…

Раз я решил взвесить Бэби. Но где взять подходящие весы?

Пришлось его вести на вокзал, туда, где взвешивают товарные вагоны. Весовщик с любопытством посмотрел на необычный груз.

— Сколько? — спросил я.

— Без малого сорок пудов! — ответил весовщик.

Сорок пудов? Хорош карлик! Что же будет дальше? Ведь мой «карлик» только начинал как следует расти: ему было немного более года. Я понял, что меня обманули.

— Это обыкновенный слонёнок! — сказал я мрачно. — Прощай, чудо природы — маленький, карликовый слон!..

Бэби боится… метлы

Слон не только умное, но и терпеливое животное. Посмотрите, как изорваны уши у любого слона, работающего в цирке. Обычно дрессировщики, обучая слона ходить по «бутылкам», или кружиться, или вставать на задние ноги, или садиться на бочку, действуют не лаской, а болью. Если слон не слушается, они рвут ему уши стальным крючком или же втыкают шило под кожу. И слоны всё терпят. Впрочем, некоторые слоны не выдерживают мучений. Когда-то в Одессе громадный старый слон Самсон рассвирепел и начал разносить зверинец. Служители ничего не могли с ним поделать. Ни угрозы, ни побои, ни угощенья не помогали. Слон ломал всё, что попадалось ему на пути. Пришлось его окопать и держать несколько дней в яме. В Одессе только и было разговоров что о Самсоне:

— Слыхали, Самсон сбежал?

— Но ведь это очень опасно! Что, если он побежит по улицам?

— Надо убить его!

— Убить такое редкое животное?!

Но Самсон никак не хотел возвращаться в зверинец. Тогда решили его отравить. Наполнили большой апельсин сильным ядом и преподнесли Самсону. Но Самсон есть не стал и даже не подпустил к себе отравителей.

Тогда предложили желающим убить Самсона из ружья.

Нашлись любители, которые даже заплатили за «стрельбу в цель». Выпустив массу пуль, они прикончили великана.

И никто не подумал, что если бы Самсона в зверинце не мучили, а обращались с ним ласково, то не пришлось бы в него стрелять.

Я, обучая животных, стараюсь действовать лаской, лакомым кусочком, а не побоями. Так я учил Бэби. Заставляя его что-нибудь делать, я ласкал его, похлопывал по груди и показывал сахар. И Бэби меня слушался.

Раз мы приехали в Харьков. Поезд с моими зверями выгружался на товарной станции.

Из огромного пульмановского вагона показался Бэби. Его вожак Николай, выметая сор из-под слона, задел случайно метлой ногу Бэби. Бэби сердито повернулся к вожаку, растопырил уши-лопухи — и ни с места. Николай начал гладить Бэби, хлопал его по животу, чесал его за ухом, совал в рот морковь — ничто не помогало. Бэби не шевелился. Николай вышел из терпения. Он вспомнил старый способ цирковых дрессировщиков и стал колоть слона острым шилом и тащить за ухо стальным крючком. Бэби ревел от боли, мотал головой, но не двигался. На ухе его показалась кровь. На помощь Николаю прибежали восемь служителей с вилами и дубинками. Они стали бить бедного Бэби, но слон только ревел, мотал головой, а с места не двигался.

Я в это время был в городе. Меня разыскали по телефону. Я тотчас же прибежал на выручку Бэби — прогнал всех его мучителей и, оставшись со слоном наедине, громко и ласково позвал:

— Сюда, Бэби, сюда, маленький!

Услышав знакомый голос, Бэби насторожился, поднял голову, выставил хобот и стал с шумом втягивать воздух. Несколько секунд он стоял неподвижно. Наконец громадная туша зашевелилась. Медленно, осторожно Бэби стал выходить из вагона, пробуя хоботом и ногой доски трапа: прочны ли они, выдержат ли его.

Когда слон сошёл на платформу, служащие быстро задвинули дверь вагона. Я продолжал ласково звать упрямца. Бэби быстро и решительно подошёл ко мне, обхватил хоботом мою руку выше локтя и слегка притянул меня к себе. И сейчас же он почувствовал на своём скользком языке апельсин. Бэби подержал апельсин во рту, чуть оттопырил «лопухи» и тихо, с лёгким ворчаньем выпустил воздух из хобота.

Мой голос и ласка успокоили Бэби. Я осторожно освободил руку из-под хобота и пошёл по платформе. Слон пошёл за мной по пятам, как собака.

Так я лаской добился того, чего не смогли добиться девять человек, вооруженных вилами и дубинками.

Дорогой нам встречались взрослые, дети. Они бежали за слоном. Многие протягивали ему яблоки, апельсины, белый хлеб, конфеты. Но Бэби не обращал внимания на все эти чудесные вещи; ровным шагом он шёл за мной. И я благополучно привёл его в цирк.

Первое выступление в Харькове прошло как нельзя лучше. Но вот через день началось второе выступление. Я стоял посреди арены. Публика ждала выхода своего любимца слона.

Только я собрался крикнуть: «Бэби, сюда», как вдруг из-за кулис показалась голова слона. Я сразу понял: Бэби взволнован. Уши у него растопырены, а хобот закручен улиткой. Он шёл очень быстро, но вовсе не ко мне. Меня он даже не заметил и направился прямо к главному выходу.

Почуяв недоброе, я бросился к Бэби… но не тут-то было. Не обращая на меня никакого внимания, он все тем же широким, быстрым шагом прошел в фойе. Здесь его с граблями, вилами и барьерами встретили служащие и конюхи цирка. На злополучного слона посыпались удары. Публика повскакала с мест. У выходных дверей образовалась толпа. Кого-то придавили. Поднялась суматоха, перебранка.

Я бросился к Бэби. Вместе со служащими мы повисли на нём. Но Бэби твёрдо решил покинуть ненавистный цирк. Он шел прямо к двери. Боясь быть раздавленными, мы отскочили от великана. Он вышел на улицу. Служащие бежали за ним.

Я вернулся на арену: не мог же я бежать по улице в клоунском наряде, с раскрашенным для представления лицом. Кроме того, надо успокоить публику. Я поднял руку и сказал:

— Дети, у Бэби заболел животик, и он сам пошёл в аптеку за касторкой.

Публика засмеялась и вернулась на места. Дети хохотали и весело повторяли:

— У слона заболел животик!

— Слон сам пошёл в аптеку!

— Ему, наверно, надо ведро касторки!

— Умный слон!

— Только пускай скорее вернётся!

Я и сам хотел того же. Я очень беспокоился за Бэби. Где-то он теперь? Но я взял себя в руки и продолжал представление. Я закончил номер и уехал с арены на тройке остяцких собак.

Очутившись за кулисами, я быстро переоделся, стёр с лица краски, выскочил на улицу и на первом попавшемся извозчике помчался в погоню за беглецом.

Бэби успел переполошить весь город. Прохожие указывали мне дорогу. Я мчался к вокзалу. Но вот мне встретился служащий цирка. Он вскочил ко мне в пролётку и крикнул:

— Не беспокойтесь! Бэби цел… Он прибежал на товарную платформу… как раз туда, где мы выгружались.

— А как же он нашёл дорогу? Кто его повёл?

— Сам. Запомнил, значит…

— Извозчик, гони! — крикнул я.

И вот мы на вокзале. Ещё издали я заметил Бэби. Он стоял на той самой платформе, где выходил из вагона. Кругом — толпа любопытных. Я подошёл. Толпа расступилась. Я позвал:

— Бэби, сюда!

Слон сейчас же поднял хобот, повернулся ко мне и радостно заревел.

Толпа дрогнула, почтительно уступая слону дорогу. Бэби с шумом выпустил через хобот воздух и, махая ушами, пошёл за мной.

Потом я узнал все подробности. Николай перед выходом слона на арену взял метёлку и стал подметать под ним навоз. Сначала Бэби не заметил метлы. Но вдруг тонкие, гнущиеся прутья нечаянно задели ноги слона. Бэби вздрогнул, подобрал зад, поджал короткий хвост и побежал на арену.

Из цирка он направился прямо к вокзалу. Он шёл уверенным шагом по улицам и переулкам, ни разу не сбившись с дороги.

У ворот товарного двора, около вокзала, он на минуту остановился в раздумье. Засовы и замок преграждали путь. Но Бэби думал недолго. Великан слегка подналёг на ворота. Минута — и замок, затворы, скобы и балки полетели в разные стороны.

Бэби обошёл длинные каменные склады и направился к знакомой платформе. Вагонов он не нашёл: они были переведены на запасный путь. Но Бэби не огорчился. Он стал равнодушно подбирать хоботом сор, бумагу и солому, оставшиеся на платформе после разгрузки.

Почему же громадный слон испугался безобидной метлы?

Цирковые артисты в то время отличались суеверием. Они пугались, если бумажка с ролью упадёт на пол: плохая примета — не будет успеха. Они не позволяли подметать метлой цирк, говоря: «Это значит вымести из цирка благополучие».

Вместо метлы в цирке всегда пользовались только граблями.

Бэби отлично знал железные грабли и совершенно не был знаком с метлой. Она, наверно, показалась ему чудовищем, и он постыдно бежал.

Громадный слон испугался метлы, которая случайно попала в цирк.

Вечером он снова как ни в чём не бывало выступал на арене, похрустывая заработанным сахаром. И дети хлопали и кричали:

— Бэби поправился! У Бэби больше не болит животик!

А метлу, конечно, выкинули…

Бэби-парикмахер

У меня был помощник, карлик, по прозвищу Ванька-Встанька. Вдвоём с Бэби они разыгрывали на арене смешную сценку «В парикмахерской». Публика очень любила этот номер.

Крошечный Ванька-Встанька выходит на арену. Я грозно кричу:

— Ванька-Встанька! Как тебе не стыдно выступать перед публикой небритым? Надо тебя побрить! Пойди переоденься, а я устрою здесь парикмахерскую.

Карлик уходит. На арену выносят большущую кровать с огромной, набитой сеном подушкой. Рядом с кроватью — тумба. На тумбе, в подсвечнике, — свеча. В другом углу арены — стол, а на столе — длинные железные щипцы и громадная деревянная бритва. У стола — стул на высоких ножках, горн с тлеющими углями, точило. У входа — декорация: дверь и окно с вывеской:

ПАРИКМАХЕР ИЗ ПАРИЖА
СЛОНОВ
СТРИЖКА И БРИЖКА

Вот отворяется дверь. Появляется Бэби. Я представляю его публике. Слон раскланивается. Я говорю:

— Приведите в порядок парикмахерскую, смахните пыль и ложитесь спать. Завтра надо рано подняться: придут клиенты.

Бэби подходит к столу, хватается хоботом за ручку ящика, выдвигает его и достаёт салфетку. Стирая пыль со стола, он сметает на пол щипцы и бритву. Потом «парикмахер» начинает водить тряпкой по нарисованному окну, будто протирает стёкла.

— Спать, мастер, спать! — говорю я.

Бэби подходит к кровати и хоботом нашаривает под подушкой гигантского «клопа», величиной с полметра. Бэби кладёт «клопа» на землю и наступает на него ногой. «Клоп», сделанный из свиного пузыря, громко лопается. Публика хохочет.

Раздавив «клопа», Бэби становится всеми ногами на кровать. Это он так ложится спать. Затем он берёт хоботом подушку и делает вид, будто хочет запустить ею в подсвечник. Я кричу:

— Что вы делаете? Разве так тушат свечи! — Я вырываю подушку. — Тушите!

Бэби вытягивает хобот и дует на свечу. Свеча вместе с подсвечником летит на землю. Я говорю:

— Вот кого бы следовало пригласить в пожарные.

В дверь стучат. Входит Ванька-Встанька. На нём пёстрое смешное пальто и лысый парик. Я кланяюсь «клиенту». Бэби тоже почтительно качает головой.

— Садитесь!

Карлик садится. Я подвязываю ему салфетку:

— Что угодно?

— Завейте, — говорит карлик, показывая на лысую голову.

— Да что же мы станем завивать?… — удивляюсь я. — Мастер Слонов, проверьте голову посетителя.

Бэби свёртывает хобот улиткой и осторожно стучит им по голове Ваньки-Встаньки. Я беру щипцы:

— Нагрейте!

Слон берётся за рычаг горна и начинает накачивать воздух. Я подсыпаю бенгальского огня. Цирк освещается ярким красным светом.

— Пожалуйста, наточите бритву.

«Парикмахер» вертит хоботом ручку точила.

— А теперь не угодно ли взбить мыло для бритья?

Я подставляю Бэби ведро и швабру. Слон хоботом обхватывает «кисточку» и взбивает в ведре мыло.

— Довольно!

Бэби водит шваброй по голове карлика. Ванька-Встанька в ужасе. Он кричит и болтает коротенькими ручками и ножками, а Бэби деловито собирает мыло с Ванькиной головы… себе в рот.

Я подаю «мастеру» деревянную бритву. Бэби начинает «брить». «Клиент» кричит благим матом:

— Ой, довольно! Пустите, довольно!

Он срывается с места и бежит к выходу. Бэби догоняет его. Я говорю:

— Платите!

«Клиент» достаёт из кармана кусок сахару.

«Парикмахер» жуёт сахар и кланяется публике. Потом мы скрываемся за занавесом.

Эта сложная сценка очень нравилась детям. Подготовить её было не так-то легко. Пришлось затратить много труда и терпения. Но и здесь, как всегда, я действовал только лаской и ни разу не ударил своего четвероногого ученика Бэби.

Слон любил меня и был послушен и добр. Но иногда на него находили припадки упрямства.

Раз я повёл его на арену для репетиции. Вдруг Бэби вздумалось повернуть налево, в тускло освещенный проход под галереей. Я загородил дорогу и крикнул:

— Алле!

Но Бэби встал как вкопанный. Я взял его за ухо и с силой потянул в сторону. Бэби заревел, вырвался и двинулся к тому же проходу. Я снова поймал его за ухо и снова повернул назад. Но Бэби не слушался. Я стал его ласково уговаривать и сунул ему в рот кусок сахару. В ответ раздался невообразимый рёв, будто я подсунул слону отраву. Бэби выплюнул сахар и снова потянулся к тёмному проходу. «Ладно, упрямец, — решил я, — будешь знать!» В проходе, под галереей, стояла железная печка. Она в это время топилась и была сильно накалена. Я подумал: «Бэби, проходя под галереей, обязательно заденет горячую печку». Я отпустил его ухо и отступил. Бэби пошёл куда хотел, дошёл до печки и, конечно, обжёгся. Он попятился, поджал короткий хвост и побежал ко мне. Я молча ждал. Бэби опустил хобот и стал жалобно гудеть. Я тихо погладил его, потрепал за ухо, и Бэби затих. Я начал репетицию. Упрямец был наказан.

Бэби разъезжал со мной по разным городам. Когда мы приезжали куда-нибудь и шли с вокзала в цирк, вокруг нас собиралась толпа. Мальчишки дивились длинному хоботу слона, его толстым ногам.

Они целыми днями осаждали цирк. Они находили в стене щели, просовывали туда палки и дразнили Бэби. А Бэби в ответ прикладывал к щели хобот и дул на хулиганов.

В одном городе произошел случай, который я никогда не забуду.

Наш летний цирк стоял на площади. Крыша цирка была сделана из парусины. Ночью поднялся сильный ветер, сорвал парусину и электрические провода. Наступила кромешная тьма. К счастью, публики в цирке не было. Но там были артисты, служители, звери. Во мраке раздавались крики людей, топот лошадей, треск ломающихся досок… Оглушительно заревел Бэби.

Я нащупал в темноте керосиновую лампу, зажёг и бросился к слону. При скудном свете лампы я увидел: всё стойло Бэби было разгромлено. Столбы, на которых держалась балка с цепью, были вырваны из земли вместе с досками. Бэби, объятый ужасом, высоко поднял хобот, растопырил уши и дергал ногу с цепью, стараясь оторваться от балки. При этом он ревел во всё горло. Он потащил за собой балку; она застряла в проходе. Слон рвался и ревел. В соседних стойлах вздыбились лошади. Я понимал, что обезумевший Бэби может меня убить. Но выбора не было: я обязан был во что бы то ни стало успокоить слона.

Я приближался к нему, освещая путь тусклой лампой, и ласково звал:

— Бэби, Бэби!

Добравшись до Бэби, я начал его гладить, чесать ему живот, трепать за ухо; я обнимал его, целовал в хобот — ничего не помогало. Бэби обезумел. Он рвался с цепи, причиняя себе страшную боль: цепь всё глубже впивалась в ногу. Потом он упал на колени и чуть не задавил меня. Он загребал хоботом землю и выворачивал камни.

Но вот цирк наполнился слабым светом — это служащие нашли запасные лампы. Ветер стал тише. С большим трудом мне удалось снять цепь с ноги слона.

Почувствовав облегчение, Бэби перестал реветь. Он долго не мог успокоиться, вздрагивал, топорщил уши и с шумом выпускал воздух через хобот.

Хорошо, что балка застряла и Бэби не мог вырваться на свободу! Обезумевший от страха, он наделал бы немало бед, и его пришлось бы пристрелить.

Бэби-воришка

Бэби любил, когда служитель Николай смазывал ему тело вазелином. Вазелин предохраняет кожу от мороза: не смазанная жиром, кожа слона высыхает и трескается. Особенно чувствительны у слона уши.

Вот стоит, бывало, Бэби в стойле, а Николай усердно мажет его. Кожа слона начинает щеголевато лосниться. Бэби разнеживается и начинает шалить: мотает головой, болтает хоботом, будто веревкой, старается толкнуть ногой табурет.

Шалил он много и во время купанья. А купаться он очень любил. В Крыму, в Евпатории, толпы отдыхающих часами наблюдали, как мой Бэби купается в море. Слон кувыркался в волнах, как акробат. Он доставал хоботом со дна песок, обмазывал им себе голову и спину, бил хоботом по воде. Наигравшись вволю, он погружался в воду с головой — из воды торчал только коротенький хвост. Публика хохотала.

Бэби был большой попрошайка. Я его кормил очень хорошо, и всё же он всегда выпрашивал у публики подарки. Публика его любила и щедро угощала. Особенно старались дети. Они без конца совали в его цепкий хобот разные лакомства.

Выйдет, бывало, Бэби на арену и давай кланяться. Со всех сторон бросают ему лакомства. А попрошайка кивает головой и похрустывает конфетами и сахаром.

Однажды я решил сосчитать, сколько же булок подарили Бэби. Оказалось, за один вечер в Москве гостеприимные москвичи поднесли Бэби сто двадцать шесть больших белых булок, и он всё съел.

Бэби попрошайничал везде: в цирке, на улице, на вокзалах. Один раз у вокзала, когда мы выгружались из вагона, вокруг Бэби собрались женщины, торгующие продуктами. Бэби заметил корзинку с капустой, картофелем и морковкой. Корзинку держала девочка лет одиннадцати. Забыв обо всем на свете, девочка смотрела на невиданного зверя.

Не долго думая, Бэби протянул хобот, схватил корзинку и всю её, вместе с капустой, картофелем и морковкой, отправил в рот.

Девочка застыла от удивления. Молча она следила за тем, как слон глотает её корзинку.

Бэби поел (видно, ему понравилось) и, по привычке, стал усиленно кланяться: он благодарил за угощение. Девочка растерялась, замигала глазами и в ответ тоже стала кивать слону. Публика захохотала. Пожалуй, даже и в цирке у Бэби не было лучшего номера.

Смех привёл девочку в себя. Она оглянулась на толпу и заплакала. Пришлось мне заплатить за овощи и за корзину.

Иногда Бэби развлекался мелким воровством. Он не был разборчив и подбирал все, что плохо лежало. Попадётся ему брошенная вожаком куртка — Бэби хватает куртку и всю её вместе с карманами, где лежат табак, кошелёк, перочинный нож и даже паспорт, отправляет в рот. Проходя мимо артистической уборной, он при удобном случае воровал парики, гримировальные краски, платья. Всё это он прятал в одно место — в рот.

Один раз он даже пытался проглотить горящую керосиновую лампу.

Попробуй докажи ему, что воровать нельзя!

У классной доски

На арене — школа. На партах, будто настоящие школьники, сидят морские львы, свиньи, слон, телёнок, ослик, пеликан, фокстерьер Пик и большой сенбернар Лорд.

Бэби — один из первых учеников. Он получает круглые пятёрки, и даже с плюсом. Особенно он силён в арифметике.

Я вызываю Бэби к доске:

— Бэби, сколько будет три и четыре?

Бэби берёт хоботом громадный кусок мела и выводит на доске семь толстых палок. Порой он писал таким размашистым, слоновьим почерком, что единицы не помещались на доске.

— Лорд, сколько не хватает единиц на доске?

И Лорд лаял ровно столько раз, сколько надо было. А пеликан, сидевший на второй скамье, шипел на весь «класс».

Я журил пеликана:

— Нельзя подсказывать… Нехорошо.

Как видите, совсем как в настоящей школе. И даже книги на партах лежат.

Книги были особенные, деревянные, и ученики перелистывали их кто как мог: свинья — пятачком, осёл — мордой, пеликан — длинным, будто ножницы, клювом, а морские львы — ластами.

Случалось, Бэби выводил на доске больше палок, чем нужно. Тогда Лео, морской лев, подбегал к доске, становился на задние ласты, упирался левым ластом в доску, а правым стирал лишние единицы.

Публика аплодировала и удивлялась. Ей всё это казалось чем-то вроде чуда. А тут никакого чуда нет. Я долго и терпеливо обучал зверей всем этим движениям. А некоторым вещам и учить не надо было. Так, например, сидя на арене за партой, старый пёс Лорд нередко зевал, широко раскрывая пасть. Я его этому не учил — он зевал от усталости. А я говорил:

— Лорд — плохой ученик: зевает на уроке. Надо ему поставить четыре по поведению.

И публика смеялась.

Но вот урок окончен. Парты убираются, и ученик Бэби подходит к своему учителю. Я ложусь на землю. Бэби высоко поднимает ноги и осторожно переступает через меня. Публика ахает и аплодирует.

Бэби быстро бежит вокруг арены и снова, ещё выше поднимая ноги, шагает через моё беспомощно раскинутое тело.

Вот он стоит надо мной. Я командую:

— Алле, Бэби!

И слон медленно начинает подгибать задние ноги, становится на колени, затем подгибает передние и осторожно опускается на меня.

— Раздавит, раздавит! — кричит публика.

— Довольно!

— Ай, раздавил!..

Но Бэби и не думает меня давить. Правда, в нём примерно три тонны, и если бы он действительно лёг на меня, от учителя осталось бы мокрое место, но Бэби чувствует свой громадный вес. Как только его живот приближается ко мне, Бэби каменеет. Он напрягает все мускулы, старается удержаться в трудной позе и только тревожно гудит. По этому гуденью я узнаю, что Бэби хочет поскорее окончить утомительный номер и подняться.

— Алле!

Бэби медленно поднимается, выпрямляя толстые, как колонны, ноги. В публике облегчённо вздыхают.

— Бэби, алле!

И громадный слон поднимает передние ноги. Вот он стоит на одних задних ногах, высоко подняв передние, и балансирует. А я с распростёртыми руками стою под ним. И кажется, вот-вот слон не устоит на двух ногах и тяжёлая туша рухнет на меня.

— Алле!

Я отскакиваю. Бэби ставит передние ноги на землю и с облегчением выпускает воздух через хобот. Публика аплодирует.

Я заставляю Бэби поднять хобот и открыть рот. Он послушно исполняет это. Затем я вкладываю в его рот голову и расставляю руки. Публика замирает. Бэби стоит смирно, несмотря на то, что мои волосы щекочут его скользкий язык. В такой позе я не могу крикнуть: «Алле!» Я жду, пока публика не начнет аплодировать и кричать: «Довольно!» Иногда приходится ждать долго, но ничего не поделаешь. И когда наконец публика начинает хлопать, я вынимаю голову из пасти Бэби, и мы оба кланяемся. Надо отвечать на аплодисменты, нехорошо быть невежливым.