Чуйские были
Еще недавно город Кобдо китайским был. Китайцы большую торговлю вели с монголами, большие магазины имели в Кобдо. Русские тоже торговали.
И вот между китайскими и монгольскими купцами завязалась однажды жестокая распря, войнишка началась — чего-то не поделили торгаши: монголы стали китайцев колотить, жечь и грабить китайские товары.
Тяжелое настало для китайских купцов время.
К русским друзьям своим, к русским купцам обратились, за помощью: купите наши товары за бесценок. Укройте нас.
Русские возрадовались.
Кровь рекой течет по улицам, дым клубится, раздаются вопли, гремят выстрелы — ад сошел на землю.
А русским любо. Русский купец шире расправляет свой карман, черным вороном кричит, зорко высматривает падаль.
Как-то ночью, весь в слезах, весь в страхе прибегает к русскому купцу китаец.
Пал перед ним на колени, у ног ползает, сапоги смазные целует и не может слова сказать, языка лишился.
Купец знает, в чем дело. Купец ласковый.
Это его друг, богатый китаец Чанбо, миллионщик.
Подымает его с полу, усаживает в кресло, воды принес, папироску предложил.
— Ты что, друг?
Как грянет на улице пушка, как привскочит до потолка китайский купец, миллионщик Чанбо.
— Ой, друг… Пожалуйста, пойдем ко мне. Тебе бог поможет. Спаси, умоляю…
— Идем, — сказал купец и тяжело вздохнул.
Добрый был. Китайцы и монголы уважали его. Истово на образа перекрестился, крикнул жене:
— Благословляй!
Молодая жена — в слезы.
— С нами бог, — сказал купец и быстро вышел с китайцем Чанбо на улицу.
Жена за ними:
— Степа! Не ходи… Пусть Чанбо у нас сидит…
— Пошла к ляду [Пошла к ляду — по В. И. Далю, все негодное и недоброе, дух пакостей, нечистый, черт; тяжкая и безобразная болезнь, проказа.], дура!.. — зло купец отвечает ей. — Торчи дома, карауль ребят… Нас не потрогают…
Чанбо по-русски немного понимает: взыграла душа его, на купца, как на святого, смотрит, в ноги ему бух, опять смазные сапоги целовать начал, купчихе кричит:
— Бабушка, бабушка!.. Пасибо…
И оба побежали дальше.
Тьма была. Только справа стояло зарево от горевшей башни. Слышались отдельные выстрелы. Издали доносилось тысячеголосое галденье китайских солдат.
— Много ваших войск-то? — прошептал купец.
— Много, — тихо ответил китаец.
— А чья возьмет?
— Пожалуй, нас перережут…
Китаец тащил купца за рукав. Во тьме наткнулись они на что-то, и оба упали.
— Это наши убитые, — прошептал китаец, захныкал и запричитал. А купец перекрестился. Опять пошли. Звуки крепли. В воздухе пахло дымом, порохом.
Навстречу попалась целая стая собак. Они выли, подлаивали, щелкали зубами, грызлись, невидимыми клубками катаясь по земле.
— Входи, — сказал китаец.
Они вошли в калитку глинобитной, выходившей на улицу стены. Фанза [Фанза — небольшой дом на каркасе из деревянных столбов в Китае, Корее.] китайца, склады и лавки стояли в глубине огромного двора.
Вдруг китаец остановился. Остановился и купец. Замерли. Кто-то хрипит во тьме.
Китаец ухнул, завопил:
— Зарезали… Брата зарезали…
Но нет!.. Знакомый слышится зов:
— Чанбо! Чанбо!.. Иди скорей…
Бросился Чанбо своему юному брату на шею, а тот говорит цепенеющим от страха голосом:
— Двое врагов были. Мы с приказчиком отстреливались. Приказчика зарезали, ушли…. Грозили вернуться. Я боюсь, Чанбо… Чу, как хрипит приказчик… Боюсь…
— Не бойся, — успокаивает купец, — при мне не имеют полного права тронуть… — Говорит так, а сам тоже не может зуб на зуб попасть.
Все трое вошли в фанзу. Огонь зажгли.
— Со мной не потрогают. Нам, русским, монголы заявили: кто боится — уходи за город. Кто не боится — сиди на месте: русским никакого худа не будет.
И не успел сказать, как шум на улице послышался, загалдели люди, близко где-то затрещали выстрелы.
— Идут!!
Заметались братья, не знают, что делать, куда укрыться.
— Полезайте на всякий случай в лавку, заройтесь в товар.
Но там одним китайцам страшно.
— Тогда айда в мешки! Мешки пустые есть?
— Есть.
Два больших мешка живо притащили, сели в них, купец прочно завязал каждый мешок и поставил в угол.
— Сидите смирно, скажу, что это мои мешки с верблюжьей шерстью. Только ни гугу. Не шевелись!..
А в сердце купца уже вступила соблазнительная алчность.
«Нет, нет…» — зло отмахивается купец.
Рев все ближе. Рядом. Отдельные выкрики ясно слышатся.
Купец выбегает с фонарем на крыльцо.
— Эй, что надо?! — кричит ворвавшимся во двор монголам.
Тех много. Факелы в руках. Возбужденные, в зверей обратившиеся, пьяные кровью, бегут шумной ватагой к крыльцу.
— Что надо?! Стой!! — нарочно по-русски кричит купец.
Бегут к крыльцу, галдят, сверкают большими ножами, ружья наготове, дубины подняты.
— Ты русский? — крикнул один из них, подбежав вплотную.
— А ты не видишь? — по-монгольски строго говорит купец. Растаял в сердце страх.
— Не видим… Темно… Где Чанбо?
— Нету.
— Врешь!
— Нет, не вру!!! — сердится купец. — Товар не смей поджигать: мой товар. Все купил я!.. Русский!.. Я!!!
Остановились.
— А то казаков кликну своих. Русских! Солдат!
— Мы тебя не тронем. Товар твой не тронем… Мы китайцев режем… У нас война… Где Чанбо с братом?..
И хлынули в дом. Купец за ними.
«Убей…» — соблазняет купца алчность.
Купец молчит, тяжело дышит… Лоб холодным потом покрылся, замирает сердце.
Толпа по закоулкам в лавке шнырит, в сундуки заглядывает, а на мешки внимания не обращает.
«Убей, убей. Все твое будет», — неотвязно мерещится купцу.
— Мое!..
Не то крик вырвался, не то зарницей мысль стегнула в ошалелой голове купца.
«Война все простит, все покроет…»
Черный свой голос, задыхаясь, подает купец:
— Чанбо нет, брата его нет. Слышите?!
Обомлевшие китайцы, едва дыша, богу молятся, русского друга прославляют и радуются последнею своею страшной радостью.
— Слышите?! Чанбо нет, брата его нет: они далеко убежали…
А сам мигнул монголам и предал китайцев твердым жестом недрогнувшей руки.
Два кривых ножа сверкнули, два ножа кровью обагрились… Не стало братьев.
А купец?
Купец всю эту ночь, как ушли монголы, на верблюдах китайский товар к себе возил. Весь следующий день возил. Всю неделю возил.
Он молчал, ни с кем не говорил, только рукой указывал. Как кончил с товаром, пить стал.
Отзывы о сказке / рассказе: