Януш Корчак — Слава

Глава I

Труднее всего начать повесть, потому что надо сразу много сказать. А если скажешь сразу слишком много, то можно все перепутать.

В этой повести говорится о целых пятерых детях, об их родителях, о старой бабушке, о дяде, коте, тете и о многих других.

Конечно, стоит говорить только о старших. Да и что может быть интересного в маленькой Абу, которая всегда спит, плачет или бормочет: «Аба, абу, абу»?

Вицусь и Пхелка старше Абу, но скоро заболеют и умрут, значит, и о них немного можно сказать. Бабушка тоже скоро уедет, а кот останется на старой квартире.

И о старой квартире не стоит вспоминать, потому что ведь из нее уезжают.

Теперь Владек еще ходит в школу, имеет пояс с пряжкой, блузу с боковым карманом, пенал с ключиком. И Маня ходит в школу, но более легкую, где ставят только в угол, если плохо занимаешься.

Владек, конечно, разговаривает только с Маней, да и тоже не охотно. Потому что Маня девочка, пожара она не видала, а когда что-нибудь рассказывает, то никогда нельзя разобрать, было ли это на самом деле, или только она так выдумала.

— Лжешь! — говорит Владек.

— Ну, вот, как маму люблю, что правда!..

И Владек в разговоре с Маней часто повторяет:

— Много ты там знаешь!

Или:

— Глупая ты…

О тете, которой всегда жарко и которая не выносит шума, тоже говорить не стоит, потому что она не хотела одолжить папе сто рублей, а папа был доверчивый, всем одалживал.

Даже дядя, — но не муж тети, а тот другой, который Пхелку назвал блохой, а Владеку дал домино и пенал с ключиком, — и он тоже не будет приходить на новую квартиру.

И все изменится.

Можно припомнить, что один раз Абу выпала из люльки; что Пхелка нашла за бочкой мышонка, который еще двигался, что Владек сильно поссорился с Вицусем из-за пахучей бутылочки от одеколона, потому что ведь он не знал, что Вицусь заболеет и умрет.

Можно припомнить, что у папы стали плохие дела от того, что Смок от-напротив кофейню с мраморными столиками и на окнах нарисовал кий и биллиардные шары.

— Вот увидишь, этот Смок нас проглотит, — сказала мама папе, когда увидела мраморные столики и большую прекрасную вывеску с нарисованными пирожными и стаканами.

И действительно, все начали ходить напротив, не хотели пить чай и молоко в папиной кофейной за столиками, обитыми клеенкой.

— Надо будет где-нибудь искать хлеба, — говорила мама, а папа вздыхал.

Владек знал, что они должны переехать, но не понимал зачем; ведь папа же был первый, так зачем же он должен уступать?

Надо добавить, что как раз перед отъездом раскопали всю улицу, положили длинные железные трубы.

Можно бы было так прекрасно играть в крепости!

Глава II

Переезд на другую квартиру — вещь очень приятная, потому что во время сборов можно делать что хочешь, видишь много предметов, которые были спрятаны, а коробки и веревки, которые мама выбрасывает, можно присвоить себе в собственность. Переезд даже и тогда приятен, когда на улице выкопаны рвы, даже тогда, когда видишь слезы в глазах родителей, грусть бабушки и кота.

Потому что и кот грустен, он зевает, моется, мяукает, все время ходит за бабушкой и тщательно избегает Вицуся. Вицусь может объяснить ему то, что происходит, но кот не слушает. Вицусь берет его на колени, кот вспоминает что-то очень важное и быстро отходит.

Отец, Владек и Маня поедут с вещами на фуре, а бабушка, мама и маленькие на трамвае. Владек держит два колпака от лампы, а Маня — клетку с канарейкой.

Ехали долго-долго, совсем новыми улицами; потом взошли очень высоко по лестнице, а на каждом этаже их рассматривали разные люди.

«Теперь у нас будет чисто», — подумал Владек.

Потому что раньше мама говорила, что у них грязно как в хлеву, что в первом этаже не может быть чисто, потому что дети приносят сор и грязь со двора.

Обеда в тот день не было. Спали на полу, потому что надо еще сначала расставить кровати, а у одной кровати сломалась ножка.

На другой день все встали рано. Вицусь не хотел одеваться, — мама прикрикнула на него. Вицусь очень удивился и сразу перестал плакать. Он понял, что на новой квартире все как-то иначе.

— Пейте чай и уходите на двор, — сказала мама.

Раньше мама еще прибавляла:

— И не играйте с уличными мальчишками.

— Всем уходить? — спросил Владек.

— Всем, — сказала мама.

Владек свел с лестницы Вицуся так же осторожно, как вчера нес колпаки от лампы. Вицусь был очень доволен, что он сходит со стольких ступенек, а Маня вела Пхелку и несла три коробочки, потому что боялась, что мама их выбросит.

На дворе они встали у стены, а дети со двора с любопытством осматривали их; не говорили ничего, только придвигались все ближе и смотрели. Это было очень неприятно никого не знать.

Наконец, одна девочка, постарше, отогнала всех.

— Чего глаза вытаращили? Людей не видали, что ли? Ступайте себе!

Дети послушались и отошли, а она осталась.

— Это вы вчера переехали, правда?— спросила она.

— Мы, — ответила Маня.

Конечно, должен был ответить Владек, потому что он старший, но он придумывал, что бы ему сделать, чтобы чужая девочка поняла, что он не простой уличный мальчишка. Сказать же сразу, что он ходил в школу, он не мог, потому что не хотел хвастаться: поклониться он тоже не мог, потому что оставил шапку наверху.

Вдруг он сказал:

— Спасибо!

— За что ты благодаришь меня? — удивленно спросила она.

— За то, что те все ушли от нас.

Владек понял, что поступил глупо, потому что ведь мама велела благодарить за подарки, а девочка им ничего не подарила.

Потом они начали разговаривать, и новая знакомая рассказала о своем отце очень странную историю. Говорила она шепотом, чтобы даже Маня не слыхала, и велела Владеку никому не рассказывать.

Владек вернулся домой, гордый тем, что ему доверили такую большую тайну, о которой никто не должен знать.

Глава III

Маня, Пхелка и Вицусь скоро нашли знакомых, и, если была хорошая погода, они играли на дворе, чего мама теперь им совсем не запрещала. Маня не брала на двор никаких игрушек, потому что всегда кто-нибудь просил подарить ему. Если шел дождь, то дети сходили этажом ниже, либо играли в коридоре, либо у жильцов внизу. Тогда Маня брала куклу, подаренную дядей, или сервиз, который остался еще от хороших времен.

И дети были очень довольны. Они имели все, кроме только карамелек.

Владек остался один. Он скучал страшно. Сердился на Маню, Вицуся и Пхелку, что они не думают о нем; он видел, как они бегали то с тем, то с другим и приходили наверх только поесть и совсем ничего не рассказывали. А Владек слишком горд, чтобы спросить первому.

Один раз Владек открыл ранец, просмотрел тетради и книги, но ему ничего не было задано, потому что он больше не ходил в школу; тогда он сел опять к окну с маленькой Абу и смотрел вниз на двор, где все кажется сверху таким маленьким. Раньше он делал одолжение, когда играл даже с Маней; теперь у него осталась только Абу, которая даже и говорить не умеет.

Когда мама посылает его в лавочку, он идет по двору очень медленным шагом: может быть, кто-нибудь остановит его и заговорит.

Там, где они жили раньше, он знал всех и все знали его: и токарь, и парикмахер, и пан Мартын, и Франек. Если бы вернуться туда хоть на минутку, посмотреть, что там делается, кто живет, на старой квартире, что делают без него в школе, копают ли уже там на дворе ямы и канавы…

Плохо было Владку.

Утром отец уходил и возвращался вечером, и мама каждый раз спрашивала:

— Ну, что?

— Да ничего, — отвечал отец.

Бабушка сидела грустная, даже не ворчала, потому что теперь все делает мама. Зато мама чаще сердится, а Вицусь и Пхелка не получают карамелек.

— Не думайте, что теперь так же, как было раньше.

Так было до субботы.

В субботу пришли дядя и тетя, но без Азора, а только с одним Янком. Владек не любит Янка, потому что он хвалится. Он бы охотно остался дома, чтобы послушать, о чем будут говорить старшие, но мама велела сойти вниз.

— Только играйте одни, — оказала тетя, и Владек покраснел.

Янек говорил мало, ничего не упоминал о ружье, и вообще Владеку казалось, что Янек знает много, но тетя запретила ему говорить. Они сели на окно в сенях и смотрели, как маленькие играют смешно в гости.

Когда их позвали наверх, Владек думал, что будет кофе и пирожное, но на столе не было даже ни скатерти, ни чашек.

— Ты не голоден, Янек? — спросила мама и опустила глаза.

— Нет, он не голоден, — быстро сказала тетя.— Правда, Янек, ты ведь не голоден ?

И начали прощаться, но не так, как всегда, и Владек сразу догадался, что бабушка должна завтра уехать.

Раньше бабушка часто сердилась на Владека и жаловалась отцу, и Владек любил ее лишь настолько, насколько это необходимо. А теперь, когда он взглянул на ее сморщенное лицо и заметил, что она очень стара, и подумал, что у нее никого нет, — стало Владку так, как тогда, когда хотелось плакать. Но он не заплакал, а только подумал:

«Вероятно, я не плачу потому, что уже большой».

И в первый раз в жизни он совсем не радовался, что уже большой.

Глава IV

Наутро Владек проснулся очень рано, хотя и было воскресенье. Правда теперь воскресенье ничем не отличается от будней.

Старшие уже не спали. Бабушка была одета как в дорогу, а отец завязывал чемодан.

Владек сел на постели, но мама сказала сердито:

— Спи, спи, еще рано.

Тогда он положил голову на подушку и закрыл глаза. Отец кончил завязывать, пил очень темный кофе, и никто ничего не говорил. Отец пил быстро, а бабушка с ложечки и долго дула на каждую ложечку. Потом мама завернула в газету хлеб, котораго они не ели, а бабушка тихо прошептала:

— Зачем это? Нет, не надо.

— Пригодится в дороге, — сказала мама.

Потом бабушка встала на колени у кровати, где спали дети. Владек закрыл глаза и слышал, как папа помогал ей встать с колен.

Отец взял чемодан и вышел вместе с мамой и бабушкой в сени; потом мама вернулась, села на стул и долго о чем-то думала.

Когда Владек проснулся во второй раз, Вицусь уже не спал. Вицусь протирал глаза, гримасничал, оглядывался, а потом сказал:

— Бабушка пошла за кошкой.

Только теперь вспомнил Владек, что кот остался на старой квартире и подумал, что Вицусь еще очень глуп.

Мама позволила Мане и Пхелке пойти в костел с жилицей снизу, потому что мама разговаривала с ней несколько раз и одолжила ей корыто для стирки.

Вицусь пошел в сени к детям, а Владек сел с Абу на окно.

Сегодня на всех детях были башмаки, и они не валялись по земле. По двору прошел тот высокий, всегда оборванный парень, который вместе с дворником подметает канавы и который всем давал лизать большую красную карамельку. Прошла девочка, которая ни с кем не играет, а только смотрит, и все позволяют ей стоять близко и смотреть.

А ведь не каждому можно стоять близко, когда другие играют, потому что сейчас же говорят:

— Чего не видал? Какое тебе дело?

И Владеку один раз так сказали. А когда он отошел, кто-то крикнул:

— Смотрите-ка, какой франт из морской пены!

Они, наверно, сердились, что он был в башмаках, хотя и были будни.

Поэтому-то Владек никого еще и не знает, хотя живет здесь целую неделю. Его оскорбили на дворе, и вот он дал честное слово, что ни к кому не подойдет первый, а они о нем и не думают.

Глава V

Наконец, Владек нашел товарища.

Один раз Владек сидел на лестнице с Абу. Вдруг он услышал, что кто-то идет и свистит.

«Какой-нибудь уличный мальчишка» — подумал он, потому что мама говорила, что свистят только уличные мальчишки.

Мальчик с пачкой книг остановился, чтобы отдышаться, положил книги на окно, присел и начал оглядываться. Он улыбался с довольным видом, и было ясно, что он хочет начать с Владеком разговор, потому что взглянул на него раз и другой.

— Ты умеешь читать? — спросил он, наконец.

— Ну, конечно, — ответил Владек.

— Вот видишь, за этой книжкой я охотился целый месяц.

Владек играл в охоту с кузнецом Янком, у котораго есть ружье; но они охотились на зайцев и уток, а что может значить охота на книги, он не знал.

— -Это историческая повесть из наполеоновских времен. Видишь, картинки все целы и она совсем не испорчена. Все наполеоновские повести я читал по два раза. А «Потоп» я читал три раза. Ты знаешь «Потоп»?

— Знаю, — ответил Владек, который, проходил в школе о потопе, — Как Ной выстроил себе ковчег и голубь принес ему веточку в знак того, что уже сухо.

— А вот эта книга, — дальше объяснял мальчик, — научная, о звездах. Я ее тоже уже читал один раз; но взял опять, потому что они не хотят давать одни повести. Да и, наконец, повесть проглатывается в один день, а книги выдают только один раз в неделю, — так мне бы потом было скучно. А как тебя зовут?

— Владек.

Владек с любопытством рассматривал мальчика, который глотает книги. Что значит проглотить книгу и где на нее охотятся?

— Ты еще не был в читальне, правда? Жаль, что я не знал, а то, взял бы карточку. Хотя ты можешь написать и на обыкновенной бумаге, лишь бы заведующий положил печать. Уж я тебе устрою. Ты пойдешь после обеда в гости?

— Нет, — ответил смущенный Владек, потому что с каждым словом все меньше понимал, о чем говорит новый знакомый, и боялся показать, что он ничего не знает, что он глупый и что не стоит с ним разговаривать.

Уговорились встретиться в пять часов.

Это был памятный день в новой жизни Владека. Чего только ни нарассказал ему мальчик! Странная вещь: в школу не ходит, а ведь знает все.

Знает, в какой шляпе ходил Бонапарт, как складывал руки на груди. Знает, как по красной подкладке отличить генерала от простого офицера, и что есть деревья баобабы, — такие большие, что в них можно жить, как дома; что в воздухе есть газ — кислород, — без котораго умирают мыши и звонок не звонит, и что кто не чистит зубов, у того заводятся во рту червячки, и что телеграф, это — электрическая искра.

— Хочешь убедиться? — спросил он.

— Хочу, — ответил Владек, потому что, хотя он и верил, что тот говорит правду, однако, кто знает, правда ли это?

Они перелезли через забор и приложили ухо к столбу.

— Видишь проволоки?

— Вижу, — сказал Владек.

— Значит, это телеграф, правда?

— Правда, — сказал Владек.

— А слышишь, как шумит внутри?

— Слышу, — сказал Владек.

— Ну, вот видишь, это потому, что в столбе есть электричество.