Януш Корчак — Слава

Глава VI

У забора в углу двора на низкой крыше погреба в течение целого ряда вечеров Владек набирался знаний от Олька, а сам рассказывал ему о школе и школьной науке. Когда для смены они читали вместе, то все шло у них хорошо. Когда же они брали какую-нибудь школьную книжку: грамматику или сборник задач, — Владек понимал тогда, как плохо он все знал, как мало что умел.

— Имя существительное отвечает на вопросы: кто? что? Если одушевленный предмет, то — кто? Если неодушевленный, то — что?

— Значит, Наполеон тоже имя существительное?

— Понятно, потому что его можно видеть.

— Но его нельзя видеть, ведь он умер.

— Ну да, но на картинке.

— А на картинке же он не живет, значит, отвечает на вопрос — что?

Владек пожимает плечами.

— А что слава, тоже имя существительное? Славу можно или нельзя видеть?

И почему слава отвечает на вопрос: — что? когда ведь слава живет?

— Слава не только живет, но она бессмертна.

Олек хочет быть знаменитым полководцем и, наверно, будет им. Олек знает средство, чтобы стать знаменитым: надо вечером смотреть на небо, когда есть звезды, потому что между ними есть падающие звезды. Надо следить, когда упадет такая звезда, и быстро сказать:

— Хочу быть знаменитым.

Тогда это исполнится.

Можно сказать: хочу быть богатым. Но Олек не думает о деньгах.

Богатый живет, живет, потом умрет — и все. А знаменитый, — это совсем что-то другое.

В воскресенье они были в читальне — и ждали целый час, пока их вы-звали; и Владек понял, что значит охотиться за книгами.

В школе, за исключением нескольких учеников, мальчики никогда не говорили о книгах. А о том, что в них написано, говорилось только тогда, когда учитель вызывал к доске.

А тут совсем иначе.

— Хорошая ли это книга? Ты что читал? О чем там говорится? Знаю, не знаю. Сказка, повесть, стихи, биография. Легкая, трудная книга; в одном, в двух томах.

Мальчики брали книги для себя, для братьев, сестер и родителей.

Олек знал здесь всех и все его знали. Давал указания, уговаривал, отсоветовал.

— Ты думаешь, что тебе дадут три повести? А что получат другие? Не бери эту книгу, здесь вырван конец. Эта очень смешная — это фантастическое путешествие. Возьми эту для отца.

Сам Владек ничего бы не знал.

Олек отдал записку с печатью заведующего.

— Это новый мальчик, сударыня.

Владек только шаркал ногой и то нескладно, потому что его толкали, так как было тесно.

Библиотекарша взяла записку и записала нового читателя.

— А пятачок у тебя есть?

— Нет, сударыня.

— Так принесешь через неделю.

— Хорошо, сударыня.

Владек опечалился.

— А что, если мама не захочет дать пятачок? — опросил он на обратном пути.

— Не беда. Эта не потребует. К той, другой, и не подступай, а эта добрая, она только так говорит. А впрочем, так как ты честный, так я тебе одолжу.

Олек служит в складе письменных принадлежностей и зарабатывает шесть рублей в месяц.

— Ты не беспокойся, я и для тебя найду место. Когда поступлю в книжный магазин, то уступлю тебе свое.

В тот вечер все в доме читали: и отец, и мама, и Владек; а Маня показывала Вицусю и Пхелке картинки и к каждой картинке придумывала рассказ.

— Только помни, чтобы не разорвать, — напоминал Владек.

И вечер прошел быстрее, чем все прежние.

Глава VII

Отец днем спит, а вечером уходит и возвращается утром. Отец нашел работу в пекарне, где он убивает здоровье, а зарабатывает так мало, что Владек часто бывает голоден.

Ах, ни за что на свете он не сказал бы никому, — ни маме, никому, никому, — потому что это ужасно стыдно быть голодным. Но когда он видит, что хлеба мало, он отрезает тоненький кусочек. А когда мама наливает суп, он говорит, что довольно, хотя суп и очень вкусный. И часто; — ах, как стыдно Владеку! — он вспоминает огромные куски хлеба с морсом на старой квартире. Мама теперь никого не уговаривает кушать, даже Вицуся. Владек делает вид, что ничего не заметил.

И совсем неожиданно Владек тоже нашел занятие.

В том самом доме, где они жили, была лавочка.

В лавочке жили муж и жена, но у них не было детей. Она была очень полная, а у него была деревянная нога. Оба не умели ни читать, ни даже считать.

Раз они велели Владеку прочитать об убийстве, которое произошло на той же улице; похвалили Владека, что он прекрасно читает, и дали ему шесть ландринок. Владек дал Пхелке и Вицусю по две ландринки, потому что они маленькие; одну ландринку дал Мане и одну глухонемой девочке, которая ни с кем не играет, а только стоит всегда близко и смотрит, как другие играют, и никто не запрещает ей стоять близко.

Несколько раз Владек читал газеты в лавочке и несколько раз составлял счета. Потом лавочник с полной женой пришли в воскресенье с визитом и сказали, что будут платить Владеку за составление счетов 75 копеек в месяц и что они хотят взять маленькую Абу к себе, потому что Абу ведь уже не кормят грудью, а у них нет детей.

Владеку всегда казалось, что он не любит Абу. Абу была капризна и плаксива, ничего не понимала и все хотела брать в руки, а как только возьмет, так сейчас же испортит. А мама велела уступать ей, потому что Абу мала и глупа. Если она глупая, так пусть не надоедает и не суётся всюду! И Владек часто сердится на Абу, если должен забавлять ее.

Но когда он услыхал, что хотят навсегда забрать Абу, что он уж не будет ее братом, что господин без ноги будет ее папой, это показалось ему таким страшным! Абу сделалась так дорога, что ни за что на свете Владек на это не согласится.

— Мама, я буду работать, Олек найдет мне место… Нет, нет, мама, не отдавай Абу. Она такая малюсенькая. Ей скучно будет без Пхелки и без Вицуся. Я отдам ей свой картофель.

Владек совсем забыл, что он уже большой и так плакал, так сильно плакал, что убежал на крышу погреба в углу двора и плакал еще, и еще, и не мог успокоиться.

За что Бог их так наказывает? Кофейни у них нет, в школу ходить не могут, кот их покинул, бабушка уехала, папа портит здоровье…

И Владек все рассказал Олеку.

— Не реви, глупая голова, — уговаривал его приятель, — все великие люди были несчастны.

И он подарил Владеку цепочку с глобусом.

Глава VIII

— Завтра я иду в лавку, — сказал Олек.

Лавкой называл Олек магазин, в котором он служит, а хозяина магазина он называл «стариком». Если даже «старик» молод, всегда называется «стариком», потому что так говорят все.

Олек знает уже, что Владеку надо, чтобы записать младшего брата.

— И у тебя есть маленькие. Возьми их метрики, запишем всех троих сразу. Но ты ведь, наверно, опять не понимаешь?

Олек знает уже, что Владеку надо все объяснять.

Детский сад — это школа для совсем маленьких детей; восьмилетние уже слишком велики, потому что учить там не полагается даже и азбуке. Дети рисуют, поют, плетут корзиночки, получают молоко и два раза в год подарки: фартучки или башмачки и пирожные.

— Да, впрочем, сам увидишь.

Какой этот Олек смелый!

Он вошел из передней в класс и показал Владеку, где он сидел, когда был маленький и сам приходил сюда. Потом он показал картинки на стене, которые еще и тогда висели, и новые, которые появились позднее.

Потом он открыл дверь в другую комнату, где столы и скамейки были больше и совсем другие.

— Посмотри. Видишь? Это швальня. Здесь старшие девочки учатся шить и вязать кружева.

Там и застала их низенькая, худая дама, которая тотчас узнала Олека и совсем не рассердилась.

— А, Олек, как поживаешь? Что скажешь новенького?

— Я пришел к вам по важному делу. Надеюсь, что вы нам не откажете. А это мой товарищ Владек, у котораго тоже есть двое детей.

Дама подала Владеку руку, с которой он не знал, что сделать.

— Вот метрика моего брата, а эти две — детей моего товарища.

Дама посмотрела метрики и осталась недовольна, что Вицусь еще немного мал для детского сада.

— Уж я отвечаю за него, — уверял Олек. — Вся тройка, сударыня, как вылитая и самый первый сорт. Будьте покойны, товар хороший и по оптовой цене.

— Не дурачься, Олек, — сказала дама. — Зачем ты разыгрываешь глупца, когда ты умный мальчик?

Олек покраснел и замолчал, а дама простилась с ними, потому что вошли две женщины с метриками своих детей, чтобы записать их в детский сад.

Владеку было неприятно. Он очень любил своего товарища, но иногда немного стыдился за него. Один раз даже Олеку сказали в читальне, что если: он не успокоится, то ему не выдадут книг. Тогда тоже сказали:

— Не дурачься.

Вообще, иногда Олек бывает умный и милый, а иногда он говорит как-то так странно, как будто бы он хочет непременно, чтобы над ним смеялись.

— Она рассердилась на тебя, — начал Владек, желая прервать непонятное молчание.

— Это ничего, опять помиримся. В воскресенье поеду к тебе и золотыми чернилами напишу: «Для примирения».

Олек много говорил о тех временах, когда он сам ходил в детский сад.

— Она очень добрая. А здесь есть другой детский; сад; собаке не посоветовал бы я ходить туда. За что ни попало учительница таскает за уши или бьет линейкой по пальцам. Такая, говорю тебе, бешеная, как сама холера.

Владеку казалось, что Олек, должно быть, ходил и в другой детский сад, но, вероятно, недолго.

Глава IX

«Мама предсказывала, что будет все хуже, а все-таки теперь было лучше, чем сначала. Пан Витольд из Праги отдал отцу тридцать рублей, которые был должен; продали ненужный комод. И снова начало показываться масло на хлебе и чаще мясо к обеду. А маленькая Абу получила первые-в своей жизни башмачки.

Абу была спасена.

Никто не возьмет ее к себе, никто уже не вынесет из дома.

— Наша Абу! — говорят дети с гордостью и, идя на двор, берут ее с собой.

Раньше ни Владек, ни Маня не хотели ходить с Абу на двор; думали, что неприлично им нянчить ребенка, как всякому первому встречному, который никогда не ходил в школу: потому что раньше Абу была мамина, а теперь она принадлежит всем.

И вот. Владек купил для Абу настоящего швейцарского шоколада, после котораго Абу три раза стошнило; Maня подарила ей самую маленькую куклу, хотя знала прекрасно, что Абу ее в конец сломает; а Пхелка и Вицусь готовили для Абу сюрприз, который плели и вышивали в детском саду (Вицуся приняли в школу, хотя он и был немного мал).

День Владека теперь складывается так.

Утром Владек идет в лавочку за дровами для печки, за хлебом и керосином. Потом он помогает убрать комнату, которая все-таки не совсем чиста, хотя и так высоко. Потом он занимается с Маней, чтобы она не забыла, чему научилась в школе. И маме помогает готовить обед.

Жаль, что он не отдал тогда метрику Мани, которая могла бы ходить в швальню и учиться шить, а теперь уже было слишком поздно.

В четыре часа Владек шел в контору газеты, где были расклеены на стенах все объявления. Нужно было очень спешить, чтобы захватить удобное место, чтобы списать адреса, где ищут мальчика в лавку на посылки, и быстро бежать по указанному адресу.

Владек не знал хорошо Варшавы. Он должен был по дороге спрашивать прохожих, где он находится и как пройти на нужную улицу; а когда он, наконец, приходил, то всегда узнавал, что пришел слишком поздно или что он слишком мал или что слишком мало знает — Ну, что? — спрашивала мама.

— Да ничего, — отвечал Владек совершенно так же, как раньше говорил отец, когда искал места.

Много, должно быть, было мальчиков, искавших работу, потому что много раз слышал Владек, что пришел слишком поздно, что уже кто-то был перед ним и был принят. Много мальчиков, девочек и взрослых людей стояло перед газетой, читая объявления. И каждый день приходили одни и те же, — значит, тоже, наверно, не могли найти работу.

Часто шел дождь, а они терпеливо стояли, ждали. Иногда газета опаздывала или места у стены были заняты; а издали нельзя прочесть, потому что буквы маленькие.

Однажды, когда Владек искал токаря, которому нужен был мальчик, на него бросилась на дворе собака и, хотя легко укусила его, но разорвала штаны.

Это, кажется, не полагается, чтобы собаки кусались, и Владек имел право требовать новые штаны от господина, которому принадлежала злая собака-

Но нужно иметь свидетеля, который это видел; а тут стоял один только дворник в подворотне и еще сердился, еще насмехался:

— Посмотрите-ка на него, — он ищет работы… А может, ты ищешь того, чего не потерял? Знаем мы вас, лапсердаков!

Глава X

Было уже почти совсем темно, Владек поспешно читал, чтобы окончить главу до полной темноты. Читал он как раз о том, как краснокожие хотели сжечь путешественника, на помощь к которому уже бежали товарищи. И вдруг кто-то потянул Владека за рукав.

— Кто это? Что нужно? — почти испугался Владек.

Это была Пхелка.

Всегда веселая попрыгунья, Пхелка выглядела теперь смущенной и грустной.

— Владек!

— Что?

— Ты не будешь сердиться на меня?

У Пхелки были слезы на глазах, — большие, круглые слезы.

— Что ты наделала, Пхелка?

— А ты не будешь сердиться и никому не расскажешь?

— Никому не скажу.

— Так вот видишь, я гадкая. Вицусь мал и глуп; он не виноват, что я покупала конфекты.

Вицусь, услышав свое имя, вылез из-за шкафа и медленно подошел к Владеку.

— Один раз я купила на грош, потом на два гроша. А потом я истратила еще два гроша.

— А откуда у тебя были деньги? — удивился Владек.

— В том-то и дело, что у меня их не было.

Владек понял все: Пхелка наделала долгов, а теперь ее мучают кредиторы так, как пана Витольда. Пхелка легкомысленна, она жила не по средствам, а теперь раскаивается.

— Сколько ты должна? — спросил Владек.

— Я должна пять грошей: в школе три гроша и на дворе — два.

Сегодня Пхелка даже не была в школе, потому что та девочка велела ей принести деньги, так как она больше ждать не может и все расскажет учительнице, и учительница ее непременно исключит.

— Владя, милый мой Владя, только не говори ничего маме. Я уже больше никогда не буду.

И понемногу Пхелка рассказала все.

Началось с того, что она купила у Юзи ландринку за грош, — это оттого, что в долг, а то ведь за грош можно достать четыре ландринки. Потом у нее не было гроша, тогда она… и проиграла, — это было уже два гроша. Тогда Юзя велела принести ей Манин сервиз за эти два гроша, но Пхелка не хотела. Потом Вицусь сказал, что пожалуется маме, и она должна была купить ему карамельку, чтобы он ничего не говорил, и она одолжила у девочки в школе; этой карамельки она даже и не попробовала. Владек помнит то зеленое стеклышко, через которое если посмотришь, то все кажется зеленым. Так вот стеклышко и печатку е ангелом и малюсенькую фарфоровую кошечку без ноги, — все она отдала, — и больше уж у нее нет ничего.

Владек совсем забыл о путешественнике, которого должны были сжечь краснокожие.

Если бы вместо того, чтобы думать об индейцах и тиграх, он больше смотрел за Пхелкой, то он заметил бы, что она уже давно грустна, что она не смеется, не прыгает, как раньше, что она неохотно ходит в школу и постоянно шепчется с Вицусем. Мама просила, чтобы он смотрел за Пхелкой и Вицусем, а он даже и не подумал.

Пхелке Владек обещал уплатить одиннадцать грошей долгу, а себе дал слово больше заботиться о младшем брате и сестрах.

И когда Пхелка снова громко смеялась и весело скакала, Владек с удовольствием думал, что это его заслуга.