Юрий Коваль — Сказка про волка Евстифейку: Сказка

Жили-были старик со старухой. И были у них кошечка-судомоечка, собачка-пустолаечка, овечка-тихоня и Басуля-коровушка.

А рядом с ними жил в овраге Евстифейко-волк. И этот Евстифейко большой разбойник был.

И вот настала зима, снег выпал, ударил мороз. Нечего стало Евстифейке есть. Вот приходит он к старику и говорит:

— Здорово, старик.

— Здравствуй, Евстифейко-волк.

— Ты, старик, отдай мне старуху, я её съем.

— Вот ещё чего выдумал. Мне старуху жалко.

— Тогда давай чего другое, а то у меня в животе бурчит.

Пристал Евстифейко, никак от него не открутишься. Делать нечего, отдал старик кошечку-судомоечку. Проглотил её Евстифейко — опять к старику прибегает:

— Давай старуху — в животе бурчит.

Не хочется старику старуху отдавать — отдал собач-ку-пустолаечку. Но Евстифейке и этого мало. Пришлось старику овечку-тихоню отдать. Проглотил Евстифейко тихоню, опять прибегает:

— Давай старуху.

— Дудки,— сказал старик. Не отдам бабку!

— Дак в животе играет.

Отдал Басулю-коровушку. А корова-то здоровенная была да бодливая. «Надеюсь, подавится»,— думает старик.

Но Евстифейко и коровушку проглотил. И два дня он — это верно — не приходил к старику, а тут опять заявляется. Идёт, кое-как лапы переставляет, еле брюхо по земле волочит.

— Здорово,— говорит,— старик.

— Здравствуй, Евстифейко-волк.

— Да, вот они какие дела-то,— Евстифейко говорит,— с животом-то моим.

— А чего такое-то? — старик говорит, будто не понимает.

— Играет живот.

Прислушался старик — и верно, играет живот. И собачка там лает, и кошка мяучит, и корова мычит. Только овечки-тихони не слышно. Непонятно, в животе овечка или ещё где…

— Так ты чего? — старик говорит.— Старуху, что ли, хочешь?

— Ну да,—Евстифейко объясняет,— давай бабку, я её съем.

— Не дам бабку,— старик говорит,— лучше меня глотай.

— С удовольствием,— Евстифейко говорит,— проглочу. Я вообще-то давно хотел тебя проглотить, да только неловко было говорить. Поэтому я про бабку и намекал.

— Глотай меня, Евстифейко,— старик говорит.— Только скажи, где овечка-тихоня?

— Овечка-то? Так она у меня в брюхе.

— Ну глотай,— старик говорит,— разевай пасть.

Вот Евстифейко разинул рот, старик разбежался и прыгнул. И Евстифейко его проглотил. И вот очутился старик у волка в брюхе. Огляделся.

— А здесь ничего,— говорит,— неплохо. Темновато, правда, но уютно.

Пошёл старик по волчьему брюху ходить. Бродил, бродил, смотрит — кошечка-судомоечка сидит.

— Знаешь чего,— старик говорит,— давай переворот будем делать.

— Какой,— кошка говорит,— переворот?

— А такой. Перевернём весь живот волчий. Ударили они по рукам и стали переворот делать.

Скачут по волчьему брюху — старик кричит, а кошка мяучит. Скоро к ним и другие проглоченные прибежали: и собачка-пустолаечка, и Басуля-коровушка, и овечка-тихоня нашлась где-то в животных закоулках.

— Бодай, Басуля,— старик кричит,— волчий живот.

Басуля разбежалась и давай рогом живот бодать.

Евстифейко-то волк говорит:

— Вы чего там в животе делаете? Переворот, что ли?

— Чего надо, то и делаем,— корова говорит.— Брюхо твоё пробадываем, дурак!

Грубая всё-таки корова попалась.

— Бросьте вы эти штуки,— Евстифейко говорит.— Сидите спокойно.

— Нет,— овечка-тихоня вдруг говорит.— Не можем, Евстифейко, спокойно мы сидеть. Потому что ты, Евстифейко, неправильно себя ведёшь.

Прободали волчий живот, и выбрались все на волю. А уж старуха стоит, поджидает. Стали они бабку целовать.

А Евстифейко-то волк рядом ходит.

— Дайте,— говорит,— хоть ниток-то суровых, брюхо зашить.

Ну, дали ему суровых ниток, зашил он брюхо и укатился в овраги.