ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Мосфея.- Шейх.- Денхем, Клаппертон, Оудней, Фогель.- Столица Логгум — Туль — Кернак.- Штиль.- Логгумский правитель и его двор.- Нападение.- Голуби-поджигатели.
На следующий день воздухоплаватели снова продолжали свой отважный полет. Они теперь верили в «Викторию», как моряк верит в свое судно. Она ведь с честью выдержала все испытания: и ураганы, и тропический зной, и подъемы среди страшных опасностей, и еще, пожалуй, более рискованные спуски. А управлял своим шаром Фергюссон, можно сказать, мастерски. Вот почему, не зная хорошенько, где будет конечный пункт их путешествия, доктор уже больше не боялся за его исход. Конечно, в этой стране дикарей и фанатиков необходимо было принимать особые меры предосторожности, и он не переставал убеждать своих друзей быть всегда начеку.
Ветер медленно нес их к северу, и около девяти часов утра показался большой город Мосфея, раскинувшийся на плоскогорье среди двух высоких гор. Он занимал неприступную позицию. К нему вела только одна узкая дорога, извивавшаяся среди лесов и болот.
Как раз в этот момент в город въезжал шейх. Его сопровождал конный эскорт в разноцветных одеждах. Впереди шли трубачи и скороходы, очищавшие дорогу от ветвей.
Доктор, желая поближе поглядеть на туземцев, начал снижаться. По мере того как шар, приближаясь, стал увеличиваться, арабы приходили все в больший ужас, и скоро все они удрали быстротой, на которую только были способны их собственные ноги и ноги их коней. Один лишь шейх не двинулся с места. Он взял в руки свой длинный мушкет, зарядил его и с гордым видом стал ждать.
Доктор снизился приблизительно на высоту ста пятидесяти футов и громко на арабском языке приветствовал шейха. Услышав эти слова, несшиеся с небес, шейх сошел с коня и распростерся в дорожной пыли. Фергюссон, как ни старался, ничего не мог сделать: шейх не смел подняться.
— Оно и понятно,- сказал доктор,- если при первом появлении здесь европейцев в них видели какую-то породу сверхчеловеков, то уж нас они подавно не могли не принять за сверхъестественные существа.
И когда шейх станет рассказывать о встрече с нами, его арабская фантазия разыграется и он, конечно, распишет это происшествие как только сможет. Представьте себе, какие удивительные легенды создадутся когда-нибудь о нас с вами!
— А жаль,- сказал охотник.- Было бы, пожалуй, лучше, если бы они видели в нас простых людей. Тогда они высоко оценили бы могущество европейской цивилизации.
— Согласен, Дик, но тут уж ничего не поделаешь. Как бы ты ни объяснял ученым этой страны механизм аэростата, они ничего не поняли бы и все равно заподозрили бы тут вмешательство сверхъестественных сил.
— Сэр,- спросил Джо,- вы говорили о первых европейцах, исследовавших эту страну. Кто они были, разрешите вас спросить?
— Мы, мой милый, находимся как раз на пути исследовалий майора Денхема; в Мосфейе он был принят султаном Мандара. Он покинул Борну и сопровождал шейха в экспедиции против феллатахов; он присутствовал при штурме города, который храбро защищался с помощью арабских стрел, снабженных пулями, и обратил в бегство войско шейха; все это послужило лишь предлогом для убийств, грабежей, набегов. Майора ограбили, раздели донага, и, если бы не лошадь, под брюхом которой он спрятался и на которой затем бешеным галопом умчался от победителей, он никогда бы не вернулся в Куку, столицу Борну.
— А кто же он, этот майор Денхем?
— Неустрашимый англичанин, руководивший с тысяча восемьсот двадцать второго до тысяча восемьсот двадцать четвертого года экспедицией в Борну. Его спутниками были капитан Клаппертон и доктор Оудней. Они покинули Триполи в марте, достигли Мурзука, столицы Феццана, по пути, который впоследствии проделал доктор Барт, возвращаясь в Европу, и шестнадцатого февраля тысяча восемьсот двадцать третьего года прибыли в Куку, расположенную возле озера Чад. Денхем изучал Борну, Мандара и восточные берега озера, а капитан Клаппертон и доктор Оудней пятнадцатого декабря тысяча восемьсот двадцать третьего года отделились от него и углубились в Судан до Сокото. Оудней умер от переутомления и изнурения в городе Мурмур.
— Значит, в этой части Африки,- спросил Кеннеди,- науке принесены большие жертвы?
— О, это роковая страна! Мы сейчас летим прямо к стране Багирми, через которую Фогель прошел в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, чтобы проникнуть в Вадаи, где он исчез. Этот совсем еще молодой человек, двадцати трех лет, был послан на помощь экспедиции доктора Барта; они встретились первого декабря тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года; Фогель занялся изучением страны. В тысяча восемьсот пятьдесят шестом году он сообщал в своих последних письмах о намерении разведать страну Вадаи, куда не проник еще ни один европеец. Повидимому, он достиг столицы Вара, где его, по одним сведениям, взяли в плен, а по другим — убили за то, что он пытался взойти на священную гору, находившуюся в окрестностях города. Но не всегда следует верить слухам о смерти исследователей-путешественников — это освобождает от необходимости искать их. Сколько раз, например, из официальных источников сообщалось о смерти доктора Барта, что вызывало у него законное раздражение. Вполне возможно, что вадайский султан держит Фогеля в плену в надежде на выкуп. Барон Нейманс отправился в Вадаи, но умер в Каире в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году. Мы теперь знаем, что Хейглин пустился по следам Фогеля вместе с экспедицией, посланной из Лейпцига. Таким образом, мы вскоре узнаем о судьбе, постигшей этого молодого и интересного исследователя. [Уже после отъезда доктора были получены письма из Эль-Обейда, от Мунцингера, нового руководителя экспедиции; к сожалению, в этих письмах окончательно подтверждалось известие о смерти Фогеля]
Вскоре Мосфея скрылась за горизонтом. Перед глазами аэронавтов уже проносилась Мандара, этот на редкость плодородный край, со своими лесами из акаций, с лугами, усеянными красными цветами, с полями индиго и хлопчатника. Шумно мчала свои бурные воды река Шари; в восьмидесяти милях отсюда она впадала в озеро Чад. Доктор проследил ее течение по карте Барта.
— Вы видите,- сказал он,- что работы этого ученого отличаются необычайной точностью; мы приближаемся к области Логгум и, может быть, к ее столице, городу Кернак. Здесь погиб бедный Туль, которому не было еще двадцати двух лет. Это молодой англичанин, лейтенант семидесятого полка, который всего лишь несколько недель как присоединился к майору Денхему в Африке и немного спустя погиб. О, эту огромную страну можно с полным правом назвать кладбищем европейцев.
Несколько лодок, длиной футов в пятьдесят, плыли вниз по течению реки Шари. «Виктория», парившая на высоте тысячи футов, почему-то мало привлекала внимание туземцев. Довольно сильный до этого ветер стал спадать.
— Неужели мы опять попадем в полный штиль? — проговорил доктор.
— Ну, теперь, сэр, во всяком случае нам нечего бояться ни недостатка воды, ни пустыни,- заметил Джо.
— Но зато здешнее население будет, пожалуй, еще пострашнее,- заметил доктор.
Уже после отъезда доктора были получены письма из Эль-Обейда, от Мунцингера, нового руководителя экспедиции: сожалению, в этих письмах окончательно подтверждалось известно о смерти Фогеля.
— Вот что-то похожее на город,- заявил Джо.
— Это Кернак,- отозвался Фергюссон.- Как ни слаб ветер, но он несет нас туда. При желании можно было бы снять с города точный план.
— А нельзя ли будет нам снизиться? — спросил Кеннеди.
— Ничего не может быть легче, Дик. Мы как раз над самым городом. Подожди, я сейчас прикручу горелку, и мы станем спускаться.
Через каких-нибудь полчаса «Виктория» неподвижно повисла в двухстах футах от земли.
— Вот мы и совсем близко от Кернака,- сказал доктор,- не дальше, чем был бы от Лондона человек, взобравшийся на купол собора святого Павла. Теперь мы можем хорошо осмотреть город.
— Но что это за стук несется со всех сторон, словно колотят деревянными молотками?
Джо стал внимательно всматриваться и убедился, что весь этот шум производят ткачи, работающие под открытым небом над полотнами, натянутыми на большие бревна.
Теперь Кернак, столицу Логгума, видно было как на ладони. Он представлял собой настоящий город, с правильной линией домов и довольно широкими улицами. Посреди большой площади виднелся рынок невольников, где толпилось много покупателей. Мандарские женщины с их крошечными ножками и ручками были в большом спросе и выгодно продавались.
Появление «Виктории» произвело здесь такое же впечатление, какое оно уже не раз производило и раньше: сначала раздались крики, все пришли в неописуемое удивление и ужас, затем были брошены все работы, и воцарилась полная тишина. Путешественники, неподвижно держась в воздухе, с величайшим интересом рассматривали многолюдный город. Потом они спустились еще ниже и остановились всего в каких-нибудь двадцати метрах от земли.
Тут появился из своего дома шейх, правитель Логгума, с зеленым знаменем. Его сопровождали музыканты, трубившие во всю мочь в буйволовые рога. Вокруг повелителя стала собираться толпа. Фергюссон хотел было говорить с ним, но из этого ничего не вышло.
Жители Логгума с их высокими лбами, курчавыми волосами и почти орлиными носами производили впечатление людей гордых и смышленых. Но появление «Виктории» привело их в большое смятение. Во все стороны были разосланы верховые гонцы. Вскоре стало совершенно очевидно, что стягиваются войска, чтобы сра зиться с необыкновенным врагом. Напрасно Джо махал платками всевозможных цветов — он ничего этим не достиг.
Между тем шейх, окруженный своим двором, показал знаком, что он желает говорить, и произнес речь, из которой Фергюссон не понял ни единого слова. Это была смесь языков арабского с багирми. Однако благодаря интернациональному языку жестов доктору вскоре стало ясно, что шейх настойчиво требует их немедленного удаления. Доктор и сам рад был бы убраться, но, к несчастью, из-за полного штиля это было невозможно. Неподвижность «Виктории», видимо, выводила из себя шейха, и его придворные начали орать, надеясь этим заставить чудовище исчезнуть.
Они были прекурьезны, эти придворные, каждый в пяти или шести пестрых рубахах и с огромными животами, часто накладными. Доктор очень удивил товарищей, сказав им, что эти многочисленные рубахи и животы были одним из способов угодить своему султану. Тучность означала здесь важность. Все эти толстяки кричали и жестикулировали, но особенно выделялся среди них один, должно быть, судя по его толщине, премьерминистр. Толпа присоединяла свой вой к крикам придворных; их жестам все подражали, как обезьяны, так что десять тысяч рук воспроизводили одно и то же движение.
Когда все эти меры сочтены были недостаточными, начали применять более грозные. Выстроили в боевом порядке солдат, вооруженных луками и стрелами; но тут «Виктория» начала округляться, спокойно поднялась и оказалась недосягаемой для их стрел. Шейх схватил мушкет и прицелился в шар. Но зорко следивший за ним Кеннеди опередил его и, выстрелив из своего карабина, раздробил мушкет в его руках.
Этот неожиданный выстрел вызвал страшный переполох. Все мгновенно разбежались по своим хижинам, и город точно вымер.
Наступила ночь. Ветер совсем спал. Надо было примириться с необходимостью оставаться на высоте трехсот футов от земли. Внизу была кромешная тьма, ни единого огонька. Тишина стояла мертвая. Доктор удвоил бдительность, ведь очень может быть, что в этой тишине таится западня.
И как оказался прав Фергюссон, будучи настороже! Около полуночи весь город словно запылал. В воздухе переплетались сотни огненные линий.
— Вот странная вещь! — проговорил доктор.
— Господи помилуй нас, этот огонь как будто поднимается и приближается к нам,- сказал Кеннеди.
И в самом деле. Среди страшных криков и мушкетных выстрелов вся эта масса огня поднималась к «Виктории». Джо приготовился сбрасывать балласт. Фергюссон очень скоро сообразил, в чем дело.
Тысячи голубей, к хвостам которых прикрепили горящее вещество, были пущены на «Викторию». Перепуганные птицы разлетелись, описывая в воздухе огненные зигзаги. Кеннеди стал палить из всех имеющихся ружей в огненную стаю, но что мог он поделать против бесчисленного множества врагов! Голуби уже кружились вокруг «Виктории», и шар, отражая огни, сам казался заключенным в огненную сетку.
Доктор, не задумываясь, сбросил кусок кварца, и шар моментально поднялся выше стаи огненных птиц. Еще часа два видно было, как они там и сям кружились в воздухе, но мало-помалу. число их все уменьшалось, и, наконец, огоньки совсем исчезли.
— Теперь мы можем спокойно заснуть,- объявил доктор.
— А знаете, совсем недурно придумано для дикарей,- проговорил Джо.
— Они нередко пускают в ход таких голубей, которые поджигают в деревнях соломенные крыши,- заметил доктор,- но на этот раз наша «летающая деревня» поднялась выше пернатых поджигателей.
— Вижу, что воздушному шару не страшны никакие враги,- заявил Кеннеди.
— Нет, ошибаешься,-возразил доктор.
— Какие же?
— Да неосторожные малые в его же корзине. Так вот, друзья мои, будемте начеку всегда и везде.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Отлет среди ночи.- Беседа.- Охотничий инстинкт Кеннеди.- Меры предосторожности.- Течение реки Шари.- Озеро Чад.- Свойства его воды.- Гиппопотам.- Выстрел впустую.
Стоя на вахте, Джо около трех часов ночи заметил, что город под ним стал, наконец, удаляться,- «Виктория» тронулась в путь. Кеннеди и доктор проснулись.
Фергюссон взглянул на компас и с удовольствием убедился, что ветер несет их к северо-северо-западу.
— Нам везет,- проговорил он.- Все нам удается. Еще сегодня мы увидим озеро Чад.
— А большое оно? — поинтересовался Кеннеди.
— Довольно большое, дорогой Дик. В самых длинных и широких своих местах оно тянется миль на сто двадцать.
— Полет над водным пространством внесет некоторое разнообразие.
— На однообразие мы вообще жаловаться не можем, да к тому же все протекает при наилучших условиях.
— Что верно, то верно, Самуэль. Ведь, не считая отсутствия воды в пустыне, мы как будто не подвергались другим серьезным опасностям.
— Во всяком случае, «Виктория» все время вела себя как нельзя лучше. Сегодня у нас двенадцатое мая, а вылетели мы восемнадцатого апреля. Итого, в пути мы двадцать пять дней. Еще деньков десять — и мы закончим наш полет.
— Где же именно?
— Вот этого я сказать тебе не могу. Да и не все ли это равно?
— Ты прав. Доверимся провидению, пусть оно направляет нас и хранит, как хранило до сих пор. Разве сейчас мы похожи на людей, пронесшихся через самую губительную страну на свете?
— Видишь, мы были в силах лететь, и мы полетели!
— Да здравствуют воздушные путешествия! — крикнул Джо.- После двадцати пяти дней полета мы вполне здоровы, сыты и хорошо, даже, быть может, чрезмерно хорошо, отдохнули. Мои ноги, например, попросту онемели, и я ничего не имел бы против того, чтобы размять их, пройдя миль тридцать.
— Это удовольствие ты уж доставишь себе в Лондоне,- сказал доктор.- Мы выехали втроем, как Денхем, Клаппертон и Овервег, как Барт, Ричардсон и Фогель, и оказались более счастливыми, чем наши предшественники; мы все еще вместе — все трое. И нам очень важно не разделяться. Если бы один из нас вдруг очутился где-нибудь вдали от «Виктории» в минуту внезапной опасности, когда ей было бы необходимо подняться,- кто знает, быть может, мы никогда больше и не встретились бы. Вот почему, откровенно говоря, я не особенно люблю, когда Кеннеди отправляется на охоту.
— Но все-таки, дорогой Самуэль, ты разрешишь мне еще заняться моим любимым делом? Недурно ведь было бы пополнить наши запасы. Кроме того, вспомни: когда ты звал меня с собой, ты ведь соблазнял меня чудесной охотой. А я что-то мало отличился на этом поприще, не в пример Андерсону и Кёммингу.
— Дорогой Дик, или память тебе изменяет, или ты из скромности просто умалчиваешь о своих подвигах, но мне кажется, что, не говоря уже о мелкой дичи, у тебя на совести жизнь антилопы, слона и пары львов.
— Что все это значит, друг мои, для охотника, у которого под дулом ружья проносятся, кажется, все существующие на свете животные!.. Погляди-ка, погляди! Вон там целое стадо жирафов!
— Так это жирафы? — воскликнул Джо.- Но они не больше моего кулака.
— Это потому, что мы на высоте тысячи футов, а вблизи ты убедился бы, что они раза в три повыше тебя.
— А что ты скажешь, Самуэль, об этом стаде газелей,- продолжал Кеннеди,- или о тех страусах?.. Они мчатся как ветер.
— По-вашему, эти птицы — страусы? — опять удивился Джо.- Но это куры, настоящие куры.
— Послушай, Самуэль, нельзя ли было бы как-нибудь к ним приблизиться?
— Приблизиться, конечно, можно. Дик, но спуститься-то на землю нам нельзя. А тогда, скажи на милость, какой толк убивать зверей, которыми невозможно воспользоваться? Еще будь это лев, тигр, гиена, я, пожалуй, понял бы тебя — все-таки одним свирепым зверем на свете стало бы меньше,- но таких мирных животных, как газель или антилопа, право, не стоит убивать исключительно для удовлетворения охотничьих инстинктов. Вообще же, друг мой, мы теперь будем держаться на высоте футов ста от земли, и если тебе попадется на глаза какойнибудь хищный зверь,- что же? Всади ему пулю в сердце, ты лишь доставишь нам удовольствие.
«Виктория» мало-помалу снизилась, но все еще держалась на порядочном расстоянии от -земли. Ведь в этом диком густонаселенном крае всегда можно было ждать непредвиденных опасностей.
Путешественники летели теперь над рекой Шари. Очаровательные берега ее прятались в густых зарослях деревьев всевозможных оттенков. Лианы и другие вьющиеся растения сплетались, образуя яркую гамму красок. Крокодилы лежали на солнце или ныряли в воду с легкостью ящериц. Играя, они выбрасывались на многочисленные, разбросанные по реке, зеленые островки. Так шар пронесся над цветущей областью Маффатаи.
Около девяти часов утра доктор Фергюссон и его друзья достигли, наконец, южного берега озера Чад. Так вот оно, это Каспийское море Африки, самое существование которого так долго считалось басней, до чьих берегов добрались только экспедиции Денхема и Барта!
Доктор попробовал набросать теперешние контуры озера, уже сильно отличавшиеся от занесенных на карту в 1847 году. Постоянную карту этого озера получить невозможно. Дело в том, что берега озера покрыты почти непроходимыми болотами — в них едва не погиб Барт,- и болота эти, заросшие тростником и папирусом в пятнадцать футов вышиной, время от времени затопляются водами озера. Даже местные города, расположенные на берегу, часто затопляются, как случилось в 1856 году с городом Нгорну; гиппопотамы и аллигаторы ныряют теперь в тех самых местах, где недавно еще возвышались дома жителей Борну.
Ослепительные лучи солнца лились на неподвижные воды озера, смыкавшиеся на севере с горизонтом.
Доктор пожелал попробовать воду — она долгое время считалась соленой. Снизиться над озером можно было без всякой опаски, и «Виктория» как птица пронеслась всего в пяти футах от его поверхности. Джо на веревке спустил в воду бутылку и вытащил ее наполовину наполненной. Вода оказалась щелочной и поэтому малопригодной для питья.
В то время как доктор заносил в записную книжку заметки о взятой в озере воде, рядом с ним раздался выстрел. Это Кеннеди, не удержавшись, выпалил в чудовищного гиппопотама, показавшегося из воды. Но как видно пуля не задела его, а лишь заставила убраться.
— Лучше было бы его загарпунить,- заметил Джо.
— Чем это?
— Да нашим якорем — это был бы подходящий крючок для такого чудовища.
— И правда, Джо осенила блестящая мысль…- начал Дик.
— Которую я вас очень прошу не приводить в исполнение,- перебил его Фергюссон.- Это чудовище не замедлило бы утащить нас туда, куда мы совсем не стремимся попасть.
— Особенно теперь, когда нам известны свойства воды из озера Чад,- вставил Джо.- А кстати, мистер Фергюссон, что, это самое чудовище можно употреблять в пищу?
— Это, Джо, ведь млекопитающее из породы толстокожих. Говорят, его мясо превосходно и служит даже предметом оживленной торговли у прибрежных жителей,- ответил доктор.
— О, тогда я жалею, что мистер Дик промахнулся! — воскликнул Джо.
— Дело в том, что пуля Дика вообще не могла его поразить,- это животное можно ранить лишь в брюхо или между ребер. Вот если местность на севере озера покажется мне подходящей, мы сделаем там привал. Тогда Кеннеди очутится в настоящем зверинце и наверстает все, что он упустил.
— Ну и прекрасно,- воскликнул Джо.- Пусть мистер Дик непременно поохотится на гиппопотамов. Мне так хотелось бы отведать мяса этого земноводного! А то как-то даже чудно: забраться в самый центр Африки и питаться куропатками да вальдшнепами, точно мы в Англии.
Отзывы о сказке / рассказе: