ГЛАВА VII
Журналист и Пенкроф в корале. — Харберта переносят в дом. — Отчаяние моряка. — Инженер и журналист советуются. — Способ лечения. — Снова надежда. — Как известить Наба? — Верный и надежный посланник. — Ответ Наба.
Услышав крик Харберта, Пенкроф выронил ружье и бросился к нему.
— Они убили его! — закричал он. — Моего мальчика! Они убили его!
Сайрес Смит и Гедеон Спилет тоже подбежали к Харберту- Журналист послушал, бьется ли еще сердце бедного юноши.
— Он жив,- сказал Гедеон Спилет.- Его нужно перенести…
— В Гранитный Дворец?
— Это невозможно, — ответил инженер.
— Тогда в кораль! — воскликнул Пенкроф.
— Одну минуту, — сказал инженер.
Он бросился влево, стараясь обойти забор. Вдруг он увидел перед собой пирата. Тот прицелился, и его пуля пробила инженеру шляпу. -Но второго выстрела он не успел сделать, так как упал на землю, пораженный кинжалом Сайреса Смита, более метким, чем ружье пирата.
Между тем Гедеон Спилет и моряк подтянулись на руках к верхний доскам забора, перелезли через него, спрыгнули в загон, вырвали болты, которые запирали дверь, и бросились в дом, оказавшийся пустым. Вскоре несчастный Харберт лежал на кровати Айртона. Несколько мгновений спустя Сайрес Смит был подле него.
Горе Пенкрофа при виде Харберта, лежавшего без сознания, было ужасно. Он плакал, рыдал, бился головой об стену. Ни инженер, ни Гедеон Спилет не могли его успокоить. Они сами задыхались от волнения и не в состоянии были говорить.
Тем не менее они сделали все, что могли, чтобы вырвать из когтей смерти бедного юношу, умирающего у них на глазах. Гедеон Спилет, проживший столь бурную жизнь, имел кое-какой опыт в области медицины. Он знал всего понемногу, и ему часто приходилось лечить раны, нанесенные огнестрельным оружием. С помощью Сайреса Смита он принялся ухаживать за Харбертом.
Журналиста поразила полная неподвижность юноши, которая объяснялась, вероятно, кровотечением, а может быть, шоком, если пуля с силой ударилась о кость и вызвала сотрясение организма.
Харберт был очень бледен. Пульс его еле прощупывался, так что Гедеон Спилет, улавливал его биение лишь с большими промежутками, словно сердце готово было вот-вот остановиться. Сознание совершенно отсутствовало. Это были очень опасные симптомы.
Журналист обнажил грудь Харберта, смыл кровь мокрым платком и холодной водой.
Рана стала ясно видна. На груди, между третьим и четвертым ребрами, в том месте, где поразила Харберта пуля, краснело овальное отверстие.
Сайрес Смит и Гедеон Спилет перевернули бедного юношу, который еле слышно стонал. Этот стон был больше похож на последний вздох умирающего.
На спине Харберта зияла вторая рана, из которой сейчас же выпала пуля.
— Слава Богу! — сказал журналист. Пуля не осталась в теле, и нам не придется ее извлекать.
— Но сердце? — спросил Сайрес Смит.
— Сердце не затронуто — иначе Харберт был бы мертв.
— Мертв? — закричал Пенкроф, испустив нечто похожее на рычание.
Моряк расслышал только последнее слово, произнесенное журналистом.
— Нет, Пенкроф, нет, он не умер,- ответил Сайрес Смит. — Его пульс продолжает биться. Он даже застонал. Но, ради блага вашего питомца, успокойтесь. Нам нужно все наше хладнокровие. Не волнуйте нас еще больше, друг мой.
Пенкроф умолк; в нем произошла реакция, и крупные слезы покатились из его глаз.
Между тем Гедеон Спилет старался вспомнить то, что знал, и действовать методически. Сомнений не было: пуля вошла спереди и вышла сзади. Но какие разрушения произвела она на своем пути? Какие важные органы были задеты? Этого не мог бы сказать в данный момент даже профессиональный хирург, а тем более Гедеон Спилет.
Однако журналист знал одно: что ему придется бороться с воспалением поврежденных частей и затем с местным воспалением, лихорадкой, вызванной ранением, которое, быть может, смертельно. Какие средства мог он употребить? Какие противовоспалительные лекарства? Каким способом предупредить воспаление?
Во всяком случае, важнее всего было немедленно перевязать раны. Гедеон Спилет не счел нужным вызывать новое кровотечение, обмывая раны теплой водой и сдавливая их края. Кровотечение было и так очень обильно, а Харберт чрезвычайно ослаб от потери крови.
Поэтому журналист ограничился промыванием ран холодной водой.
Харберта повернули на левый бок и удерживали его в этом положении.
— Не нужно, чтобы он двигался,- сказал Гедеон Спилет. — Такое положение удобнее всего для того, чтобы из ран на груди и на спине мог свободно выделяться гной. Харберту необходим абсолютный покой.
— Что? Его нельзя перенести в Гранитный Дворец? — спросил Пенкроф.
— Нет, Пенкроф, — ответил журналист.
— Проклятие! — крикнул моряк, грозя небу кулаком.
— Пенкроф! — сказал Сайрес Смит.
Гедеон Спилет снова принялся тщательно осматривать раненого юношу. Харберт был по-прежнему страшно бледен, и журналист почувствовал тревогу.
— Сайрес,- сказал он,- я не врач… Я очень волнуюсь… Я страшно растерян… Вы должны помочь мне вашим опытом, вашим советом…
— Успокойтесь, мой друг,- ответил инженер, пожимая руку журналисту. — Действуйте хладнокровно… Помните одно: надо спасти Харберта.
Эти слова возвратили Гедеону Спилету самообладание, которое он было потерял, поддавшись на минуту отчаянию и тяжелому чувству ответственности. Он сел на край кровати. Сайрес Смит стоял рядом с ним. Пенкроф разорвал свою рубашку и машинально щипал корпию.
Гедеон Спилет объяснил Сайресу Смиту, что он находит нужным прежде всего остановить кровь, не закрывая ран и не стремясь, чтобы они зажили, ибо внутренние органы были повреждены и нельзя было допустить скопления гноя в груди.
Сайрес Смит вполне одобрил это мнение, и было решено перевязать раны, не пытаясь немедленно закрыть их, соединяя края. К счастью, раны не приходилось расширять, но самый важный вопрос заключался в том, имеется ли у колонистов действительное средство против неизбежного воспаления.
Да, у них было такое средство. Природа не пожалела его: у них была холодная вода, то есть самое сильное успокаивающее средство при воспалении ран, самое действительное в тяжелых случаях: теперь им пользуются все врачи. У холодной воды есть и то преимущество, что она позволяет держать рану в полном покое и избавляет ее от частых преждевременных перевязок. Это преимущество очень велико, так как опыт доказывает, что в первые дни воздух производит на рану вредное действие.
Сайрес Смит и Гедеон Спилет рассуждали так, руководствуясь простым здравым смыслом, и действовали не хуже хорошего хирурга. На раны Харберта положили полотняные компрессы и все время смачивали их холодной водой.
Пенкроф прежде всего зажег огонь в очаге. В доме не было недостатка в предметах первой необходимости. Из тростникового сахара и лекарственных растений, тех самых, которые юноша собрал на берегах озера Гранта, приготовили освежающее питье и влили несколько капель его в рот больному, который все еще не приходил в сознание. У Харберта был сильный жар;
весь день и всю ночь он пролежал без сознания. Жизнь его висела на волоске, и волосок этот каждую минуту мог оборваться.
На следующий день, 12 ноября, у Сайреса Смита появилась надежда. Харберт наконец очнулся от глубокого обморока. Он открыл глаза, узнал Сайреса Смита, журналиста, Пенкрофа, произнес несколько слов. Он не помнил, что с ним случилось. Юноше рассказали, и Гедеон Спилет умолял его лежать совершенно спокойно, говоря, что его жизнь вне опасности, а раны заживут через несколько дней. Впрочем, Харберт почти не страдал, а холодная вода, которой все время смачивали раны, не давала им воспалиться. Гной отходил правильно, жар не усиливался; можно было надеяться, что страшные раны не вызовут никакой катастрофы. У Пенкрофа немного отлегло от сердца. Точно сестра милосердия или мать, он не отходил от постели своего питомца.
Харберт снова заснул, и на этот раз как будто спокойнее.
— Скажите мне еще раз, что вы надеетесь, мистер Спилет,- говорил Пенкроф.- Скажите мне, что вы спасете Харберта!
— Да, мы спасем его,- ответил журналист,- Рана опасна, и пуля, быть может, даже пробила легкое, но ранение этого органа несмертельно.
Само собой разумеется, что за те сутки, которые они провели в корале, колонисты думали только о спасении Харберта. Они не вспоминали ни об опасности, которая могла им грозить, если бы возвратились пираты, ни о мерах предосторожности, которые следовало принять. Но на следующий день, когда Пенкроф дежурил у постели больного, Сайрес Смит и журналист заговорили о том, что ии нужно предпринять. Прежде всего они обошли кораль. Нигде не было и следа Айртона. Неужели несчастного увели его бывшие сообщники? Захватили ли они его в корале? Быть может, он сопротивлялся и погиб в борьбе? Последнее предположение было более чем вероятно. Гедеон Спилет, перелезая через забор, отчетливо видел пирата, бежавшего по южному отрогу горы Франклина. За пиратом бросился Топ. То был один из преступников, находившихся в лодке, которая разбилась о скалы в устье реки Благодарности. Разбойник, которого убил Сайрес Смит (тело его было найдено за забором), несомненно, принадлежал к банде Боба Гарвея. Что же касается кораля, то его еще не успели разрушить. Ворота оставались закрытыми, и домашние животные не смогли убежать в лес. Не видно было ни малейших следов борьбы, никаких повреждений в доме и в изгороди:. Только боевые припасы, которые имелись у Айртона, исчезли вместе с ним.
— На этого несчастного напали, — сказал Сайрес Смит, — и та-к как он был человеком борьбы, то не хотел сдаться и погиб.
— Да, этого можно опасаться, — ответил журналист. — Затем пираты, очевидно, расположились в корале, где нашли большие запасы, и убежали, только завидя нас. Столь же очевидно, что в это время Айртона, живого или мертвого, здесь уже не было.
— Необходимо обыскать лес и очистить остров от этих негодяев, — сказал инженер. — Предчувствия Пенкрофа не обманывали его, когда он требовал, чтобы на них устроили охоту, как на диких зверей. Это избавило бы нас от многих бед.
— Да, — ответил журналист,- да, теперь мы имеем право быть безжалостными.
— Во всяком случае, нам придется выждать некоторое время и пробыть в корале до тех пор, пока можно будет перенести Харберта в Гранитный Дворец.
— А как же Наб? — спросил журналист.
— Наб в безопасности.
— А что, если наше отсутствие встревожит его, и он решит прийти сюда?
— Ему не следует приходить, — с живостью ответил Сайрес Смит. — Его убьют по дороге.
— Все же очень вероятно, что он попытается присоединиться к нам.
— О, если бы только телеграф еще действовал! Наба можно было бы предупредить. Но теперь этого уже нельзя сделать. Оставить здесь Пенкрофа и Харберта мы тоже не можем. Я один пойду в Гранитный Дворец.
— Нет, нет, Сайрес, вам не надо рисковать собой! Вся ваша храбрость не помогла бы нам. Эти негодяи, очевидно, следят за коралем. Они засели в густом лесу, и, если вы уйдете, нам придется страдать за двоих.
— Но как же быть с Набом? — спросил инженер. — Вот уже сутки, как он не имеет от нас вестей. Он захочет прийти сюда.
— Он будет еще меньше остерегаться, чем мы, и его, наверное, убьют, — сказал Гедеон Спилет.
— Неужели нет способа его предупредить? Инженер погрузился в размышления. Вдруг его взгляд упал на Топа, который бегал взад и вперед, словно говоря: «А я-то на что?»
— Топ! — закричал Сайрес Смит. Собака прибежала на зов своего хозяина.
— Да, Топ пойдет, — сказал журналист, который сразу понял мысль инженера. — Топ пройдет там, где мы не прошли бы. Он принесет в Гранитный Дворец известия о корале и доставит нам известия из Гранитного Дворца.
— Скорей, скорей! — сказал Сайрес Смит.
Гедеон Спилет быстро вырвал листок из блокнота и
написал:
«Харберт ранен. Мы в корале. Будь настороже. Не покидай Гранитного Дворца. Появились ли пираты в окрестностях? Ответь через Топа».
Эта лаконическая записка заключала все, что должен был знать Наб, и вместе с тем спрашивала его о том, что интересовало колонистов. Листок сложили и привязали к ошейнику Топа на самом видном месте.
— Топ! Собачка! — сказал инженер, гладя собаку. — Наб, Наб! Иди, иди!
При этих словах Топ подскочил. Он угадал, понял, что от него требовалось. Дорога в Гранитный Дворец ему была знакома. Он мог добежать туда меньше чем в полчаса и пройти незамеченным там, где ни журналист, ни Сайрес Смит не рискнули бы показаться.
Инженер подошел к калитке кораля и распахнул ее.
— Наб, Топ, Наб! — повторил он еще раз, протягивая руку в сторону дворца.
Топ выскочил из калитки и сразу скрылся из виду.
— Он дойдет,- сказал журналист.
— Да, л вернется, верный пес.
— Который час? — спросил Гедеон Спилет.
— Десять часов.
— Через час он может быть здесь.
— Мы выйдем к нему навстречу.
Калитку снова заперли. Инженер и журналист вернулись в дом. Харберт все еще крепко спал. Пенкроф все время смачивал компрессы. Гедеон Спилет, видя, что ему пока нечего делать, занялся приготовлением пищи, в то же время тщательно наблюдая за частью забора, прилегающего к отрогу горы, откуда можно было ожидать нападения.
Колонисты с нетерпением ожидали возвращения Топа. За несколько минут до одиннадцати Сайрес Смит и журналист с карабинами в руках стояли у калитки, готовые открыть ее, как только услышат лай собаки. Они нисколько не сомневались, что, если Топу удалось добраться до Гранитного Дворца, Наб сейчас же отослал его обратно.
Они простояли минут десять, как вдруг услышали выстрел, вслед за которым раздался громкий лай. Инженер открыл калитку и, увидев в ста шагах от себя клуб дыма, выстрелил. Почти сейчас же Топ вбежал в кораль, и инженер быстро захлопнул калитку.
— Топ, Топ! — закричал Сайрес Смит, обнимая большую умную голову собаки.
К ошейнику Топа была привязана записка, написанная крупным почерком Наба:
«Пиратов в окрестности дворца нет. Я не двинусь с места. Бедный мистер Харберт!»
Отзывы о сказке / рассказе: