К Сычуговым приехал издалека племянник Митя.
Сычуговы приняли его с распростертыми объятиями, угостили, как следует, поставили графин водки и несколько бутылочек довольно милого винца.
Выпил Митя, развеселился.
Одним словом, так развеселился, что, отплясывая замысловатого трепака, залил все платье хозяйки дома красным вином, а потом, утомившись, взял банку горчицы и вымазал ею всю физиономию хозяина дома. Затем решил, как’ он выразился, «заняться сельским хозяйством»: поймал хозяйкиного кота, до половины обрил его и, обрубив кончик хвоста, пустил гулять удивленное и огорченное животное…
И ушел Митя после этого домой спать, а возмущенные хозяева долго еще сидели, ругая Митю, критикуя его безнравственные поступки, и клялись, что они этого дела так не оставят!
Однако Митя явился и на другой день: полез по своей инициативе в буфет, достал оттуда водку, вино, выпил все, потом пустился отплясывать трепака, облил хозяйке вином платье, вымазал физиономию хозяина горчицей, добрил вторую половину кота, отрубил ему еще кусочек хвоста — одним словом, исполнил всю вчерашнюю программу и ушел домой спать.
Долго еще сидели в столовой возмущенные хозяева, долго обсуждали происшедшее и, наконец, сошлись на одном: что это — безобразие, которому имени нет и что, вообще, это нужно категорически искоренить! И что такие вещи можно допустить раз, много — два, но не больше.
Легли спать только под утро.
А на третий день Митя пришел опять. Опять выпил, что было в буфете, опять обливал, мазал, брил и рубил.
На этот раз возмущение хозяев достигло апогея: оба в один голос решили, что это не жизнь, а мученье, и что так дальше продолжаться не может.
Утром четвертого дня сам Сычугов долго ходил по комнате в халате, что-то бормоча про себя и пожимая плечами.
— Ты чего ж не умываешься? — спросила жена.
— А стоит ли! — сердито отвечал Сычугов. — Все равно, вечером придет этот негодяй, опять измажет всего. Лучше же вечером после его ухода сразу и умоюсь.
Соображение это оказалось совершенно правильным.
— Видишь ли, — с довольным видом, фыркая под умывальником, говорил Сычугов. — Я был прав! Я теперь перенесу умыванье вместо утра на вечер и — таким образом — буду умываться не два раза, а один. Видишь, как хорошо?!
Утром спросил жену:
— А ты чего ж ходишь в грязном платье? Вишь ты, какие впереди винные потоки!..
— А я уж решила не переодеваться, все равно вечером Митенька придет в гости. Кстати, там кажется, в банке уже почти нет горчицы — надо бы к вечеру затереть новую.
— Да, пожалуй, затри, — согласился муж. — Только ты не особенно крепкую делай, а то от этой прошлой лицо всю ночь горело. А что это я кота не вижу?
— А он в передней сидит, все ждет, пока Митенька придет. Ведь вишь, ты, неразумная скотина, а как привык бриться! Вот только одно меня беспокоит: хвоста у него осталась самая малость, хватит ли для Митеньки на сегодня?..
— Да! Великое дело — привычка, — задумчиво сказал Сычугов.
— А помнишь, как мы в первый день возмущались? — рассмеялась жена.
— Да! Хе-хе. А если бы нам тогда кто-нибудь сказал, что это затянется так надолго — ей-Богу, мы бы этому не поверили!
— А я теперь себе другой жизни и не представляю!.. Как только вечер, сейчас же какое-то ожидание, как будто чего-то недостает: что это, мол, Митя так долго не идет? Мазал бы уж поскорей!.. Обливал бы уж, брил бы кота, рубил бы…
* * *
Этого Сычугова я выдумал и кота выдумал. И никакой Митя к ним не приезжал…
А написал я все это потому, что очень уж оно похоже на нашу теперешнюю жизнь.
Помните, как уезжали мы полтора года тому назад из Петербурга, из Москвы?..
— Не можем вынести этого безобразия. Ну, да все равно — скоро этому конец. Сейчас вот сентябрь, уедем мы месяца на два, а там вернемся, а уж Рождество будем праздновать в Петербурге.
И два месяца прошло, и четыре, и восемь, и шестнадцать — и первое Рождество я праздновал в Ростове, второе через несколько дней буду праздновать в Севастополе…
А третье… Гляжу я сейчас на карту Европейской России и думаю: какой из южных городов я осчастливлю на Рождество своим присутствием?..
И примирились мы все, как Сычуговы.
Был недавно такой случай: приходит ко мне некий человек отчаянный: еду, говорит, в Петербург, беру поручения — не будет ли писем каких? Может, кому порекомендуете?..
Направил я его к двум проживающим здесь петербургским приятелям, у которых в Петербурге остались свои квартиры, друзья и родственники.
Потом встречаю их:
— Ну, что, дали поручения в Питер?
— А, ну его к черту. Я уже и не думаю о Петербурге. Наверное, все там перемерли и квартиры моей уже нет. Вы знаете, что я думаю сделать? Открываю в Симферополе сургучную фабрику. Хотите в долю?
А еще полгода тому назад этот самый человек говорил: «к Рождеству вернемся в Петербург, отремонтирую я заново свою квартиру».
Вот тебе и квартира! Сургуч-то повернее будет.
Впрочем, этот человек хоть сургучную фабрику строит.
А большинство перестало даже умываться: все равно придет Митя, горчицей вымажет.
А мирные домашние коты выбриты все начисто; вместо хвостов гладкое место, и привычка даже такая выработалась: чуть где с какого бока отросла шерсть, сам идет:
— Митя, брей!
Отзывы о сказке / рассказе: