Аркадий Гайдар — Всадники неприступных гор

— Так и ис­чез? -за­ды­ха­ясь от сме­ха, спро­си­ла Ри­та.

— Так и ис­чез!

— Заявляли?

— Нет. То есть, я хо­тел, но пред­по­чел во из­бе­жа­ние вся­ких ос­лож­не­ний­, умол­чать.

— Каких же ос­лож­не­ний­? — спро­сил я. Но он про­пус­тил ми­мо ушей этот воп­рос и про­дол­жал:

— Стучу я тог­да в стен­ку. При­хо­дит ко мне ка­кая-то мор­да, а я го­во­рю: по­зо­ви­те мне хо­зя­ина гос­ти­ни­цы. Так и так,- го­во­рю я хо­зя­ину,- вый­ти мне не в чем по при­чи­не со­вер­шив­ше­го­ся хи­ще­ния, будь­те нас­толь­ко че­ло­ве­ко­лю­би­вы, вой­ди­те в по­ло­же­ние! «А мне-то ка­кое де­ло до ва­ше­го по­ло­же­ния? -отве­ча­ет он. -Вы луч­ше ска­жи­те, кто мне за но­мер те­перь пла­тить бу­дет, да, кро­ме то­го, за са­мо­вар, да со­рок ко­пе­ек за про­пис­ку?» — Яс­но, го­во­рю я, что ник­то! А, кро­ме то­го, не най­дет­ся ли у вас ка­ких-ни­будь по­но­шен­ных брюк? -Он и слу­шать ни­че­го не хо­тел, но тог­да я, бу­ду­чи до­ве­ден со­бы­ти­ями до от­ча­яния, за­явил ему: хо­ро­шо, в та­ком слу­чае я без оных, в на­ту­раль­ном ви­де, вый­ду сей­час в ва­шу сто­ло­вую, вслед­с­т­вии че­го по­лу­чит­ся ко­лос­саль­ный скан­дал, так как я ви­дел че­рез дверь, что ту­да сей­час прош­ла при­ез­жая да­ма с доч­кою, из три­над­ца­то­го но­ме­ра, а кро­ме то­го, там за бу­фе­том си­дит ва­ша прес­та­ре­лая тет­ка — жен­щи­на поч­тен­ная и по­ло­жи­тель­ная.

Тогда он раз­ра­зил­ся ру­га­тель­с­т­ва­ми, ушел и, вер­нув­шись, при­нес мне это от­репье. Я ужас­нул­ся, но вы­бо­ра не бы­ло.

— Что же вы те­перь ду­ма­ете де­лать?

— Костюм… Преж­де все­го, как толь­ко пер­вая по­луч­ка, так сра­зу же кос­тюм. А ина­че в та­ком ви­де со мной раз­го­ва­ри­вать ник­то не хо­чет. А по­том же­нюсь.

— Что-о?

— Женюсь, го­во­рю. В этом го­ро­де вдов очень мно­го. Спе­ци­аль­но сю­да за этим ез­дят. Все быв­шие офи­цер­с­кие же­ны, а мужья у них в эмиг­ра­ции. Тут в два сче­та мож­но. Ме­ня на­ша курь­ер­ша обе­ща­ла поз­на­ко­мить с од­ной. До­мик, го­во­рит, у нее свой, па­ли­сад­ник с цве­та­ми и пи­ани­но. Кос­тюм толь­ко на­до. Ведь не явишь­ся же сва­тать­ся в та­ком ви­де? -И он огор­чен­но по­жал пле­ча­ми.

— Чаю бы не­дур­но ста­кан, -ска­за­ла Ри­та, вста­вая. -Бу­фет в треть­ем клас­се от­к­рыл­ся уже.

Мы под­ня­лись и поз­ва­ли его с со­бой.

— С удо­воль­с­т­ви­ем бы, -отве­тил он, га­лан­т­но рас­к­ла­ни­ва­ясь. -Одна­ко пре­дуп­реж­даю: вре­мен­но нищ, как цер­ков­ная кры­са, и не имею ни сан­ти­ма, но, ес­ли поз­во­ли­те…

С Ри­той он был веж­лив до край­нос­ти, дер­жал се­бя с дос­то­ин­с­т­вом, как нас­то­ящий джен­т­ль­мен, хо­тя пра­вой ру­кой то и де­ло не­за­мет­но под­дер­ги­вал шта­ны.

Впоследствии, ког­да нас без­на­деж­но вы­пер­ли с вок­за­ла, он ока­зал нам не­оце­ни­мую ус­лу­гу: на за­пас­ных пу­тях он ра­зыс­кал где-то ста­рый то­вар­ный ва­гон, в ко­то­ром но­че­ва­ли обык­но­вен­но де­жур­ные смаз­чи­ки, под­вы­пив­шие стре­лоч­ни­ки и слу­чай­но при­ехав­шие же­лез­но­до­рож­ные ра­бо­чие.

Он ус­т­ро­ил­ся сна­ча­ла там сам, по­том пох­ло­по­тал и за нас пе­ред та­мош­ни­ми оби­та­те­ля­ми, и мы то­же въеха­ли ту­да.

Однажды ве­че­ром все за­мыз­ган­ные оби­та­те­ли ды­ря­во­го ва­го­на друж­ны­ми хлоп­ка­ми и по­ощ­ри­тель­ны­ми кри­ка­ми при­вет­с­т­во­ва­ли воз­в­ра­ще­ние Не­ко­па­ро­ва.

Он был одет в но­вень­кие брю­ки в по­лос­ку, в ру­ба­ху «апаш», на но­гах его бы­ли жел­тые бо­тин­ки «джим­ми» с уз­ки­ми, длин­ны­ми нос­ка­ми. Вся ще­ти­на бы­ла сня­та, во­ло­сы за­че­са­ны на­зад, и вид у не­го был гор­дый и са­мо­до­воль­ный.

— Кончено! -авто­ри­тет­но из­рек он. -Боль­ше вла­чить жал­кое су­щес­т­во­ва­ние не на­ме­рен. От­ны­не на­чи­на­ет­ся эра но­вой жиз­ни. Ну-с, как вы ме­ня на­хо­ди­те? — И он по­до­шел к нам.

— Вы ве­ли­ко­леп­ны! — ска­зал ему я.- Ваш ус­пех у вдо­вы га­ран­ти­ро­ван, и вы сме­ло мо­же­те на­чи­нать ата­ку.

Некопаров вы­нул пач­ку па­пи­рос «Ява, 1-й сорт, б» и пред­ло­жил за­ку­рить; по­том он из­в­лек из кар­ма­на апель­син и пре­под­нес его Ри­те. Оче­вид­но, он был до­во­лен тем, что в свою оче­редь мо­жет сде­лать при­ят­ное нам.

Весь ве­чер он ус­лаж­дал слух оби­та­те­лей ва­го­на ари­ями из «Силь­вы». У не­го был не силь­ный­, но при­ят­ный ба­ри­тон.

Подвыпивший де­пов­с­кий сле­сарь, про­жи­ва­ющий здесь по той при­чи­не, что его уже тре­тий день за про­пи­тую по­луч­ку не пус­ка­ла до­мой же­на, рас­чув­с­т­во­вал­ся сов­сем, дос­тал из кар­ма­на пол­бу­тыл­ки и на гла­зах у всех еди­но­лич­но вы­пил пря­мо из гор­лыш­ка «за здо­ровье и счас­тье ува­жа­емо­го то­ва­ри­ща — артис­та Не­ко­па­ро­ва».

А Не­ко­па­ров про­из­нес от­вет­ную речь, в ко­то­рой бла­го­да­рил всех при­сут­с­т­ву­ющих за ока­зан­ный ему ра­дос­т­ный прием. По­том кто-то внес дель­ное пред­ло­же­ние, что не­дур­но бы­ло бы для та­ко­го ра­дос­т­но­го со­бы­тия вы­пить вскладчи­ну. Пред­ло­же­ние бы­ло при­ня­то. И Не­ко­па­ров, как ви­нов­ник тор­жес­т­ва, вы­ло­жил два цел­ко­вых, а ос­таль­ные — кто пол­тин­ник, кто двуг­ри­вен­ный. В об­щем, наб­ра­ли. Пос­ла­ли Петь­ку-бес­п­ри­зор­но­го за чет­вер­тью вод­ки, за сит­ным и за студ­нем. Не за тем студ­нем, ко­то­рый вок­заль­ные тор­гов­ки гряз­ны­ми ла­па­ми про­да­ют по гри­вен­ни­ку за фунт, а за тем, ко­то­рый в ко­опе­ра­тив­ном ки­ос­ке от­ве­ши­ва­ют в бу­ма­гу по трид­ца­ти ко­пе­ек за ки­ло.

И та­кая это бы­ла ве­се­лая ночь! Уж не сто­ит и го­во­рить, что Не­ко­па­ров в един­с­т­вен­ном чис­ле изоб­ра­зил весь пер­вый акт пьесы Ос­т­ров­с­ко­го «Лес»! Или что чу­ма­зый Петь­ка-бес­п­ри­зор­ный­, нас­ту­ки­вая об­г­ло­дан­ны­ми кос­тя­ми, как кас­тань­ета­ми, пел рос­тов­с­кое «Яблоч­ко»! Взя­лась под ко­нец от­ку­да-то гар­мо­ния. И Не­ко­па­ров, по­ша­ты­ва­ясь, встал и ска­зал:

— Прошу вни­ма­ния, ува­жа­емые граж­да­не! По счас­т­ли­во­му сов­па­де­нию об­с­то­ятельств в на­шем тем­ном и неп­риг­ляд­ном убе­жи­ще, пос­ре­ди гру­бых и ма­ло­куль­тур­ных, но вмес­те с тем и очень ми­лых лю­дей­…

— Посреди рак­лов, -поп­ра­вил кто-то.

— Вот имен­но, пос­ре­ди лю­дей­, во­лею судь­бы опус­тив­ших­ся до гряз­но­го по­ла про­пах­ше­го неф­тью ва­го­на, ока­за­лась жен­щи­на из дру­го­го, не­из­вес­т­но­го ми­ра, ми­ра ис­кус­ств и кра­со­ты! И я бе­ру на се­бя сме­лость от име­ни всех здесь соб­рав­ших­ся про­сить ее при­нять учас­тие в на­шем скром­ном праз­д­ни­ке.

Он по­до­шел к Ри­те и, веж­ли­во пок­ло­нив­шись, по­дал ей ру­ку. Гар­мо­нист ду­нул «тан­го». И Не­ко­па­ров, гор­дясь сво­ей да­мой­, выс­ту­пил в се­ре­ди­ну мол­ча рас­сту­пив­ше­го­ся кру­га.

Было по­лу­тем­но в за­коп­чен­ном, тус­к­лом ва­го­не. В уг­лу ярос­т­но тре­ща­ло пла­мя в рас­ка­лен­ной док­рас­на же­лез­ной печ­ке, и по за­го­ре­лым, об­рос­шим ще­ти­ной ли­цам бе­га­ли крас­ные пят­на и чер­ные те­ни, а в гла­зах, жад­но всмат­ри­ва­ющих­ся в из­ги­бы мрач­но­го тан­ца, вспы­хи­ва­ли жел­тые огонь­ки.

— Танец…-раздумчиво, пьяным го­ло­сом про­го­во­рил выг­нан­ный же­ною сле­сарь.- Это та­нец…

— Чего та­нец?

— Так… Эх, есть и жи­вут же лю­ди! -с от­тен­ком за­вис­ти ска­зал он.

Но ник­то не по­нял, про что это, соб­с­т­вен­но, он го­во­рит.

Потом Ри­та, под прих­ло­пы­ва­ния и прис­вис­ты­ва­ния, тан­це­ва­ла с Петь­кой­-бес­п­ри­зор­ным «рус­скую». К ва­го­ну по­до­шел ох­ран­ник и, пос­ту­чав прик­ла­дом в дверь, зак­ри­чал, что­бы не шу­ме­ли. Но ох­ран­ни­ка друж­ным хо­ром пос­ла­ли по­даль­ше, и он ушел, ру­га­ясь.

Однако под ко­нец пе­ре­пи­лись здо­ро­во: пе­ред тем, как лечь спать, в ва­гон по­на­та­щи­ли ка­ких-то баб, по­том по­ту­ши­ли ог­ни и во­зи­лись с ба­ба­ми по тем­ным уг­лам до рас­све­та.

Город на­чи­нал на­до­едать. Го­род скуч­ный­, сон­ный. Как-то раз­вер­нул я га­зе­ту и рас­сме­ял­ся: там бы­ло из­ве­ще­ние о том, что «со­зы­ва­ет­ся осо­бая меж­ду­ве­дом­с­т­вен­ная ко­мис­сия по уре­гу­ли­ро­ва­нию улич­но­го дви­же­ния». Что же тут ре­гу­ли­ро­вать? Раз­ве что ред­ко-ред­ко при­дет­ся ос­та­но­вить па­ру-дру­гую наг­ру­жен­ных сак­са­улом иша­ков и про­пус­тить де­ся­ток навь­ючен­ных вер­б­лю­дов, от­п­рав­ля­ющих­ся в пес­ки Мер­в­с­ко­го оази­са.

Через три дня мы на за­ра­бо­тан­ные день­ги взя­ли би­ле­ты до Крас­но­вод­с­ка. За­хо­ди­ли про­щать­ся в ва­гон. Не­ко­па­ров был грус­тен.

— Черт его зна­ет! -го­во­рил он. -По­лу­чил жа­ло­ванье, ку­пил кос­тюм, а до сле­ду­ющей по­луч­ки еще де­сять дней. Жрать не­че­го. Сле­до­ва­тель­но, при­дет­ся зав­т­ра про­дать бо­тин­ки.

Думаю, что к мо­мен­ту по­луч­ки он был опять в сво­ем за­ме­ча­тель­ном об­ла­че­нии.

Слева — горы, спра­ва — пес­ки. Сле­ва — зе­ле­ные, оро­шен­ные гор­ны­ми ручь­ями лу­га, спра­ва — пус­ты­ня. Сле­ва — ки­бит­ки, как ко­рич­не­вые гри­бы, спра­ва -вет­ви сак­са­ула, как из­дох­шие змеи, ис­су­шен­ные сол­н­цем. По­том пош­ла го­лая, рас­т­рес­кан­ная гли­на. Под рас­ка­лен­ным сол­н­цем, точ­но пят­на эк­зе­мы, прос­ту­пал бе­лый на­лет со­ли.

— Тебе жар­ко, Ри­та?

— Жарко, Гай­дар! Да­же на пло­щад­ке не луч­ше. Пыль и ве­тер. Я жду все -при­едем к мо­рю, бу­дем ку­пать­ся. Смот­ри в ок­но, вон ту­да. Ну, что это за жизнь?

Я пос­мот­рел. На ров­ной­, изъ­еден­ной солью гли­не, ок­ру­жен­ная ча­хо­точ­ны­ми клочь­ями се­рых трав, оди­но­ко сто­яла рва­ная ки­бит­ка. Воз­ле нее си­де­ла обод­ран­ная со­ба­ка да, под­жав под се­бя но­ги, мед­лен­но про­же­вы­вал жвач­ку об­лез­ший­, точ­но ош­па­рен­ный ки­пят­ком, вер­б­люд; не по­во­ра­чи­вая го­ло­вы, он ус­та­вил­ся рав­но­душ­но в прош­лое тыся­чи­ле­тий­, в мер­т­вую сте­ну бес­ко­неч­ной це­пи пер­сид­с­ких гор.

Вот уже две не­де­ли, как мы с Ни­ко­ла­ем ра­бо­та­ем груз­чи­ка­ми в Крас­но­вод­с­ке. Две дол­гих не­де­ли тас­ка­ем меш­ки с солью и су­ше­ной ры­бой­, бо­чон­ки с про­гор­к­лым мас­лом и тю­ки ко­лю­че­го прес­со­ван­но­го се­на.

Возвращаемся до­мой в кро­хот­ную ком­на­туш­ку на ок­ра­ине го­ро­да, воз­ле по­дош­вы уны­лой го­ры, и там Ри­та кор­мит нас пох­леб­кой и ка­шей. Две не­де­ли под­ряд пох­леб­ка из ры­бы и ка­ша из пшен­ной кру­пы. За­ра­ба­ты­ва­ем мы с Ни­ко­ла­ем по рубль двад­цать в день, и нам нуж­но во что бы то ни ста­ло ско­ло­тить де­нег, что­бы пе­ре­ехать мо­ре, ибо боль­ше от Крас­но­вод­с­ка ни­ку­да пу­ти нет.

«Проклятый бо­гом», «ка­тор­ж­ная ссыл­ка», «тю­рем­ная ка­зар­ма» — это да­ле­ко еще не все эпи­те­ты, при­ла­га­емые на­се­ле­ни­ем к Крас­но­вод­с­ку. Го­род прит­к­нул­ся к ази­ат­с­ко­му бе­ре­гу Кас­пий­ско­го мо­ря, мо­ря, у бе­ре­гов ко­то­ро­го жир­ной неф­ти боль­ше, чем во­ды. Вок­руг го­ро­да мер­т­вая пус­ты­ня — ни од­но­го де­ре­ва, ни од­ной зе­ле­ной по­лян­ки. Квад­рат­ные, ка­зар­мен­но­го ти­па до­ма; пыль, въеда­юща­яся в гор­ло, да пос­то­ян­ный блеск жел­то­го от пы­ли, го­ря­че­го бес­по­щад­но­го сол­н­ца.

«Скорее бы уехать! Толь­ко ско­рее бы даль­ше! — меч­та­ли мы. — Там, за мо­рем, Кав­каз, мяг­кая зе­лень, там от­дых, там по­кой­, все там. А здесь толь­ко ка­тор­ж­ная ра­бо­та и рас­ка­лен­ная пус­ты­ня, да лип­кая, жир­ная от неф­ти пыль».

Вечером, ког­да ста­но­ви­лось чуть прох­лад­ней­, мы рас­ки­ды­ва­ли пла­щи по пес­ку дво­ра, ва­ри­ли ужин, де­ли­лись впе­чат­ле­ни­ями и бол­та­ли.

— А ну, сколь­ко нам на­до еще де­нег?

— Еще де­сять. Зна­чит, не­де­ля ра­бо­ты с вы­че­том на еду.

— Ух, ско­рей бы! Каж­дый день, ког­да от­сю­да ухо­дит па­ро­ход, я не на­хо­жу се­бе мес­та! Я бы сош­ла с ума, ес­ли бы ме­ня зас­та­ви­ли здесь жить. Ну, чем здесь мож­но жить?

— Живут, Ри­та, жи­вут и не схо­дят с ума. Рож­да­ют­ся, же­нят­ся, влюб­ля­ют­ся — все честь чес­тью.

Рита вспом­ни­ла что-то и зас­ме­ялась.

— Знаешь, я бы­ла на ба­за­ре се­год­ня. Ко мне по­до­шел грек. Так, до­воль­но ин­тел­ли­ген­т­ное ли­цо. Он тор­гу­ет фрук­та­ми. В об­щем, мы раз­го­во­ри­лись. Про­во­дил он ме­ня до са­мо­го до­ма. Но хит­рый­, все звал к се­бе в гос­ти. Все на­ме­кал на то, что я ему нрав­люсь и все та­кое. По­том я заш­ла к не­му в лав­ку и поп­ро­си­ла его взве­сить мне фунт ком­по­та. Смот­рю, он све­сил не фунт, а два и, кро­ме то­го, на­ло­жил пол­ный ку­лек яб­лок. Я спра­ши­ваю его: сколь­ко? А он зас­ме­ял­ся и го­во­рит: «Для всех рубль, а для вас ни­че­го». Я взя­ла все, ска­за­ла: «спа­си­бо» и уш­ла.

— Взяла? -с не­го­до­ва­ни­ем пе­рес­п­ро­сил Ни­ко­лай. -Ты с ума сош­ла, что ли?

— Вот еще, что за глу­пос­ти! Ко­неч­но, взя­ла. Кто его за язык тя­нул пред­ла­гать? Ему рубль что? А для нас, гля­дишь, на один день рань­ше уедем.

Однако Ни­ко­лай нах­му­рил­ся и за­мол­чал. И мол­чал до тех пор, по­ка она не шеп­ну­ла ему ти­хонь­ко что-то на ухо.

Перед тем, как лечь спать, Ри­та по­дош­ла ко мне и об­ня­ла за шею.

— Отчего ты ка­кой­-то стран­ный­?

— Чем стран­ный­, Ри­та?

— Так. -Потом по­мол­ча­ла и вне­зап­но до­ба­ви­ла: — А все-та­ки, все-та­ки я очень люб­лю те­бя.

— Почему же «все-та­ки», Ри­та? Она сму­ти­лась, пой­ман­ная на сло­ве:

— Зачем ты при­ди­ра­ешь­ся? Ми­лый­, не на­до! Ска­жи луч­ше, что ты ду­ма­ешь?

И я от­ве­тил:

— Думаю о том, что зав­т­ра дол­жен прий­ти па­ро­ход «Карл Маркс» с гру­зом, и у нас бу­дет очень мно­го ра­бо­ты.

— И боль­ше ни о чем? Ну, по­го­во­ри со мной, спро­си ме­ня о чем-ни­будь?

Я ви­дел, что ей хо­чет­ся выз­вать ме­ня на раз­го­вор, я чув­с­т­во­вал, что я спро­шу ее о том, о чем со­би­ра­юсь спро­сить уже дав­но. И по­то­му я от­ве­тил сдер­жан­но:

— Спрашивать до­ро­гу у че­ло­ве­ка, ко­то­рый сам сто­ит на пе­ре­путье, бес­по­лез­но. И я ни о чем не спро­шу те­бя, Ри­та, но ког­да ты за­хо­чешь ска­зать мне что-ли­бо, ска­жи са­ма.

Она за­ду­ма­лась, уш­ла. Я ос­тал­ся один. Си­дел, ку­рил па­пи­ро­су за па­пи­ро­сой­, слу­шал, как шур­шит осы­па­ющий­ся со ска­лы пе­сок да пе­ре­ка­ты­ва­ют­ся галь­ки по от­ло­го­му бе­ре­гу.

Вошел в ком­на­ту. Ри­та уже спа­ла. Дол­го мол­ча лю­бо­вал­ся дым­кою опу­щен­ных рес­ниц. Смот­рел на зна­ко­мые чер­точ­ки смуг­ло­го ли­ца, по­том уку­тал ей но­ги спол­з­шим кра­ем оде­яла и по­це­ло­вал ее в лоб — осто­рож­но, ос­то­рож­но, что­бы не ус­лы­ша­ла.

В тот день ра­бо­та ки­пе­ла у нас вов­сю. Бо­чон­ки пе­ре­ка­ты­ва­лись, как ке­гель­ные ша­ры, меш­ки с солью чуть не бе­гом тас­ка­ли мы по гну­щим­ся под­мос­т­кам, и клу­бы бе­лой пы­ли один за дру­гим взме­ты­ва­лись над сбра­сы­ва­емы­ми пяти­пу­до­ви­ка­ми му­ки.

Мы ра­бо­та­ли в трю­ме, по­мо­гая мат­ро­сам зак­реп­лять груз на крюк сталь­но­го тро­са подъ­ем­но­го кра­на. Мы об­ли­ва­лись по­том, мок­рая грудь ка­за­лась клей­кой от муч­ной пы­ли, но от­ды­хать бы­ло не­ког­да.

— Майна,- от­ча­ян­ным го­ло­сом кри­чал трю­мо­вой мат­рос, -май­на по­ма­лу… Стоп… Ви­ра.

Железные це­пи кра­на скри­пе­ли, ши­пел вы­би­ва­ющий­ся пар, сто­пу­до­вые пач­ки гру­за то и де­ло взле­та­ли на­верх.