ГЛАВА XXXIV
На следующий день утром открытые окна Луст-ин-Руста говорили о присутствии хозяина. Всюду господствовало оживление. Негры с обеспокоенными лицами бегали взад и вперед. Напротив, у тех, кто в данную минуту прохаживался перед виллой, замечалось выражение и счастья и в то же время какой-то затаенной печали.
В кабинете альдермана ван-Беврута происходил секретный разговор с контрабандистом.
— Мои минуты сочтены,— говорил моряк, выходя на середину кабинета и смотря прямо в лицо своему собеседнику.— Разговор наш должен быть краток. Я могу пройти проход только с приливом. К тому же вы должны согласиться, что я не могу оставаться здесь до той поры, пока недавние происшествия не сделаются достоянием всей провинции.
— Хвалю вашу осторожность. Как жаль, что теперь, когда крейсера «Кокетки» уже не существует на белом свете, вы не приготовили хорошенького груза.
— Я пришел к вам по другому делу. Между нами были отношения, о которых вам, кажется, угодно было позабыть, альдерман ван-Беврут?
— Вы разумеете ту незначительную ошибку, которая была допущена в последнем вашем счете? Я вновь проверил, все объяснилось, и ваша точность установлена так же хорошо, как в лучшем английском банке.
— Установлена или нет, но с теми, кто в ней сомневается, я не имею дел. Мой девиз — доверие, а главное правило — честность.
— Это именно то, что я хотел сказать, друг мой! Я не питаю ни малейшего недоверия к вам. Но вы знаете, точность есть душа торговли, подобно тому как барыш — цель ее. Что вы хотите от меня?
— Много лет назад альдерман ван-Беврут вступил в тайные торговые сношения с моим предшественником, которого он считал моим отцом, некоторый был им лишь по тем заботам, которые он расточал мне, сыну его друга.
— Признаюсь, последнее обстоятельство — новость для меня!— ответил коммерсант, опустив голову.— Но что касается первого, то действительно тому уже будет лет двадцать пять, и из них двенадцать — я веду сношения с вами. Не буду, конечно, утверждать, что за это последнее время операции мои были менее удачны. Барыши были сносные. Я становлюсь стар. Пора бросить опасную торговлю. Еще три — четыре дела,— и все будет покончено у нас.
— Это случится раньше, чем вы полагаете. Вероятно, история моего предшественника не секрет для вас. Изгнание его из флота Стюартов за то, что он не хотел подчиняться их тирании, приезд его в здешнюю колонию вместе с единственною своей дочерью и решение заняться свободной торговлей, как средством к существованию, не раз ведь служили темою наших разговоров.
— Гм! У меня добрая память лишь на то, что касается торговых дел, господин Пенитель, но я совершенно не помню прошлых событий. Тем не менее решаюсь сказать, что все, о чем вы говорили сейчас, действительно произошло.
— Вы знаете, что мой покровитель, покидая сушу, увез с собой все, что было при нем?
— Он увез добрую шхуну отборного табака, скрытого под балластом. Вот уж подлинно он не был обожателем разных там «Волшебниц» или элегантных бригантин. Зачастую королевские крейсеры принимали достойного купца за скромного рыболова.
— У каждого свой вкус. Но вы забыли упомянуть о самой драгоценной части груза!
— Может-быть, о тюках с куньим мехом? Этот товар в то время начал входить в цену.
— Я разумею его дочь.
Альдерман вздрогнул.
— У него в самом деле была дочь, у которой было преданное сердце,— в смущении промолвил он,— он она умерла, говорили вы, в морях Италии. Отца я не видел со времени последнего приезда его. дочери к нашем берегам.
— Она умерла на одном из островов Средиземного моря к величайшему горю ее друзей, имевших, впрочем, утешение найти второй ее образ в лице ее… дочери.
Альдерман в глубокой тревоге поднялся со своего места.
— Ее дочь? — медленно повторил он.
— Да, дочь, повторяю еще раз. Эдора и есть именно дочь этой несчастной женщины. Должен ли я вам назвать имя отца?
Альдерман затрепетал всем телом и, закрыв лицо руками, опустился бессильно в кресло.
— Где доказательство? — пробормотал он наконец.
— Вот!
Альдерман взял документ, поданный ему собеседником, и наскоро пробежал его глазами. Это было письмо, написанное альдерману матерью Эдоры вскоре после ее рождения.
Слова умирающей были трогательно нежны. Упреков и в помине не было. Все письмо ее было проникнуто прощением. Она извещала Миндерта о рождении его дочери. Оставляя дочь на попечение отца, умирающая поручала свое дитя любви и заботам Миндерта…
— Почему вы так долго скрывали от меня эту тайну? — спросил взволнованный коммерсант.— Зачем, скажите, легкомысленная голова, вы заставили меня играть недостойную роль перед глазами моей же собственной дочери?
— Рождение Эдоры было скрыто по воле деда. Быть-может, это было сделано вследствие негодования, а может-быть, из чувства гордости. Если же причиною была любовь, то с своей стороны молодая девушка могла вполне оправдать ее.
— С какого времени Эдора знает правду о себе?
— Лишь недавно. После смерти нашего общего друга молодая девушка была отдана на мое попечение. Вот уже год, как она знает, что она не сестра мне. До сих пор она думала, как и вы, что она и я происходим от одного отца. Необходимость часто заставляла меня держать ее на бригантине.
— Вот заслуженное наказание за мою ошибку!— пробормотал альдерман. Контрабандист сделал шаг вперед.
— Альдерман ван-Беврут!— произнес он сурово.— Вы получите свою дочь из моих рук такою же, какою была ее мать в ту пору, когда отец привез ее под ваш кров. Мы, контрабандисты, имеем собственные понятия о том, что хорошо и что худо. Но самое чувство благодарности, если уже не мои принципы, обязывало меня быть покровителем дочери моего благодетеля, а не оскорбителем ее.
— Благодарю вас, благодарю от всей души!— с живостью вскричал альдерман.— Я приму свою дочь и дам ей приданое, с которым она может сделать выгодную партию.
— Вы можете выдать ее за своего любимца-патрона!— спокойно, но с оттенком печали ответил Пенитель.— Она более чем достойна его. Молодой человек согласен на этот брак, так как ему известно все, касающееся Эдоры. Я подумал об этом браке еще тогда, когда судьба привела его на мою бригантину.
— Вы, право, слишком честный человек для этого скверного мира, господин Пенитель! Идите, покажите мне эту очаровательную парочку, чтобы я дал ей свое благословение.
Контрабандист медленно повернулся и, растворив двери, сделал кому-то знак войти.
В комнату вошла Алида, ведя за руку Сидрифта, на этот раз одетого в женское платье. Альдерману часто приходилось видеть мнимую сестру Пенителя, но никогда еще она не казалась ему столь прелестною, как в данную минуту. Ее фальшивые бакенбарды были теперь сняты и обнаружили удивительную свежесть лица, несмотря на действие солнечных лучей, которым оно по необходимости должно было подвергаться. Густые локоны черных шелковистых волос рассыпались в живописном беспорядке по ее плечам, окаймляя ее веселое и шаловливое личико, обнаруживавшее, однако, доброту и задумчивость.
Чудную парочку представляли обе молодые девушки… При взгляде на них в сердце альдермана одну минуту любовь дяди боролась с новым чувством, овладевшим им. Но голос природы был слишком властен, чтобы можно было противиться ее зову. Подозвав свою дочь, старый коммерсант склонил на ее плечо свою седеющую голову и заплакал, как ребенок, слезами радости.
Два часа спустя все собрались на берегу бухты Коув в тени векового дуба. Бригантина виднелась в бухте под несколькими парусами.
От нее отчалила и скоро пристала к берегу лодка. В ту же минуту около нее на берегу выросла стройная фигура Пенителя. Протянув руку, он помог Зефиру выйти из лодки.
— Мальчик будет счастлив здесь!— сказал Лудлов.— Алида и Эдора научат его обычаям и привычкам этой простой и патриархальной страны.
— Боюсь, как бы он не начал тосковать по «Морской Волшебнице»,— возразил Пенитель.— Капитан Лудлов, есть у меня еще одна обязанность, которою я не должен пренебречь, хотя вы, может-быть, и не поверите чистоте моих побуждений. Я слышал, что Алида де-Барбри отдала вам свою руку?
— Да, я счастлив…
— Вы не спрашивали у нее объяснений по поводу, помните, загадочного исчезновения. Ваша благородная доверчивость заслуживает быть вознагражденною. Я прибыл к вашим берегам исключительно с той целью, чтобы восстановить права Эдоры на имущество ее отца. Сначала я опасался противодействия со стороны Алиды, но скоро мне пришлось приятно обмануться в своих ожиданиях. Она была похищена из своего павильона моими агентами и пленницей перевезена на бригантину.
— Я уже раньше догадывался, что ей известна история ее кузины, и что она согласилась принять участие в ее возвращении к друзьям…
— И вы только отдали должное ее беспристрастию. Чтобы побудить Алиду извинить мою смелость, а с другой стороны,— и с целью успокоить ее тревогу, я сообщил ей тайну Эдоры. Тут и Эдора в первый раз узнала всю правду о себе. В лице же Алиды мы приобрели благородную и великодушную союзницу вместо мстительной соперницы.
— Я так и знал, что Алида — воплощенное великодушие!— в восторге вскричал Лудлов, поднося руку зардевшейся, девушки к своим губам.— Потеря имущества на самом деле приобретение, так как благодаря ей я узнал все лучшие качества моей невесты.
— Тс!— прервал альдерман.— Зачем так громко говорить о потере, какого бы рода она ни была? Конечно, надо подчиняться тому, чего требует справедливость. Но к чему объявлять во всеуслышание, много или мало приданого дается за такой-то молодой девицей?
— Потеря состояния будет возмещена!— ответил контрабандист.— Эти мешки полны золота. Приданое моей воспитанницы будет вручено тотчас же, как она сделает свой выбор.
— Успех и благоразумие!— вскричал коммерсант.— Подобная предусмотрительность весьма похвальна, господин Пенитель! Эти деньги, надеюсь, на законном основании переходят к Эдоре от ее дяди?
— Конечно!
— Воспользуюсь кстати этой минутой, чтобы коснуться одного важного для меня вопроса. Я слышал, ван-Стаатс, что союз, который раньше предполагался, вами отвергнут?
— Признаюсь, холодность прекрасной Алиды разрушила мою любовь!— ответил молчаливый патрон, вообще заговаривавший лишь тогда, когда того требовали обстоятельства.
— Еще я слышал, что вы пробыли две недели с моею дочерью на бригантине, и за это время ваши чувства к ней вполне определились?
— Войти в вашу семью, ван-Беврут, моя мечта!
— Эдора, дитя мое! Этот джентльмен мой особенный друг, и я поручаю его твоему вниманию. Вы уже несколько знакомы между собой. С целью лучше узнать друг друга вы останетесь здесь вместе на один месяц. Больше я ничего не могу пока сказать.
Молодая девушка, к которой относились слова альдермана, попеременно краснела и бледнела, ее выразительное личико меняло оттенки подобно итальянскому облаку. Тем не менее она продолжала хранить упорное молчание.
— Вы только-что так кстати приподняли покрывало, скрывавшее до сих пор тайну, сильно меня беспокоившую!— сказал Лудлов, обращаясь к Пенителю.— Не можете ли заодно сказать, от кого это письмо получено мною?
При этих словах черные глаза Эдоры внезапно сверкнули. Она посмотрела на Пенителя и улыбнулась.
— Это одна из тех женских проделок, которые практиковались на моем судне!— ответил Пенитель.— Мы думали, что командир королевского крейсера, заинтригованный неизвестной корреспонденткой, будет менее ретиво следить за нашими действиями.
— И этот прием проделывался неоднократно?
— Признаюсь. Однако, мне надо спешить. Через несколько минут начнется отлив, и проход сделается невозможным. Эдора, надо же нам решить судьбу этого мальчика. Вернется ли он на море или проведет свою жизнь в борьбе со случайностями, составляющими удел сухопутных жителей?
— Кто этот мальчик? — спросил альдерман.
— Дитя, одинаково дорогое нам обоим,— ответил контрабандист.— Его отец был моим искренним другом, а мать его долгое время ухаживала за Эдорой в пору ее детства. До сих пор мы оба посвящали ему свои заботы. Пусть же теперь он сам сделает выбор между нами!
— Он не покинет меня!— порывисто произнесла встревоженная Эдора.— Ты мой приемный сын. Никто, кроме меня, не может руководить твоим юным умом. Ты нуждаешься в женской нежности, Зефир, и ты ведь не захочешь покинуть меня?
Мальчик взглянул на волнующуюся Эдору, потом остановил нерешительный взгляд на спокойных чертах Пенителя.
— Мы отправимся в море,— сказал он,— а когда вернемся сюда, привезем много любопытных вещей, Эдора! Прощай же пока, Эдора!— произнес он, целуя ее.
— Эдора, прощай!— произнес мужественным и печальным голосом Пенитель.— Дольше медлить я не могу. И без того мои люди проявляют признаки нетерпения. Если мне суждено в последний раз видеть этот берег, то ты, надеюсь, не забудешь тех, с кем столько времени разделяла и горе, и радости?
— Погодите минутку! Не покидайте нас так скоро! Оставьте мне это дитя. Не говоря уже о скорби, которую я испытываю, оставьте мне его, как память о прошлом!
— Мой час пришел. Бриз свежеет, и мне пора уходить!
Молодая девушка растерянно осмотрелась. Казалось, она прощалась со всеми радостями твердой земли.
— Куда же вы отправляетесь? — спросила она глухим голосом.— Когда возвратитесь?
— Это зависит от судьбы. Мое возвращение может быть надолго отсрочено. Может-быть, я даже совсем не вернусь. Итак, прощай, Эдора! Будь счастлива со своими друзьями, которых нашла!
В глазах молодой девушки снова мелькнуло растерянное выражение. Схватив протянутую руку Пенителя, она с силою сжала ее в своих руках, почти не сознавая того, что делала. Потом, опустив эту руку, она бросилась к Пенителю и судорожно обвила руками его шею.
— Мы уедем вместе! Я — твоя, возьми меня!— вскричала она.
— Ты сама не знаешь, что говоришь, Эдора!— возразил Пенитель, едва сдерживая волнение.— У тебя здесь отец, друзья, будет муж.
— Оставьте меня!— в исступлении закричала молодая девушка, отмахиваясь от Алиды и патрона, когда последние подошли как бы для того, чтобы удержать ее от опрометчивого шага.
Контрабандист освободился из объятий Эдоры. С гигантскою силою он приподнял одной рукой девушку.
— Подумай,— сказал он,— ты хочешь итти за осужденным, человеком вне закона!..
— Я хочу быть с тобой!
— Иметь жилищем корабль, пуститься по бурному океану!..
— Твое жилище будет и моим. Я хочу подвергаться тем же опасностям, которые будут угрожать и тебе!
Крик радости и гордости вырвался у Пенителя.
— Так ты в самом деле моя!— вскричал он.— Что значат права твоего отца перед таким чувством! Буржуа, прощай! Я буду обращаться с твоей дочерью более честно, чем ты — с дочерью моего благодетеля.
С этими словами Пенитель поднял свою подругу, как перышко, и, несмотря на порывистое движение Лудлова и патрона, старавшихся удержать их, он сбежал со своей дорогой ношей к лодке. Секунду спустя они уже были на воде, и юный Зефир с торжествующим видом махал своей матросской шапочкой.
Бригантина, как-будто сознавая, что произошло, быстро повернулась и, прежде чем стоявшие на берегу успели опомниться, лодка уже повисла на ее талях. На корме бригантины стоял Пенитель. Одной рукой он обнимал Эдору, а другой посылал прощальный привет группе, неподвижно стоявшей на берегу. Молодая девушка, все еще взволнованная, с своей стороны посылала издали последнее «прости» Алиде и своему отцу.
Наклонившись на бок под влиянием ветра, бригантина вышла на средину пролива и понеслась по направлению к открытому морю, оставляя за собой длинную пенившуюся полосу воды…
Начинало уже смеркаться, когда Алида и Лудлов покинули лужайку перед виллой Луст-ин-Руст.
Еще целый час вдали виднелся темный корпус бригантины под белым облаком парусов. Затем начали понемногу скрываться сначала нижние части судна, за ними последовали паруса и, наконец, на горизонте осталась лишь чуть заметная белая точка. Скоро и она скрылась, и даль поглотила ее навсегда.
Свадьба Алиды и Лудлова носила какой-то печальный характер. Их мысли были неотступно заняты теми, кто недавно покинул их.
Шли годы. Алида с Лудловым каждое лето проводили на вилле альдермана. Каждое утро Алида подходила к окну павильона, и ее глаза тревожно пробегали по поверхности бухты в надежде встретить знакомые очертания бригантины. Но напрасно… Она исчезла навсегда.
Альдерман, печальный и расстроенный, наводил секретные справки о пропавших без вести, но никто с тех пор не видел ни Пенителя Моря, ни его верной «Морской Волшебницы».
Отзывы о сказке / рассказе: