ГЛАВА XV
К счастью для гуляк, засидевшихся у «Храброго драгуна», мороз значительно ослабел к тому времени, когда они пробирались по сугробам в свои жилища. Легкие, тонкие облака неслись по небу, и луна скрылась за массой паров, гонимых к северу южным ветром, обещавшим оттепель.
Утро уже давно наступило, хотя солнце еще боролось с облаками, когда Елизавета вышла из дома взглянуть на места, где протекло ее детство. Она хотела это сделать прежде, чем заспавшиеся обитатели дома соберутся к завтраку. Закутавшись в шубку, так как холод, хотя и ослабевший, все еще был достаточно силен, Елизавета шла по садику, примыкавшему к заднему фасаду дома, направляясь к молодой сосновой рощице. Ее окликнул Джонс.
— С веселым праздником, кузина Бесс! — крикнул он.— А, а! Вы, я вижу, рано встаете. А все-таки я вас опередил. Еще ни разу не случалось, чтобы кто-нибудь в доме — мужчина, женщина, ребенок, малый или большой, черный, белый или желтый — встретил Рождество раньше меня. Но постойте минуточку, я сейчас оденусь. Вы хотите посмотреть улучшения, которые сделались в ваше отсутствие, а кроме меня, никто не сумеет вам показать и объяснить их, потому что все планы составлены мною. Пройдет еще не меньше часа, пока Дюк и майор проспятся после чертовского пойла мистрис Холлистер, и мы с вами успеем к тому времени все осмотреть. Сейчас я сойду к вам.
Елизавета повернулась на голос и увидела голову своего кузена, в ночном колпаке, высунувшуюся из окна его спальни. Она засмеялась и, сказав, что подождет его, вернулась в свою комнату, откуда вышла снова с каким-то пакетом, запечатанным несколькими большими печатями, в руках как раз в тот момент, когда Джонс спускался с лестницы.
— Идем, Бесси, идем,— воскликнул он, беря ее под руку,— снег начинает таять, но еще сдержит нас. Не правда ли, здесь сам воздух пахнет старой Пенсильванией? Отвратительный климат: вечером на закате солнца такой холод, что может душу выморозить из человека; между девятью и десятью уже помягче; в двенадцать совсем не холодно; а под конец ночи такая теплынь, что я не мог спать под одеялом. Эй! Эгги, с веселым Рождеством! Эгги, слышишь ты меня, черный пес? Вот тебе доллар: если джентльмены встанут до моего возвращения, уведоми меня немедленно. Если Дюк опередит меня, я тебе голову сорву.
Негр подобрал монету, брошенную Ричардом, пообещал ему не прозевать, подбросил доллар метров на семь вверх и, поймав его налету, побежал в кухню похвастаться подарком.
— О, не беспокойся, дорогой кузен,— сказала девушка,— я было заглянула к папе, но он спит так крепко, что, наверно, проспит еще не менее часа, и вы окажетесь всюду впереди.
— Видите ли, Дюк — ваш отец, Елизавета, но он человек, который любит быть первым даже в пустяках. Что касается меня, то мне это безразлично, если только речь идет не о состязании: потому что самая пустая вещь может оказаться важной в случае азарта. Так-то и с вашим отцом — он любит быть первым, а я только состязаюсь с ним.
— Понимаю, сэр,— отвечала Елизавета,— вы бы не дорожили отличием, если б никого, кроме вас, не было на свете, но так как есть много других, то вам приходится бороться со всеми ради азарта.
— Именно; я вижу, что вы умная девушка, Бесс, и ваши учителя могут гордиться вами. Это я выбрал для вас школу, потому что, как только ваш отец заикнулся об этом, я написал в Нью-Йорк одному приятелю, очень рассудительному человеку, который и рекомендовал ваш пансион. Дюк было уперся сначала, по обыкновению, но когда лучше ознакомился с делом, должен был уступить.
— Пощадите Дюка, сэр! Он мой отец; если бы вы знали, как он хлопотал для вас в Альбани, вы бы отнеслись к нему снисходительнее.
— Для меня? — воскликнул Ричард, остановившись на минуту и задумываясь.— Он! Он добывал для меня проект новой голландской церкви, но я не особенно забочусь о нем, потому что человек, обладающий талантом, редко нуждается в посторонних внушениях. Его собственный мозг — лучший архитектор.
— Нет, я не то подразумевала,— возразила Елизавета с улыбкой, которая раззадорила его любопытство.
— Не то! Позвольте, может быть, он предложил меня кандидатом в инспекторы застав?
— Может быть, но я намекала не на это назначение.
— Не на это назначение! — повторил мистер Джонс, любопытство которого достигло высшей точки.— Значит, дело идет о назначении. Если в милицию, то я откажусь от него.
— Нет, нет, вовсе не в милицию,— воскликнула Елизавета, показывая лукаво пакет и снова пряча его,— это назначение и почетное, и выгодное.
— Почетное и выгодное! — повторил Ричард в мучительном нетерпении.— Дайте мне бумагу, мисс! Скажите, в этой Должности придется что-нибудь делать?
— Без сомнения, кузен Дик! Отец, отдавая мне этот пакет, чтобы я передала его вам в качестве рождественского подарка сказал: «уж если что-нибудь понравится Дику, так это исполнительная власть в графстве».
— Исполнительная власть! Что за вздор! — воскликнул нетерпеливый джентльмен, выхватывая пакет из ее рук.— Такой и должности не существует. А, вот оно что! Указ назначающий Ричарда Джонсона, эсквайра, шерифом графства! Ну, это очень мило со стороны Дюка, положительно! Я должен сознаться, что Дюк обладает любящим сердцем и никогда не забывает своих друзей. Шериф! Главный шериф графства!.. Это недурно звучит, но я буду исполнять должность еще лучше. В конце концов, Дюк рассудительный человек и знает человеческую натуру. Я очень обязан ему,— продолжал он, бессознательно вытирая рукавом глаза,— но и я со своей стороны рад все сделать для него, он это знает, и я надеюсь, что новая должность даст мне случай доказать это. Вот увидите, кузина Бесс, увидите! Как слезятся глаза от этого проклятого южного ветра!
— Теперь у вас будет дело, Ричард,— сказала девушка, смеясь.— Я часто слышала, как вы жаловались, что в новой стране нечего делать, хотя, на мой взгляд, в ней нужно сделать все.
— Сделать! — воскликнул Ричард, выпрямившись во весь свой маленький рост и принимая серьезный вид.— Главное, во всем нужна система. Я сегодня же примусь за дело и приведу в систему графство. Мне необходимы помощники, да! Я разделю графство на округа и поставлю над каждым помощника, в Темпльтоне тоже. Здесь будет мое министерство внутренних дел. Посмотрим… О! Бенджамен! Да, Бенджамен будет хорошим помощником. Он здесь совсем освоился и как нельзя больше подходит для этого дела… Жаль одно: он не умеет ездить верхом.
— Да, мистер шериф,— заметила девушка,— и так как он имел много дел с веревками, то окажется очень полезным при исполнении судебных приговоров…
— Нет,— перебил Ричард,— смею думать, что никто не сумеет повесить человека лучше, чем… то есть… кха… хм!.. Да, конечно, Бенджамен сумел бы выполнить эту печальную обязанность, если бы мне удалось убедить его взяться за нее. Но я не надеюсь на это. Никогда он не согласится ни повесить человека, ни ездить верхом. Придется искать другого помощника.
— Однако, сэр, у вас будет довольно времени заняться всеми этими важными делами, а теперь потрудитесь забыть, что вы главный шериф, и покажите себя любезным кавалером. Где же те красоты и улучшения, которые вы собирались показать мне?
— Где? Как где? Везде. Здесь я заложил несколько новых улиц, и когда они будут окончательно проведены, деревья вырублены и дома построены, город выйдет хоть куда. Да, да, Дюк великодушный малый при всем своем упрямстве. Мне потребуется четыре помощника, кроме тюремщика.
— Я не вижу никаких улиц,— возразила Елизавета,— если только вы не называете улицами эти просеки. Вряд ли эти болота и леса скоро заменятся домами.
— Мы должны проводить улицы по компасу, кузина, невзирая на леса, холмы, озера, болота, помня только о потомстве. Такова воля вашего отца, а ваш отец, сами знаете…
— Сделал вас шерифом, мистер Джонс,— перебила девушка таким тоном, который ясно показывал, что он коснулся запрещенного предмета.
— Знаю, знаю,— ответил Ричард,— и если бы это было в моей власти, я сделал бы Дюка королем. Он благородный малый и был бы отличным королем, если бы, то есть, имел при себе хорошего первого министра. Но кто это там? Я слышу голоса в кустах. Какие-нибудь злоумышленники… Пущу-ка я в ход свое назначение. Подойдем поближе и посмотрим, что там такое.
Ричард и его кузина отошли довольно далеко от дома и находились на поляне за деревней. Здесь все «улучшения» ограничились покамест просекой через сосновый лес, заросший кустарниками и мелкими сосенками. Их шаги заглушались шумом ветра и шорохом ветвей, а деревья закрывали их фигуры, так что они подошли незамеченными к тому месту, где молодой охотник, Кожаный Чулок и индейский вождь сошлись для какого-то серьезного совещания. Первый говорил с жаром и, по-видимому, придавал предмету, о котором шла речь, важное значение, а Натти слушал его с необычайным вниманием. Могикан стоял несколько в стороне от них, понурив голову. Лицо его было закрыто прядями волос, и вся поза его была какой-то пришибленной.
— Уйдем, кузен,— прошептала Елизавета,— мы не имеем права подслушивать секреты этих людей.
— Не имеем права! — возразил Ричард так же тихо, удерживая ее руку.— Вы забываете, кузина, что мой долг блюсти порядок в графстве и следить за исполнением законов. Эти бродяги часто совершают бесчинства, хотя я не думаю, чтобы Джон мог затеять что-нибудь дурное. Бедняга! Он напился до положения риз вечером и, кажется, до сих пор еще не оправился. Подойдемте поближе и послушаем, что они говорят.
Несмотря на сопротивление девушки, Ричард одержал верх, и они подошли так близко, что могли слышать разговор.
— Надо добыть птицу,— сказал Натти,— во что бы то ни стало. Ох-хо-хо, я помню, малый, время, когда индейки попадались здесь на каждом шагу, а теперь за ними нужно идти в Виргинские леса. Конечно, откормленная индейка не то, что куропатка. Хотя, по-моему, нет ничего лучше бобрового хвоста и медвежьего окорока. Ну, да у всякого свой вкус. Я отдал все, кроме этого шиллинга, французскому торговцу за порох, так что, если у вас ничего нет, то мы имеем только один выстрел. Я знаю, что Билли Кэрби тоже намерен попытать счастье. У Джона верный глаз, а у меня иногда дрожит рука, если дело не совсем обыкновенное, и я боюсь промахнуться. Осенью, когда я убил медведицу, я уложил ее одним выстрелом, но тут совсем другое дело, мистер Оливер!
— Вот,— сказал молодой человек таким тоном, как-будто сознание своей бедности доставляло ему какое-то горькое удовольствие,— вот все мое богатство: этот шиллинг да ружье! Теперь я в самом деле стал лесным человеком и могу рассчитывать только на охоту. Идем, Натти, доставим последний шиллинг на эту птицу, вы не промахнетесь.
— Не лучше ли Джону попытать счастье? Я не могу стрелять спокойно, зная, как важно вам получить птицу, и, пожалуй, промахнусь. Индеец же стреляет всегда одинаково, его ничто не смутит. Слышишь, Джон, бери шиллинг и мое ружье и попробуй убить индейку. Мистеру Оливеру очень важно иметь ее, а я не могу стрелять спокойно.
Индеец угрюмо поднял голову и, пристально посмотрев на своих собеседников, сказал:
— Когда Джон был молод, пуля его летела прямо, как взгляд. Женщины мингов кричали, услыхав его выстрел. Воины мингов становились женщинами. Орел поднимался за облака, когда пролетал над вигвамом Чингачгука. Но,— прибавил он, в волнении повышая голос до резких, пронзительных нот и протягивая руки,— взгляните: они дрожат, как тело лани, заслышавшей волчий вой. Не оттого ли, что Джон стар? Но когда же семьдесят зим превращали могикана в женщину? Нет! Бледнолицый принес ему старость: ром — томагавк бледнолицего!
— Зачем же вы пьете ром, старина? — воскликнул молодой человек.— Зачем вы унижаете себя, превращаясь в скота?
— В скота? Значит, Джон — скот? — медленно возразил индеец.— Да, ты не солгал, сын Пожирателя Огня! Джон — скот. Когда-то огни были редки на этих холмах. Лань лизала руки бледнолицего, птица садилась ему на голову. Они еще не знали его. Мои отцы пришли сюда с берегов соленого озера. Они бежали от рома. Они собрались к своим дедам и жили в мире. Их томагавк поднимался только для того, чтобы раздробить голову минга. Они собирались вокруг костра совета, и то, что они решали — исполнялось. Тогда Джон был человеком. Но воины и торговцы со светлыми глазами последовали за ними. Одни принесли длинные ножи, другие принесли ром. Их было больше, чем сосен на горах, и они затушили костры совета и завладели землями. Злой дух был заключен в бочонках с ромом, и они выпустили его на волю. Да, да, ты не солгал, Молодой Орел: Джон — христианский скот.
— Простите меня, старый воин! — воскликнул юноша, хватая его руку.— Не мне бы упрекать вас! Пусть проклятие тяготеет над алчностью, погубившей такое благородное племя! Вспомните, Джон, что я принадлежу к вашей семье, и это моя величайшая гордость.
Лицо могикана смягчилось, и он сказал ласково:
— Ты делавар, сын мой; я не слышал твоих слов. Но Джон не может стрелять.
— Я так и думал, что в нем есть индейская кровь,— прошептал Ричард,— по его неловкому обращению с моими лошадьми. Индейцы ведь не употребляют сбрую. Но бедный малый будет иметь два выстрела, если ему так хочется получить эту индейку; я дам ему шиллинг, хотя, быть может, лучше было бы мне самому выстрелить за него. Как я вижу, там, в кустах, устраивается рождественское состязание в стрельбе по индейке — слышите смех и голоса? Видно, этот малый большой охотник до индейки. Впрочем, мясо ее действительно вкусно.
— Послушайте, кузен Ричард,— возразила Елизавета, удерживая его,— деликатно ли будет предложить шиллинг джентльмену?
— Опять джентльмену! Неужели вы думаете, что метис {Метис — человек, происшедший от смешанного брака индейца и белой или наоборот. (Примеч. ред.).} откажется от денег? Нет, нет, мисс, он возьмет шиллинг; да и от рома не откажется, даром что проповедует трезвость. Но я дал ему лишний шанс выиграть индейку, потому что Билли Кэрби один из лучших стрелков в стране, то есть за исключением… одного джентльмена.
— Ну, если так,— сказала Елизавета, видя, что с ним ничего не поделаешь,— то я сама поговорю с ними, Сэр!
Она опередила своего кузена и решительно вышла из-за кустов на полянку, где собралось трое охотников. При ее появлении молодой человек вздрогнул и сделал недвусмысленное движение, показывавшее его желание уйти, но, опомнившись, приподнял шляпу и поклонился, а затем принял прежнюю позу. Ни Натти, ни могикан ничем не выразили своего удивления, хотя появление Елизаветы было для них совершенно неожиданным.
— Я узнала,— сказала она,— что старинный рождественский обычай стрельбы в индейку еще не вышел из употребления. Я хочу попытать счастья. Кто из вас согласен выстрелить за меня, уплатив эту монету?
— Разве это подходящее занятие для леди? — воскликнул молодой охотник с жаром, показывавшим, что он не успел обдумать своих слов.
— Почему же нет, сэр? Если оно бесчеловечно, то вина лежит не на мне. У меня могут быть свои фантазии, как и у других. Впрочем, я не прошу вашей помощи, но вот старый лесной ветеран,— прибавила она, обращаясь к Натти и вкладывая доллар в его руку,— он, наверное, будет настолько любезен, что не откажет мне в выстреле.
Кожаный Чулок опустил доллар в карман, засмеялся своим молчаливым смехом и, вскинув ружье на плечо, сказал:
— Если Билли Кэрби не застрелит птицу раньше меня и если французский порох не отсыреет в это туманное утро, то через несколько минут вы увидите убитую индейку, лучше которой не подавалось на стол судьи. Я видел на Могауке и Скогари голландских женщин, которые охотно участвовали в таких увеселениях, так что вы напрасно осуждаете леди, мистер Оливер! Идемте, а не то опоздаем.
— Но я имею право на выстрел раньше вас, Натти, и сначала сам попытаю счастье. Вы меня извините, мисс Темпль, у меня есть серьезные причины добиваться этой птицы, и хотя это может показаться нелюбезным, но я настаиваю на своем праве.
— Настаивайте на всем, что вам принадлежит, сэр,— возразила девушка,— мы оба соискатели, а вот мой рыцарь. Я вверяю свое счастье его руке и глазу. Ведите нас, сэр Кожаный Чулок, а мы следуем за вами.
Натти, которому, по-видимому, пришлись по душе свободные манеры девушки, так неожиданно возложившей на него необычное поручение, отвечал на ее улыбку своим характерным смехом и пошел по снегу к тому месту, откуда раздавались веселые голоса и смех. Его товарищи последовали за ним. На ходу молодой человек несколько раз с видимым смущением оглядывался на Елизавету, которую задержал на минуту Ричард.
— Мне кажется, мисс Темпль,— сказал Джонсон, когда остальные отошли на такое расстояние, что не могли их слышать,— что если вам действительно хочется выиграть индейку, то не следовало бы поручать это постороннему человеку, да еще Кожаному Чулку. Но я не верю, что вы затеяли это серьезно, потому что у вашего отца пятьдесят индеек, которых я откормил на славу. Шесть из них я для опыта откормил толченым кирпичом с…
— Довольно, кузен Дик,— перебила девушка,— я хочу выиграть эту птицу и поручила это сделать мистеру Кожаному Чулку.
— Неужели вы никогда не слыхали, как я стрелял в волка, который утащил овцу из стада вашего отца? Он вскинул ее себе на спину, и если бы голова волка была на моей стороне, я убил бы его, но так как она была заслонена…
— То вы убили овцу! Я знаю это хорошо, дорогой кузен! Но разве главному шерифу… прилично участвовать в подобных увеселениях?
— Я вовсе не собирался стрелять сам,— возразил мистер Джонс.— Но идем за ними и посмотрим на стрельбу. Будьте покойны, здесь нечего опасаться женщине, а тем более вам и в моем присутствии.
— Я ничего не боюсь, сэр, особенно, когда нахожусь под охраной «высшей исполнительной власти в стране».
Она взяла его под руку, и он повел ее между кустами на стрельбище, где собралось большинство молодых людей деревни, к которым уже присоединились Натти и его товарищи.
Отзывы о сказке / рассказе: