Джеймс Фенимор Купер — Сатанстое

ГЛАВА XII

Вино ударяет им в голову, и разум мутится. Безумие занимает его место, и вскоре их шутки становятся богохульством.

Общество друзей морали

Мы продолжали свою прогулку и, идя вверх по главной улице, были немало поражены, увидев, что взрослые молодые люди в Альбани занимаются катанием с гор на салазках. У нас в Нью-Йорке этим забавляются мальчишки лет четырнадцати; здесь же вся блестящая молодежь предавалась этому спорту на главной улице, идущей крутым спуском под гору. Садились на салазки или саночки у голландской церкви и съезжали дальше английской; даже офицеры группами выходили из форта, садились на салазки и со смехом катились с горы.

— Хотите попробовать? — предложил мне Гурт. — Вот хорошие большие салазки; вам нечего бояться; я ручаюсь за вашу безопасность!

— Не стары ли мы с вами для такой забавы, да еще на главной улице города? — заметил я.

— Полноте, что вы! Здесь это принято. Даже дамы доверяют мне свою судьбу при этих спусках, и никогда еще со мной ничего не случалось.

— Как? Дамы? Неужели они решаются скатываться с гор таким образом?

— Да почему же нет? Это очень весело, особенно в лунные ночи! Смотрите, вот и капитан Маузон, всеми уважаемый и не слишком юный офицер, готовится скатиться вниз! Садитесь за даму и предоставьте все остальное мне!

Отказать не было возможности, и я сел. В одну секунду Гурт встал за моей спиной, и с захватывающей дух скоростью мы понеслись вниз. Признаюсь, при этом я испытывал живейшее удовольствие и, кроме него, не думал ни о чем. Мы благополучно пронеслись вдоль всей улицы, и на нашем пути почтенные люди кричали: «Браво, Гурт! Молодчина, Тен-Эйк! » По-видимому, все в городе его знали и любили. В тот момент, когда мы заворачивали за церковь, желая прокатиться еще дальше, до самой набережной, нам навстречу откуда-то выехал экипаж, запряженный парой горячих лошадей. Я был уверен, что мы несемся прямо под ноги этим рысакам. Но Гурт, заметив опасность вовремя, сильным толчком заставили наши саночки описать круг, причем мы оба вылетели на снег и покатились друг за другом под гору. Спустя минуту, вывалявшись в снегу, мы вскочили на ноги как раз перед экипажем, который кучеру удалось остановить вовремя, чтобы избежать несчастья. Каков же был мой ужас, когда я увидел, что в экипаже сидели Аннеке Мордаунт и Мэри

Уаллас, а негр, их возница, хохотал без удержу, глядя на нас.

— Мистер Литльпэдж! — невольно воскликнула Аннеке.

— Мистер Гурт Тен-Эйк! — вырвалось и у Мэри Уаллас восклицание, полное упрека.

— К вашим услугам, как всегда! — отозвался неугомонный весельчак. — Не подумайте, пожалуйста, что виной тому была моя неловкость! Нет, это вина шалопая-мальчишки, который должен стоять на углу улицы и предупреждать о выезде экипажа; он куда-то сбежал со своего поста. Пусть только одна из вас, мадемуазель, согласится сделать мне честь скатиться на моих саночках, и я клянусь своей честью, что скачу ее со скоростью ветра, не помяв ни одной ленточки!

Мэри Уаллас ничего на это не сказала, но Аннеке ответила за нее с большей живостью, чем я от нее ожидал.

— Нет, мистер Тен-Эйк, — сказала она, — когда Мэри и мне придет фантазия превратиться вновь в девочек-подростков, то мы обратимся к маленьким мальчуганам, которым приличествует эта забава, а не ко взрослым людям, которым пора бы и забыть о ней. Помпеи, поезжай домой! — добавила она, обращаясь к негру-кучеру, и, кивнув довольно холодно головой в нашу сторону, обе дамы скрылись из глаз.

Будь они уроженками Альбани, они, конечно, позабавились бы нашим приключением, но они были нью-йоркскими дамами и совершенно иначе смотрели на вещи. Нам ничего не оставалось, как почтительнейше поклониться и молчать.

— Нет, вы только посмотрите, мистер Литльпэдж, — возмутился Гурт, — ведь это, пожалуй, на целую неделю хватит холодных взглядов и безмолвной укоризны! А за что? За то, что я всего на каких-нибудь четыре года старше того возраста, в котором, по их мнению, это удовольствие дозволительно! А вам который год, можно спросить?

— Мне только что исполнился двадцать один год! — сказал я. — Лучше бы я был грудным младенцем!

— Ну, уж это вы через край хватили, мой милый!

Достаточно было бы стать школьником. Но не будем унывать! Я люблю веселиться и не раз говорил это самой мисс Уаллас, и знаете, что она мне на это отвечала? Что следует в известном возрасте быть более серьезным и думать о благе своей родины. Но ведь можно и о родине думать, и с гор кататься. Если можно, не роняя своего достоинства, бегать на коньках, то почему нельзя кататься с гор? Но она прочла мне по этому случаю целую проповедь!

— Что же, это добрый знак, — заметил я, — наставления читают только тем, кем интересуются!

— В самом деле?! А мне это и в голову не пришло! Подумайте, мисс Мэри еще говорит мне, что такому человеку, как я, стыдно сидеть сложа руки, когда кругом дерутся, то есть воюют. Как вам кажется, естественно ли со стороны девушки желать, чтобы ее возлюбленный подставлял грудь под пули?

— Благодарите Бога за то, что вами занимаются, Гурт! Но мне пора домой, меня ждет мистер Ворден: я обещал вернуться к шести часам!

Почти у дверей нашей гостиницы я встретил Дирка, сияющего и счастливого.

— Я только что видел Аннеке и Мэри Уаллас, — сказал он, — и они остановились, чтобы поговорить со мной. Мордаунты устроились здесь своим хозяйством и рассчитывают пробыть до середины лета. Нас ждут в любой день к обеду, потому что после истории со львом ты стал там общим любимцем!

— Так мисс Аннеке тебе сказала, что она рада будет видеть нас с тобой у себя, как прежде?

— Ну конечно! Я могу повторить тебе слово в слово то, что она сказала: «Кузен Дирк. всегда, когда вам будет можно, я буду рада вас видеть у нас, и надеюсь, что вы приведете к нам и вашего священника, о котором вы мне рассказывали!»

— А о Язоне Ньюкеме или Корни Литльпэдже она не упомянула? Мое имя не было произнесено в разговоре? — встревоженным голосом осведомился я.

— Нет, хотя я много раз упоминал о тебе; я рассказал ей, как ты выгодно продал все, что твой отец поручил тебе продать, и вообще мы очень много говорили о тебе!

— Прекрасно, но которая из барышень говорила что-нибудь обо мне?

— Ах да! Теперь припомнил, что Аннеке сказала что-то такое, чего я не понял. Она сказала так: «Я встретила мистера Литльпэджа; он как будто вырос с тех пор, как я его видела последний раз, он скоро будет настоящим мужчиной…» Понимаешь ты это, Корни?

— Да, понимаю, Дирк, понимаю! Я не рад даже, что попал в Альбани! Но посмотри, Бога ради, что я вижу! Ведь это наш Язон!

Действительно, в этот самый момент мимо нас на салазках катил мистер Ньюкем в своем яблочно-зеленом фраке, широко расставив ноги в пестрых чулках и башмаках с большими серебряными пряжками.

— А ведь это, вероятно, очень весело, Корни, — сказал Дирк, — мне положительно хочется попросить у него салазки и скатиться самому раза два с горы!

— Сделай это, Дирк, и тогда тебе не видать мисс Аннеке, как своих ушей! Она не любит, чтобы взрослые мужчины забавлялись, как дети!

Дирк широко раскрыл глаза, но не сказал ни слова. Мы застали старика Вордена в превосходнейшем настроении духа. Он сообщил, что познакомился с несколькими английскими офицерами и получил много приглашений, поздравил меня с успешной продажей и вообще был доволен и собой, и другими.

В назначенное время Гурт явился за нами, как обещал, и по пути стал знакомить нас с тем обществом, в которое готовился ввести.

— Наша компания состоит из самых приятных, веселых и порядочных молодых людей города; собираемся мы обыкновенно раза два в месяц у одного милого старого холостяка по имени Ван Брюнт, весьма сведущего в вопросах религии и большого охотника побеседовать на эту тему! — говорил мой новый знакомый.

Придя к дому этого почтенного холостяка, Гурт вошел первый, не постучав в двери. Весь маленький клуб, состоявший из двенадцати человек, был в сборе. Все это были по большей части голландцы, с виду сдержанные, миролюбивые и флегматичные, но весьма буйные и шумливые, когда разойдутся; а об альбанийцах я не раз слышал как о больших затейниках и шалунах.

Нас встретили очень сердечно и радушно; все именовали мистера Вордена «преподобием» и, по-видимому, намеревались держать себя скромно и прилично. Ван Брюнт был человек лет сорока пяти, коренастый, плечистый, с красным лицом и довольно свободным обращением, вследствие постоянного вращения в тесном товарищеском кругу молодежи.

— Не находите ли вы, господа, что стоять и смотреть друг другу в глаза — занятие довольно скучное и притом возбуждающее жажду? А потому, мне кажется, нам следует прежде всего выпить по стакану доброго пунша! Это освежает и горло, и мысли! Ну-ка, Гурт, чаша с пуншем как раз у вас за спиной! — начал хозяин.

Гурт тотчас же наполнил стаканы и угостил всех превосходнейшим пуншем, который мне показался, однако, очень крепким. Но Гурт, выпив один стакан, налил себе другой и, не задумываясь, выпил и его. Громадная чаша живо опустела, и Гурт опрокинул ее вверх дном, дабы не было сомнения. Присутствующие, полагая, что мистер Ворден не понимает по-голландски, разговаривали преимущественно по-английски. Вскоре принесли другую чашу пунша, и после второго и третьего, а для некоторых и четвертого стакана разговор стал еще оживленнее. Больше всех пил Гурт, но вино не производило на него ни малейшего действия.

Все были веселы и в прекрасном расположении духа, когда в дверях появился негр с растерянной физиономией и знаками вызвал хозяина. Вслед за хозяином исчез и Гурт, но он вернулся очень скоро и, отозвав в сторону еще двух-трех человек из клуба, стал с ними о чем-то озабоченно совещаться. До меня из их разговора доносились только бессвязные отдельные слова: «У старого Койлера… вот ужин достойный богов… утки, дичь, паштет… все нас знают… это не выгорит!.. Вот бы его преподобие!.. Чужие! Как быть?»

Из того, что я уловил, я понял, что нашему ужину грозит какая-то беда… Главную роль в совещании играл, несомненно, Гурт; все его слушали и в большинстве поддакивали ему. Наконец он выступил на середину и обратился к нам с такой речью:

— Господа, я должен сказать, что у нас в Альбани среди молодежи в обычае многое, что, вероятно, не принято у вас в столице. Так, у нас принято делать хищнические набеги на птичники и курятники соседей и ужинать за их счет! Не знаю, как вы на это смотрите, господа, но что касается меня, то выкраденная таким образом птица — утки, гуси, индюшки и куры — мне кажется много вкуснее и сочнее приобретенной на базаре. Но на этот раз у нас был изготовлен самым законным путем приобретенный ужин, который, однако, благодаря той же теории, вдруг бесследно исчез из кухни, став наживой какой-нибудь другой предприимчивой компании.

— Как так? Похищен целый ужин? — встревожился не на шутку мистер Ворден.

— Да, весь, до последней крохи! Не осталось ни крылышка, ни ребрышка, даже ни одной картофелины — унесли все до последней корки хлеба!

— Кто же? Кто мог на это отважиться?

— Пока это еще покрыто мраком неизвестности; все было сделано так ловко, так тонко, что никто ничего не видел. Кто-то под окнами крикнул: «Пожар! «, наши слуги выбежали посмотреть, где горит, и в этот момент ужин исчез.

— Боже мой, какое несчастье! Какое злодейство!

— Нет, ваше преподобие. Это просто шалость, забавная проделка кого-нибудь из наших друзей, вздумавших угоститься за наш счет, и если вы не поможете нам вернуть наш ужин, то они и съедят его за наше здоровье, а мы останемся ни с чем!

— Я могу помочь вам, говорите вы? Да я готов сделать что угодно, чтобы вернуть ваш ужин!

— Вот видите ли, наш ужин находится в двух шагах отсюда, и ничего не может быть легче, как вернуть его. Необходимо только выманить на время, из кухни старую Доротею и задержать ее хотя бы всего на пять минут. Нас она всех в лицо знает и сразу заподозрит, в чем дело. Но вы, мистер Ворден, чужой человек, да еще духовное лицо, а она такая набожная и без ума от духовенства. Если вы поговорите с ней несколько минут, то это все, что нам надо.

— Я весь к вашим услугам, — заявил мистер Ворден, — мы, по справедливости, вправе отнять то, что взяли у нас!

Сказано — сделано. Гурт с несколькими товарища-ми, захватив большие корзины, накрытые салфетками, задним ходом пробрались в кухню соседнего дома в то время, как мистер Ворден в сопровождении меня пошел улицей к крыльцу, над которым висел зажженный фонарь, и мы подумали, что здесь помещается какая-нибудь гостиница или ресторан.

Маленький негритенок выманил старуху Доротею на крыльцо, сказав ей, что ее спрашивает какой-то священник. Завидев священника, старуха рассыпалась в любезностях в его адрес, а мистер Ворден принялся ласково внушать ей, что воровство есть грех, что это поступок непростительный, противный христианской морали и тому подобное. Напрасно бедная Доротея старалась его уверить, что она никогда ничего не воровала и хозяина своего никогда не обсчитывает, что даже остатки холодного мяса без его личного приказания или разрешения не отдает бедным. Наконец пронзительный свист возвестил нам, что ужин наш водворен на место. Тогда мистер Ворден простился со своей собеседницей, и мы вместе вернулись к своим друзьям. Гурт подошел к нам и благодарил за оказанное содействие, после чего все мы весело сели за стол.

Ужин был приготовлен на славу, и все оказали ему должную честь; в продолжение нескольких минут ничего не было слышно, кроме шума ножей и вилок; затем стали пить за здоровье, провозглашать тосты и в заключение петь песни и рассказывать забавные случаи из своей или чужой жизни.

Гурт спел несколько песенок частью английских, частью голландских; все ему шумно аплодировали; голос у него был звучный и приятный, и все слушали его с удовольствием.

Когда шум аплодисментов несколько затих, Гурт предложил, чтобы каждый из присутствующих предложил тост непременно за даму, и первый пример, как старший из присутствующих, должен подать его преподобие.

— Непременно за даму, господа? — спросил мистер Ворден. — Ну что же, если уж таково ваше условие, то я готов! Надеюсь, что вы найдете ее столь же уважаемой, как и я! Пью за нашу общую мать, за святую церковь!

Все приветствовали громкими криками находчивость его преподобия, и затем Ван Брюнт торжественно объявил, что очередь за мной.

— Господа, я пью за мисс Аннеке Мордаунт, о которой все вы, вероятно, слышали!

— За мисс Аннеке Мордаунт! — сдержанным хором подхватили присутствующие.

— Ваша очередь, Гурт!

— Я пью за мисс Мэри Уаллас! — громко и торжественно произнес он, и на мгновение красивое лицо его приняло серьезное, почти благоговейное выражение.

— Право, я мог это наперед сказать, Гурт! — воскликнул Ван Брюнт. — Вот уже десятый раз вы неизменно провозглашаете этот самый тост!

— И это еще не последний раз вы его слышите, друг мой, так как я и впредь никогда не буду провозглашать другого тоста, кроме этого! — решительно заявил он в тот момент, когда в дверях появилась фигура констебля.

— А-а, господин констебль, — весело воскликнул Гурт, — чем обязан чести вашего посещения в такое позднее время?

— Делам службы, мистер Гурт! Прошу покорно извинения, что потревожил, — ответил констебль, маленький пузатенький голландец, весьма добродушного вида, немилосердно коверкавший английский язык. — Если разрешите, позволю себе передать вам возложенное на меня поручение!

УжасноПлохоНеплохоХорошоОтлично! (Пока оценок нет)
Понравилась сказка или повесть? Поделитесь с друзьями!
Категории сказки "Джеймс Фенимор Купер — Сатанстое":

Отзывы о сказке / рассказе:

Читать сказку "Джеймс Фенимор Купер — Сатанстое" на сайте РуСтих онлайн: лучшие народные сказки для детей и взрослых. Поучительные сказки для мальчиков и девочек для чтения в детском саду, школе или на ночь.