Джеймс Фенимор Купер — Землемер

Глава IV

Беатриса. Меня, против моего желания, послали звать вас обедать.

Бенедикт. Благодарю вас за труд, прекрасная Беатриса.

Беатриса. Этот труд ничего мне не стоит, точно так же, как вам ваша благодарность. Если бы можно было, я не пришла бы.

«Много шума из ничего»

На крыльце дома в Сатанстое нас ожидали бабушка и Томас, или, как звали его уменьшительно. Том Бэйярд.

С первого взгляда, брошенного на Тома, я почувствовал сразу, что полюблю будущего моего зятя, со второго же я заметил, что он занят только моей сестрой и никем больше. Это открытие было для меня очень приятным. Я никогда не был бы спокойным, если бы сестра моя, эта милая девушка, досталась человеку, который не сумел бы оценить ни достоинств ее, ни красоты. Моя добрая и, несмотря на полные шестьдесят лет, бодрая бабушка, приняла нас очень ласково и радушно; впрочем, она всегда нежно любила меня.

Том Бэйярд поклонился мне очень вежливо; легкая краска, выступившая на его лице, как будто говорила:

«Я жених вашей сестры». Вообще, поведение его мне понравилось. Он не подбегал ко мне, не жал моей руки изо всех сил, как это делают многие, встретив человека первый раз в жизни. Он держал себя прилично, скромно, и только улыбка его показывала, как было бы ему приятно познакомиться со мной поближе.

В зале нас встретила мисс Присцилла. Почему она не вышла встретить нас на крыльцо — не знаю. Она была очаровательна. Прекрасные черные глаза, тонкая, стройная фигурка; грациозные светские манеры были обворожительны. Кэт и Присс, как звали ее обычно, дружески поцеловались. Меня мисс Бэйярд встретила очень спокойно, но ласково, хотя я, по некоторым, едва заметным признакам, догадался, что она уже не раз слышала, как ее имя примешивали к моему. Вероятно, Кэт в минуты откровенности проговорилась когда-нибудь.

Вскоре бабушка объявила нам, что мы останемся ночевать в Сатанстое. Никто не противился этому приглашению. Находясь в этом мирном доме, в малочисленном, но избранном кругу людей, я вскоре так близко познакомился со всеми, что к концу обеда мне показалось, что я окружен старыми друзьями. По взглядам Тома и моей сестры я заметил, что свадьба их — дело решенное.

Некоторое время мисс Присцилла как бы чуждалась нас, но вскоре она отбросила принужденность и стала такой, какой была всегда, то есть очаровательной. Я вынужден был сознаться в этом, да, вынужден, потому что остерегался ее и не хотел влюбляться в девушку, которая, несмотря на всю свою любезность, могла иметь дурной характер; а между тем, как мне показалось, ее непременно прочили за меня. Даже добрая бабушка была, по-видимому, в заговоре. Это ясно доказывал ее взгляд, беспрестанно обращенный то на Присс, то на меня, и радостная улыбка, появлявшаяся на ее лице, когда я начинал говорить с Присциллой.

Сватовство было давней страстью бабушки. Я слышал, что она старалась устроить свадьбу моих родителей за целые два года до того, как о ней стали говорить; и поэтому она воображала, что этим счастливым союзом были обязаны ей одной. Воспоминание об этом успехе заставляло ее и во второй раз отважиться на такое дело, и поэтому я начинал подозревать: не собрала ли она нас под одну крышу собственно для того, чтобы осуществить свои планы насчет моей женитьбы.

Вечером мы согласились воспользоваться свежестью воздуха и прогуляться по окрестностям Сатанстое. В одном было затруднение: какую дорогу нам выбрать.

Кэт взяла на себя обязанности быть нашим провожатым и повела нас по берегу ручья. С обеих сторон возвышались скалы, а по самому берегу густой, плотный слой песка образовал прекрасную дорогу. Она была такая широкая, что мы могли идти все рядом. Мисс Бэйярд изъявила желание идти с моей сестрой. Я отстал немного, подошел к Тому и стал с ним разговаривать. Я рад был случаю узнать поближе того человека, который вскоре должен был стать членом нашей семьи.

Мы говорили о многом, наконец, разговор незаметно перешел на последние военные действия и на последствия, которые могли произойти от них со временем. Я знал, что многие члены семейства Вэйярдов приняли сторону короля и что имения их были конфискованы, но я знал также, что остальные были на противной стороне, и поэтому думал, что и Том принадлежал к числу последних. Вскоре, однако, я узнал, что он умеренный тори, желавший, чтобы мы получили удовлетворение в ответ на все наши справедливые требования, но чтобы вместе с тем оба государства остались неразделенными. Так как всем было известно, что Литтлпэджи, отец, сын и внук, были всегда противоположного мнения, чем семейство Бэйярдов, поэтому мне в Томе очень понравилась откровенность его.

— Разве вы не согласны, — сказал я ему, — что само расстояние между двумя странами должно, рано или поздно, привести к разрыву между ними? Невозможно, чтобы страны, разделенные океаном, могли долгое время составлять одно целое. Предположим, что разрыв этот преждевременный, чего я, впрочем, не признаю, но и тогда это такое несчастье, которое с каждым днем будет ослабевать все больше и больше.

— Разрывы в семействе всегда тягостны, майор Литтлпэдж, особенно если от них появляется вражда.

С последним словом Том бросил на меня почти умоляющий взгляд; по этому взгляду я легко убедился, что мнения наши не будут одинаковыми. Кэт и ее подруга присоединились к нам в конце разговора. К большому разочарованию, я узнал, что сестра моя защищает мнение Тома с большим жаром, чем следовало бы защищать урожденной Литтлпэдж. К великому удивлению, мисс Присцилла оказалась ревностной и даже слепой патриоткой. Она с жаром высказывалась против мнения брата и защищала все меры и учреждения чисто американские.

Признаюсь, я не был так снисходителен к патриотизму мисс Бэйярд, как к мнению моей сестры. Мне казалось естественным, что Кэт увлеклась мнением человека, за которого должна была вскоре выйти замуж.

Гораздо строже я судил ее приятельницу. Для меня было странно, что она, принадлежа к семейству тори, так легко перешла на сторону человека, которого не могла любить, потому что видела первый раз в жизни.

— Не правда ли, майор? — сказала Присцилла, устремив на меня блестящие и одушевленные глаза, как будто бы ее слова выходили прямо из сердца. — Не правда ли, что Америка вышла из этой борьбы с такой неувядаемой славой, что ее история, даже через тысячу лет, будет удивлять и восхищать каждого?

— Это зависит от того, какова будет ее история впереди. Первые исторические сведения о всех великих нациях поселяют в нас удивление, тогда как даже более знаменательные факты исчезают, если они совершены народом незначительным.

Сказав это, я отдалился от Присциллы под предлогом, что хочу набрать раковин. Вскоре ко мне подошла сестра.

— Видишь ли, — сказала она, — Присс неустрашимый виг, не правда ли?

— Именно, неустрашимый. Это удивляет меня, тем более, что я считал Бэйярдов совершенно противоположного мнения.

— И ты не ошибался. Том довольно умерен, но Присс — виг почти с тех пор, как я познакомилась с ней.

— Как, почти? Значит, она была раньше не тем?

— Не забудь, что мы обе очень еще молоды, а молодые девушки при вступлении в свет редко имеют свое собственное мнение; в течение трех лет взгляды ее постепенно изменились, и она все больше и больше становилась вигом. Не правда ли, она очень хороша собой?

— Хороша? Нет, этого мало: она восхитительна, очаровательна и сверх всего — виг!

— Я знала, что она понравится тебе! — воскликнула торжествующая Кэт. — Итак, моя любимая мечта осуществится!

— Твоя любимая мечта?.. Какая?.. Надеюсь, что эта мечта — не брак Литльпэджа с девицей Бэйярд.

Кэт засмеялась, желая скрыть свое замешательство.

Вскоре мы присоединились к нашим спутникам. Вероятно слепой случай был причиной того, что Кэт пошла с Томом, а я очутился возле Присциллы. Не знаю, о чем говорили молодые люди, шедшие впереди нас, хотя не трудно было угадать, но мой хорошенький виг возобновил разговор о политике.

— Вы, наверное, удивились, майор, — сказала она, — когда услышали, как горячо я заступалась за свое мнение. Мой брат не такой ревностный американец, как я.

— Впрочем, я не обвиняю его за преданность к партии побежденных.

— Он, по крайней мере, чистосердечно высказывает свое мнение, майор, и мне кажется, что эта откровенность должна расположить вас в его пользу. Я желала бы этого от всей души, потому что от этого зависит судьба очень милых людей. Так как я единственный виг в семействе, то считаю своей обязанностью защищать нежно любимого брата.

Славно, подумал я: тактика довольно понятная, но я не так глуп, чтобы позволить явно обманывать себя. Не понимаю я эту девушку! По внешнему виду она, кажется, сама невинность и чистосердечность… Она — одно из прекраснейших существ, каких я только встречал до сих пор. Не нужно, однако, чтобы она заметила, что я ее остерегаюсь.., будем тверды и отразим хитрость хитростью. Забавно было бы, если б я, храбро командовавший отрядом, позволил водить себя за нос какой-нибудь девочке, которая, предположим, была бы даже прекраснее и наивнее этой очаровательной Присс.

Говоря внутренне с самим собой, можно за короткое время наговорить очень много, и поэтому мои последние рассуждения продолжались не больше нескольких секунд.

— Не понимаю, — ответил я, немного переждав, своей прекрасной спутнице — почему господин Бэйярд так сильно заботится о моем мнении? Я никогда не осуждаю за то, что думают иначе, чем я, о таких вещах, которые могут проявить неприязнь между самыми честными людьми. — Это, как мне показалось, было сказано с такой же невинностью, с какой говорила со мной моя милая собеседница.

— Как вы радуете меня, господин Литтлпэдж, говоря, что Том будет в восхищении. Я не скрою от вас, что он очень боялся свидания с вами.

Эти слова сопровождались восхитительной улыбкой, которая потом долго преследовала меня в мечтах, но я противился ее влиянию с упрямством человека, который боится быть обманутым. Однако я решился идти прямо к цели в отношении сестры и Бэйярда, а не забавляться больше пустыми намеками.

— Позвольте спросить, мисс Бэйярд, — сказал я, — какую пользу мое мнение может принести вашему брату?

— Разве вам неизвестно, о чем я говорила? — ответила с удивлением Присцилла. — Взгляните на эту пару, которая идет перед нами, и вы поймете, что ваше мнение очень важно для нее.

— Мне кажется, что то же самое можно сказать и о нас, мисс Бэйярд, по крайней мере так говорит мне мой небольшой опыт. Двое молодых людей идут вместе так же, как и мы; кавалер восхищается своей дамой, и согласитесь, что я был бы человеком без вкуса, если бы не стал восхищаться своей дамой.

Попалась, подумал я. Посмотрим, как она отразит удар.

Присцилла отделалась очень искусно: она засмеялась, а потом отстранила сравнение, во-первых, выражением лица, а во-вторых, словами:

— Это совсем другое, — сказала она. — Мы чужие друг другу, между тем как Том и Кэт давно знакомы. Мы не чувствуем никакой взаимной склонности, хотя и желаем иметь друг о друге хорошее мнение, — я, как друг вашей любимой сестры, а вы, как единственный брат моей подруги. Этим ограничивается все, что между нами может быть общего, — прибавила она заметно умышленно, — и если впоследствии, когда мы ближе узнаем друг друга, наши взаимные отношения и разовьются в чувство, то это чувство, однако, никогда не перейдет за границы искренней дружбы. Что же касается тех, которые идут впереди нас, то там совсем не то: там любят друг друга, любят искренне, любят давно… Мой брат очень заботится о том, что вы о нем будете думать. Кажется, я довольно ясно высказала вам все?

— Очень ясно, и этим вы заставляете меня быть тоже откровенным. Во-первых, я протестую против того, что было сказано о второй паре, кроме участия, принимаемого ею к первой. Во-вторых, я объявляю, что Кэт Литтлпэдж может располагать собой, как ей угодно, не заботясь о брате, и я не вижу ни в господине Томе, ни в его семействе ничего, чем мы не должны были бы гордиться. Кажется, что я тоже говорю довольно ясно?

— О, да. Благодарю вас от всей души. Признаюсь, я немного боялась за политические взгляды Тома, но, к счастью, все мои опасения рассеялись, и я не вижу больше причины беспокоиться.

— Как могли вы беспокоиться на мой счет, тогда как отец, мать и бабушка Кэт, все, если я не ошибаюсь, одобряют ее выбор.

— Ах, господин Литтлпэдж! Следовательно, вы не знаете вашего влияния на семейство. Отец ваш, матушка, сестра и бабушка — все одинаково отзываются о вас.

Когда слушаешь иногда, как генерал рассказывает о каком-нибудь военном подвиге, право, думаешь, что он командовал только небольшим отрядом, а капитан Литтлпэдж — корпусом; миссис Литтлпэдж смотрит на все вашими глазами и не имеет другого мнения, кроме вашего, во всем, даже в хозяйстве; у Кэт вечно на языке имя брата: «брат говорит это.., брат пишет это…»; а ваша бабушка думает, что ее вишни и персики не созревали, если бы майор Литтлпэдж, любимый внук ее, не сиял как яркое солнце!

Все это было сказано просто, шутя и так мило, что можно было сойти с ума.

— Вы мастерской кистью изобразили картину вымышленных семейных слабостей, мисс Бэйярд, я не скоро забуду ее. Она еще забавнее покажется в обществе, когда вспомнят, как мало майор Литтлпэдж заслуживает такого снисхождения.

— Последняя черта не принадлежит к моей картине, майор! Я от нее отказываюсь. В свете никто не узнает ее; а я и вы — не свет.

— Мы никогда не будем заменять друг для друга света. Это последнее мое замечание объясняет мою откровенность при нашем новом знакомстве. Вы понимаете теперь, почему Том так высоко ценит вас, а следовательно, и ваше мнение. Ваша сестра не вышла бы за него замуж, если бы вы плохо о нем думали.

— А иначе она выйдет за него?

— Не мне отвечать на этот вопрос. Оставим этот разговор; теперь я совершенно спокойна, зная, что вы не испытываете никакой политической неприязни к бедному Тому.

— Никакой, уверяю вас, никакой, легко быть великодушным, когда торжествуешь. Успех должен делать нас, вигов, снисходительными. Уверяю вас, что не буду возражать против политического мнения вашего брата. Матушка моя тоже придерживалась партий тори, на продолжении почти всей войны, и мне кажется, что Кэт от нее унаследовала эту приверженность.

Пока я говорил это, странная и даже, как мне показалось, тягостная улыбка появилась на лице Присциллы Бэйярд.

Заметив, что она больше не желает говорить на эту тему, я переменил разговор.

Мы с сестрой остались гостить в Сатанстое. Томас, живший недалеко, навещал нас каждый день. На протяжении этого времени я видел Присциллу два раза: один раз, когда сделал визит ее отцу, а другой — когда она приехала верхом, повидаться с сестрой.

Признаюсь, ни одна женщина не казалась мне непостижимее Присциллы.

Она была или превосходная актриса, или невинный, простодушный ребенок. Легко было заметить, что все мое семейство и даже родственники молодой девушки желали, чтобы я женился на Присс, но я не мог понять собственных ее чувств.

Она была слишком хороша, слишком грациозна, чтобы можно было на нее смотреть без восхищения, но я сомневался в ее искренности; мне казалось, что ее простота — верх искусства.

Легко угадать, что при этих обстоятельствах я берег и берег строго свое сердце, несмотря на желание моих друзей и на привлекательность мисс Байярд. Нельзя быстро влюбиться, когда подозреваешь увидеть недостатки, точно так же, как нельзя увидеть недостатки, когда уже влюблен.