Елена Ракитина — Приключения новогодних игрушек: Сказка

На данной странице представлено 10 глав из 17 для ознакомления с книгой. Полный текст произведения недоступен по просьбе правообладателя.

В ожидании праздника

Когда ёлку принесли в дом, первым её запах услышал Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.

Он проснулся и закричал:

— Эй, вы, сонные тетери! Бал!

Блестящие фонарики замигали:

— Бал! Бал! Бал!

И принялись начищать бока о старого ватного Деда Мороза. Он был глуховат, но, когда захлопали флажки, открыл глаза.

— Опять Новый год?

— Ах, ну конечно! Бал! Бал! — ответили ему, подпрыгивая, стеклянные кошки.

— В этом году я снова буду королевой ёлки! — заявила Серебряная Фея с пружинками-завитушками на голове.

— Нет уж, позвольте! — стал, как обычно, спорить Картонный Домик.

Он не начищал бока о Деда Мороза, считая это вредным, а лишь пыхтел, отдуваясь от пыли. Ему нужнее всех оказаться под потолком. Того и гляди, помнут.

— Не позволю! Никому не позволю! — грозно прикрикнула Шишка. — Я — Шишка! А шишки у ёлок висят наверху!

— Подумаешь, шишка! — зазвенела Стеклянная Сосулька. — Мои сёстры растут на крышах, которые выше ёлок. Я, может, тоже хочу быть королевой…

— А прошлогодняя трещина?! — воскликнула Снежинка.

— Подумаешь! — Сосулька посмотрелась в сияющий белый шарик. — С одного бока немножко… Если правильно повесить, то и не видно.

— Опомнитесь, на вас и ниток-то нет! — заверещал Разноцветный Попугай на прищепке.

Он был немножко красный, немножко синий, немножко зелёный и очень этим гордился.

Те игрушки, что растеряли нитки, смущённо переглянулись.

— Ничего, привяжут, — важно ответил Снеговик. — Но Новый год — это я, а не вы.

Он поправил поролоновую морковку и подмигнул Снежинке:

— Снег выше всего. Он над всеми домами кружится и даже над самолётами.

Снеговик принялся карабкаться к крышке, расталкивая соседей. Всем известно, что те игрушки, которые лежат сверху, вешают на ёлку первыми. За ним поспешили Картонный Домик, Серебряная Фея, Сосулька и Шишка.

— Выскочки! — заметил Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. Он был любимым шаром мамы и никуда не торопился.

Маленький Ослик забился в угол и думал только об одном: как сделать так, чтобы его достали последним?

В прошлый раз он спрятался в ватной бороде Деда Мороза, но теперь к нему не пробраться. Все чистились о красный потрёпанный тулуп. Все хотели сиять ярче, чтобы огни гирлянды, когда её зажгут, танцевали в них золотыми искорками.

На балу, таком весёлом и коротком, каждой игрушке хочется быть самой красивой. Весь год, сквозь дрёму, они вспоминают праздник. Весь год мечтают о следующем. Весь год беспокоятся: каким он будет? Какую привяжут нитку? Как высоко повесят? Будет ли видно телевизор? Не разобьют? Удастся ли поболтать с новичками: мандаринами и конфетами, которые висят совсем недолго и никогда не ложатся в коробку?

Только Ослик ни о чём таком не думал. Он никогда не видел комнату сверху. Никогда не начищал бока, не боялся разбиться. И нитку к нему не привязывали. Он был Пластилиновым Осликом, которого слепил Павлик.

Вокруг синего туловища намотан жёлтый шнурок — великолепная попона, концы которой разлохматились и превратились в уздечку. Ослик может везти тележку из спичечной коробки и вообще всё, что привяжут. Его слепили, чтобы играть.

Ослик залез под серпантин и мечтал только об одном: оказаться последним, висеть пониже, чтобы Павлик увидел и вспомнил его.

Павлик — это мама. Павлик — это папа. У него тёплые ладошки и большие серые глаза. Он умеет всё на свете: читать вверх ногами книжки, строить башни, спасать принцесс и медведей. Он лепит шарики, змей и огурцы. А бегает так, что даже королева ёлки подпрыгивает на верхушке!

Ослик боится одного: только бы Павлик не вырос. Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку рассказывал, что дети вырастают и забывают свои игрушки. Но не всегда. Мама Павлика не забыла Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.

Когда открывают коробку, все игрушки жмурятся от яркого света.

Все, кроме Ослика. Он смотрит вверх и, затаив дыхание, ищет Павлика.

Он готов скакать к нему, только немного запутался в серпантине.

Картонный домик

Картонный Домик когда-то был Дворцом. Так, по крайней мере, ему казалось. Он любил рассказывать о том, что крыша у него была блестящая, лаковая, а окошки и крылечко нарисованы такими яркими красками, что каждый, кто брал его в руки, улыбался.

— Ко мне даже принцесса захаживала… — говорил он значительно.

Все стеклянные яблоки и груши, которые вешали вокруг него, Картонный Домик считал своим садом. Стоило рядом появиться ракете, Домик мнил себя Домиком Космонавта, а если мама окружала его снежинками, Домик становился Заснеженным Домиком.

Так когда-то он был домом Деда Мороза, Феи с пружинками-завитушками на голове и сестриц-матрёшек. А однажды Картонный Домик превратился в цирк! Да, да! Ведь рядом с ним оказались весёлые клоуны.

Каждый Новый год Картонный Домик волновался больше всех: какое его ожидает превращение? Он гордился собой и свысока поглядывал на другие игрушки, даже если висел внизу.

Что — шары, сосульки, фонарики? Куда ни повесит их мама, они так и останутся собой.

Они не умеют превращаться. Только кружатся и хвастают, в ком сияет больше блестящих искорок. В их стеклянных бочках отражаются огни бенгальских огней, гирлянд и люстры под потолком.

Ещё чего недоставало! Картонный Домик презрительно хмыкает.

Сколько таких вертушек он повидал! Сколько было слёз от трещин, а то и просто — осколков.

В картонных стенах Домика не отражается ничего, но зато он прочный. Его купили ещё маминой маме, когда она была маленькой. В те далёкие времена на ёлки ставили настоящие свечи! Как боялся их поначалу Картонный Домик! С такими соседями и праздник не праздник!

Они подмигивали ему жёлто-красными глазками и шипели:

— Не уйдёш-ш-шь!

— Колобок я, что ли? — храбро отвечал им Картонный Домик. — Никуда я не собираюсь уходить!

Но на самом деле внутри у него начинались сквозняки, и становилось зябко. Потом Домик увидел, что свечи трещат, шипят, но делаются всё меньше и меньше.

«Да они от злости сами себя съедают», — догадался он, перестал бояться свеч раз и навсегда и заодно решил быть Добрым Домиком.

Как-то его схватили разноцветные пальцы. Они были в черничном варенье, томатной подливке и шоколаде!!!

Мамина мама испугалась:

— Отдай, Таня!

И спасла Домик. Она потом долго отчищала пятна резинкой и шептала:

— Это моя любимая игрушка! Её надо беречь.

Домику было неприятно: резинка грозилась протереть дыру, но мамина мама говорила такие ласковые слова, что он терпел.

Так он понял, что он ещё и Любимый Домик.

Таня выросла и сама стала мамой. Как-то она повесила домик внизу, и его лизнул пёс Тишка. Картон стал бурым и мокрым. Домик тогда сильно перетрусил, он спросил:

— Ты съешь меня?!

— Нет, — сказал Тишка. — Ты невкусный.

Домик стал Невкусным Домиком и очень этим гордился. Он видел, как за новогодним столом люди едят всё вкусное, и радовался, что у него впереди ещё много праздников.

Однажды открыли балконную дверь, и Домик сорвался с ветки. Все над ним смеялись, а он понял, что он ещё и Летучий Домик! У него откуда ни возьмись вдруг выросли крылья! Подумать только: Домик дважды перевернулся, когда летел! И, если бы не мама, обязательно бы унёсся в Большой Мир за Балконом.

Наверное, эти невидимые крылья были всегда. И всегда будут…

«Моя жизнь полна счастливых превращений, — думал он, засыпая после Нового года. — Значит, я ещё и Счастливый Домик…»

Стеклянная сосулька

Стеклянная Сосулька знала, что очень похожа на настоящую. Она видела своих сестриц за окном и однажды, когда мама открыла форточку, даже разговаривала с ними.

— Вам не холодно? — спросила она вежливо.

Сосульки рассмеялись.

— Мы сами — холод! — ответили они звонко. — Мы изо льда!

— А что такое лёд? — удивилась Стеклянная Сосулька.

— Лёд — это вода! — ещё звонче рассмеялись сестрицы.

— Но вода же льётся! — крикнула им Сосулька, но в это время форточку закрыли, и что ответили за окном, осталось загадкой.

Сосульку перестали интересовать ёлочные дела. Она плохо кружилась, когда её звали танцевать, забывала искать своё отражение в рядом висящих шарах и даже позволяла (неслыханное дело!) садиться на себя пыли!

«Вода льётся… — думала Сосулька днём и ночью. — Льётся! Как она, такая прозрачная и текучая, вдруг может стать искристой и твёрдой?»

Рядом с ёлкой, на подоконнике, в горшках росли цветы, их часто поливали водой. Сосулька видела её близко-близко. Расспросить бы воду, но та сразу пряталась в землю. «Вода застенчивая, — решила Сосулька, — стеснительная».

А сосульки за окном были не стеснительные. Висели в ряд и блестели на солнце.

Стеклянная Сосулька решила, что, наверное, её сестрицы родились в земле. Что, если вода уходит под землю и превращается там в ледышки? Может быть, сосульки так же, как и цветы, растут в горшках? Она каждое утро проверяла, не появился ли из земли ледяной стебелёк.

Что ж, Сосулька была молода, её совсем недавно купили в магазине.

Устав ждать всходов, она решила обратиться к игрушкам постарше. Жаль, но Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку спал. Он спал почти всё время — это был очень старый шар.

Сосулька наклонилась к Попугаю на прищепке:

— Будьте так добры, вы не подскажете, что такое лёд? — спросила она шёпотом.

— Посмотрите на эту Сосульку, она не знает, что такое лёд! — заверещал Попугай. — Умора! Я сейчас упаду с ветки!

Он так раскачивался от смеха, что действительно чуть не свалился. Но, главное, все стали смеяться вместе с ним.

— До чего дошли Сосульки! — хохотал Снеговик. — Не знают, что такое лёд. Это всё равно если бы я не знал, что такое снег!

— А мы не знали бы, что такое дождь! — зашелестели искристые блестящие нити Дождика.

— А я бы не знал, что такое кирпичи! — сердито сказал Картонный Домик.

— Как можно не знать, из чего ты сделан? — спросили они хором.

Сосулька посмотрела на них и удивилась. Снеговик был поролоновым, Дождик из фольги, а все кирпичи на Домике были нарисованы краской.

— Не стоит и разговаривать с ней! — громко закричал Попугай. — Как таких только на ёлку вешают?!

И все побоялись спорить. Даже стеклянные собаки и кошки! Когда Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку спал, Попугай любил командовать и клеваться.

С тех пор Сосулька перестала кружиться. Её просто не звали танцевать. Игрушки заслонялись от неё ветками и, кстати, стали называть замарашкой. Потускнев, Сосулька с тоской смотрела на своих сестриц за окном и думала-думала-думала.

«Снеговик знает, что такое снег. Почему? Дождик, который вешают на ёлку последним, и тот знает, что такое дождь… И Домик хвалится кирпичами. Но почему?»

— Как запылилась эта сосулька! — сказала Мама и осторожно сняла её с ветки.

«Сосульку берут в путешествие… — зашептались игрушки. — Сосульку берут в путешествие!»

Из всех них по квартире путешествовал лишь Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку, и когда он не спал, то любил вспоминать об этом. Он знал, что делается за дверями, сколько в квартире комнат, но говорил, что стремиться туда не стоит, потому что ёлок там нет.

Мама вымыла Сосульку, полюбовалась ею и почему-то повесила выше. Теперь Сосульке было видно не только крышу с сестрицами, но и весь большой двор. В нём, расставив руки, стояли великаны-деревья, улыбались окошками дома, в которых сияли разноцветные гирлянды, бегали самые настоящие, не стеклянные собаки и кошки. Вот только попугаев не было.

— Ну что там? Куда тебя носили? Что ты видела? — наперебой спрашивали Сосульку.

А она не отвечала, заворожённо рассматривая снег, летящий с неба. Какая красота — хороводы танцующих снежинок! Они падают и надевают на деревья перчатки, на дома — шапки, а землю укутывают мягким пуховым платком.

— Мама! Я пойду лепить снеговика! — сказал Павлик.

«Снеговика?» — повторила про себя Сосулька.

А попугай объявил всем, что она задавака:

— Всего пять минут на верхней ветке, а уже зазналась.

Но Сосулька никого не слышала. Она смотрела, как Павлик лепит Снеговика, и начинала понимать, что он лепит его из снега. Снежный снеговик за окном был похож на поролонового. «Это его братец!» — уважительно подумала Сосулька. Она разглядела, что дома сложены из кирпичей, очень похожих на те, что нарисованы на Картонном Домике.

«Какие огромные у него родственники!» — восхитилась она.

А ночью кто-то стал стучаться в оконные стёкла. В темноте было не разглядеть кто. «Может быть, мои сестрицы пришли в гости?» — заволновалась Стеклянная Сосулька и представила, как они прыгают на подоконнике и просятся в дом.

Но утром оказалось, что идёт дождь. Сосулька присмотрелась — нити настоящего дождя были такие же блестящие, как у ёлочного дождика. Снеговик прошептал грустно:

— Скоро зиме конец!

И в самом деле, снега за окном стало меньше. А ещё Сосулька заметила, что сестрицы её стали короче и тоньше. «Заболели!» — ахнула она и заплакала.

— Она плачет, как настоящая сосулька! — удивлённо сказал Картонный Домик.

— Смотрите, с неё капает вода! — зашелестел Дождик.

— Она растает! — ужаснулся Снеговик и сам побежал будить Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.

Попугай закричал:

— Чепуха! Стекляшки не тают! — Но его уже никто не слушал. Все видели, как с Сосульки стекают прозрачные капли!

— Она настоящая?! — спросили игрушки шёпотом.

— Конечно, настоящая! — подтвердил Красный Шар с белой снежинкой на боку. — Тот, кто переживает о других, всегда настоящий!

Он сразу понял, о ком плачет Сосулька, и догадался, откуда взялась вода.

Что ж, она, бывает, затекает в игрушки. Красный Шар не раз купался за свою долгую жизнь. Он заботливо осмотрел Сосульку и нашёл в ней трещину.

«Не уберегли маленькую!» — вздохнул он, опустился на ветку рядом и долго-долго тихонько рассказывал, откуда берётся лёд и как сосульки за окном превращаются в звенящие ручейки, а потом становятся травой и цветами.

Розовый поросёнок

Розовый Поросёнок был когда-то розовым лоскутком. Просто тряпочкой, которая взялась неизвестно откуда. «Век мой короток… — думала тряпочка. — Буду вытирать пыль или мыть тарелки, быстро состарюсь, разлохмачусь, сотрусь до дыр, и тогда здравствуй, помойка!» Но как-то её достали, раскроили на много кусочков, а потом руки маленькие и руки большие сшили Поросёнка. Лоскуток был грустным, а Поросёнок улыбался, ведь ему нарисовали чудесный рот: от уха до уха.

Это маленькие руки взяли карандаш и нарисовали. А большие — пришили серебряные блёстки-глаза и сделали пятачок из пробки от какого-то пузырька. Сначала Поросёнок переживал, что пробку будет видно, но её обернули той же розовой тканью и Поросёнок получился весь розовый: от макушки до хвоста.

«Какая красота!» — восхитился Поросёнок, посмотрев на свои ножки.

«Какой я чудесный!» — восторженно подумал он, увидев ручки.

«Нет меня прекраснее!» — решил он, взглянув на живот.

А уж потом он посмотрел на руки, которые его сшили, — большие и маленькие.

«Они тоже ничего… Но всё-таки не такие розовые! Нет, я самый лучший, самый восхитительный Розовый Поросёнок на свете!»

Он задрал свой пятачок вверх и увидел лица, которые смотрели на него улыбаясь.

«Это — те самые, не очень розовые…» — мимоходом подумал Поросёнок и тоже им улыбнулся.

Надо сказать, что это вообще был улыбчивый Поросёнок. Он улыбался всегда. И тогда, когда ему сказали, что он будет жить на ёлке, и тогда, когда знакомился с ёлочными игрушками. В душе ему было жалко эти некрасивые стекляшки, то ли дело он — Розовый Поросёнок! Но как не улыбаться, когда во всех этих шарах, фонариках и звёздах отражаются розовые ушки и розовый пятачок! Только успевай голову поворачивать!

«Пусть я живу среди уродцев, — думал Поросёнок, — зато всегда могу любоваться собой, прекрасным Розовым Поросёнком!»

Ни в тот день, ни через неделю, ни через месяц Поросёнок так ни с кем и не подружился. Он не любил прыгать по веткам, раскачиваться на проводах гирлянды, никогда не кружился и даже ни с кем не разговаривал.

«Я прекрасен!» — восторгался он с утра до вечера и сам удивлялся, как можно было получиться таким прекрасным.

Иногда маленькие руки пытались с ним играть. Поросёнка сажали за маленький столик, ставили перед ним маленькие тарелки. Его клали в кровать и укрывали тёплым стёганым одеялом. А ещё катали в пластмассовой колясочке. Но он терпеть не мог такие игры. Любимым его занятием было смотреть на собственное отражение, а зеркальца в царстве маленьких рук не было.

Шло время. Потускнели серебряные блёстки, стёрлась нарисованная улыбка, выгорела розовая ткань, и почему-то стали расползаться швы по бокам, свисая неряшливыми нитками. И даже пробка-пятачок куда-то исчезла. Чего только не делает время!

— Что это за тряпочка у вас на ёлке? — спросил кто-то из гостей и взял в руки Розового Поросёнка.

Тот хотел улыбнуться, но у него не получилось. Ведь он привык улыбаться только своему отражению. Хотел сказать, что он самый великолепный, но потерял голос, ведь он годами ни с кем не говорил.

— Это Розовый Поросёнок! — объяснил кто-то. — Мы его когда-то вместе с мамой сшили. Она помогала его кроить, а потом пришивала голову. Вот эти стежки мамины, а эти — мои! Если бы ты знал, какой это был замечательный поросёнок! Он помещался в пластмассовую коляску, и я гуляла с ним по городу из кубиков и вырезанных из картона деревьев. Он капризничал за столом, не желая есть манную кашу. А потом не хотел спать днём — всё лежал с открытыми глазами и ворочался.

— Ты так интересно рассказываешь про эту тряпочку, — удивился гость.

— Ещё бы! Потом он стал принцем, и у него были свои подданные. Он ездил в старинном автомобиле, и каждый день я строила для него дворцы — один краше другого. Я даже как-то брала его на море, у него была самая высокая песчаная башня на берегу! Знаешь, сколько я рассказывала ему секретов и как внимательно он их слушал? Он настоящий друг — этот розовый поросёнок.

— Хм… Но теперь, извини, это просто тряпочка!

— Перестань! Он прожил жизнь, полную приключений!

Поросёнок попытался вспомнить дворцы, автомобиль, башню, море, но не вспомнил ничего, что уж там говорить о секретах… Поросёнок никогда их не слушал. Он никогда не был другом.

«Вся жизнь прошла мимо!» — с ужасом подумал он. И где-то внутри себя услышал грустный голос розового лоскутка: «Вот и прошла жизнь, значит — здравствуй, помойка!»

Он увидел совсем рядом серые глаза, которые смотрели на него с любовью, и даже порозовел от стыда.

— Как жаль, что я замечал только себя! — всхлипнул Розовый Поросёнок. — Как много у меня было, а теперь никогда-никогда… Ничего-ничего… Я — тряпочка…

— Знаешь, он ещё розовый, если приглядеться, — сказала сероглазая женщина. — И как внимательно на меня смотрит…

— Чепуха! — сказал гость.

А Поросёнок действительно смотрел! Он впервые разглядел и сероглазую женщину, и те руки, которые его сшили.

«Они прекрасны!» — решил он и даже не удивился, что кто-то ещё прекрасен, кроме него.

Поросёнок огляделся… На ёлочных ветках плясали игрушки! Под ёлкой на корточках катал машину мальчик. Телевизор показывал мультики! За окном падал пушистый снег…

— Знаешь, вот тут я его зашью, приделаю пятачок, нарисую рот, и он будет лучше прежнего. Без него ведь и Новый год не Новый год. И может быть, даже Павлик захочет с ним поиграть!

«Лучше прежнего! — прошептал счастливый Поросёнок и торопливо добавил: — Я ведь друг! Хорошо, когда есть друзья… У меня их будет много-много…» А лоскуток, из которого он был сшит, понял, что проживёт ещё одну жизнь.

Память зелёного шарика

Почти все игрушки не знали, где родились. Некоторые смутно припоминали тёмные коробки и магазинные полки, но как они туда попали, было для них загадкой. Многие забывали даже то, что случилось в прошлом году. Если весь год спишь, начинаешь путать сны с явью.

Но был один Шарик, который помнил всё.

И хотя звали его Зелёный Шарик, он помнил те времена, когда был прозрачным. И даже те, когда был стеклянной трубочкой!!! Да-да, ведь именно из них получаются стеклянные ёлочные игрушки.

Шарик помнил, что длинных трубок было много.

— Мы заготовки, — говорили они.

Высокие, одинаковые, прозрачные трубочки стояли в ящиках и мечтали, кем станут. Кто — то хотел превратиться в космонавта, кто-то стать бабочкой, кто-то — фонариком. И почти каждая мечта сбывалась. Только сначала все становились шарами.

Зелёный Шарик помнил, как из газовой горелки, похожей на факел, вырывалось синее пламя, и дядя Миша-стеклодув подносил к нему тонкую стеклянную трубку… Этот дядя Миша был настоящий волшебник, поэтому трубочки торопливо нашёптывали ему свои желания. Он внимательно слушал, а потом прогревал каждую заготовку над огнём, прямо посередине. Это было ужасно щекотно, так щекотно, что стеклянная трубочка размягчалась. Тут-то и начиналось настоящее волшебство! Дядя Миша, как музыкант, подносил её к губам и начинал дуть, словно это была дудочка. Посередине появлялся шар, сначала маленький, а потом всё больше и больше! Казалось, дядя Миша играет на трубке прекрасную мелодию, которая заполняет шар целиком, чтобы тихонько в нём петь и переливаться.

Те, кто хотел оставаться шарами, оставались ими навсегда, как Зелёный Шарик или Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. Тех, кто хотел стать кем-то другим: зайцем, медвежонком, космонавтом или матрёшкой, — клали в специальную форму. Главное, чтобы шар попал туда горячим, только тогда стекло было мягким и могло превращаться дальше.

Зелёный Шар заворожённо смотрел на эти превращения. Игрушки ойкали, когда форма закрывалась, а через секунду хвалились друг перед другом:

— Теперь я — настоящая шишка, как мечтала!

— А я — мотоцикл!

— А я — сосулька!

Потом все прозрачные игрушки ехали на тележке в большую круглую машину, похожую на бочонок, где покрывались алюминиевой пыльцой и становились зеркальными.

Ах, какая красота! Теперь в них отражались лампочки, дядя Миша и всё-всё-всё, что было вокруг. Игрушки тут же начинали смотреться друг в дружку и корчить рожицы.

А самые нетерпеливые кричали, что они уже красивые, и хотели мчаться наряжать ёлки. Однако это было ещё не всё.

Бережно и осторожно, как принцев и принцесс, их везли к тёте Маше, которая заведовала Царством Разноцветья. Тётя Маша окунала каждую игрушку в ведёрко с краской, с краской самой нужной, самой подходящей! И, хотя делала это быстро, никогда не ошибалась. Мишки становились коричневыми, лисицы — рыжими, матрёшки — красными.

Зелёный шар очень переживал, какого он будет цвета: никак не мог выбрать лучший. Но когда тётя Маша опустила его в зелёную краску и он увидел себя, посмотрев в ещё не раскрашенную зеркальную грушу, то стал самым счастливым Шариком на свете. Тётя Маша не ошиблась: ему нужен был именно этот замечательный цвет — цвет ёлки и радости. Да, Зелёный Шарик решил, что радость — непременно зелёного цвета!

Потом игрушки высыхали. Это было долгое дело. Многие, устав от переживаний дня, засыпали и не слышали, как их уже везли в другой цех. В тот, где за длинными столами работали художники. Здесь было много кисточек и палочек, похожих на карандаши, яркой акварели и баночек с золотистой присыпкой. На каждой игрушке что-то рисовали. У мишек появлялись глаза, на шишках — серебряная изморозь, а на шарах — узоры. Зелёный Шарик не хотел, чтобы его разукрашивали. Он испугался палочек и кисточек: «Надо держаться от них подальше, а то от моей радости ничего не останется!» — и закатился в угол коробки. Художница тётя Зоя, хотя и была в очках, его не заметила. Она увлечённо рисовала серебряного оленёнка, и даже пела про него песенку: «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром рано!»

Зелёный Шарик смотрел, как тётя Зоя рисует одного оленёнка, второго, третьего, а потом уснул. И снилось ему, как они вместе едут на оленях к большой-пребольшой ёлке, которая пушистой макушкой упирается прямо в небо. А на небе, на небе что творится! Разливаются по нему весёлые краски вперемешку с золотой присыпкой. «Это северное сияние!» — говорит тётя Зоя. «По ёлке я обязательно до него доберусь!» — думает Шарик и ползёт вверх. Он лез, лез и лез, пока не проснулся.

Был уже вечер, но тётя Зоя всё так же рисовала оленят. С тех пор запах краски стал для Шарика запахом детства.

А радость оставалась зелёной. Каждый раз, когда сквозь дрёму он слышал ёлочный запах, зелёные волны ожидания чего-то хорошего прогоняли остатки сна. Шарик знал: вот-вот коробку откроют, он увидит растерянную ёлку и обрадуется, что снова, снова, снова Новый год!

Зелёный Шарик пытался рассказать обо всём этом игрушкам, но они смеялись, что ему всё приснилось.

— Стеклянные трубочки! — хихикали они. — Вот сочиняет!

Но я подтверждаю, что Шарик ничего не придумал, всё именно так и было.

Ворчливая гирлянда

Гирлянда не любила, когда её будят, достают из коробки и разматывают. Всякий раз она не хотела просыпаться и ждала, пока каждый пластмассовый фонарик снимут и проверят, не перегорела ли под ним лампочка. Фонариков много: жёлтые, красные, зелёные, синие, а провода у гирлянды белые.

— Лучше бы они были зелёными, — ворчит она. — И эти лентяи не скакали бы по мне по ночам!

Лентяями она называет всех, кто живет на ёлке. А ещё: «Бездельники! Лежебоки!»

Как-то Картонный Домик пытался ей возразить:

— Позвольте, лежите-то как раз вы! А мы — висим.

— Я могу и прилечь, — обиделась Гирлянда, — потому что тружусь с утра до ночи. Мигаю фонариками! А что делаешь ты, кроме того, что висишь?

Картонный Домик промолчал. Гирлянда была права: она мигала, а он лишь висел.

Гирлянда оплетала пушистые ветки снизу доверху, знала, что происходит на разных ёлочных этажах, и поэтому ворчала без остановки. Всё ей казалось не так.

— Ты кто? Щенок? — спрашивала она новичка. — Значит, должен висеть лицом к людям, а не поворачиваться к стенке.

— Мне трудно! — робко отвечал Щенок Тявка. — Я первый день на нитке. Вертит, знаете ли, туда-сюда!

— Трудно ему! — хмыкала Гирлянда. — У лентяя Федорки всегда отговорки!

Но всё-таки поворачивала его куда нужно.

— А ты чего в комок сбился? — накидывалась она на Дождик.

— Запутался… — шелестел он.

— Опять в догонялки с шариками играл! — фыркала Гирлянда. — Думаешь, если ты длинный и многорукий, то всех поймаешь? Сколько раз объяснять: они специально крест-накрест бегают, чтоб ты запутался!

Ворчит Гирлянда, но быстро-быстро расправляет узкие блестящие ленточки, ей спешить нужно: внизу кто-то ссорится.

— Что плачешь, Матрёшка? Зелёный Шарик обидел? Сказал, что ты толще его? А ты ему скажи, что он цвета болотной жабы!

Начнёт всхлипывать Шарик — Гирлянда к нему с советом:

— А ты её дразни: «Матрёшка-лепёшка — дырявая поварёшка»!

Посмотрят тогда Матрёшка с Шариком друг на дружку и скажут хором:

— Не будем дразниться!

А Гирлянда уже пыль на игрушках проверяет.

— Забыли, что должны отражать мои огоньки?

— Да нет на мне пыли! — обижается Серебряная Фея с пружинками — завитушками на голове, красавица и чистюля.

Но Гирлянда уже не слышит, она ищет тех, кто прячется под ветками.

— Ночи им мало, уже и днём в прятки играют!

Игрушки терпели. Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку давно объяснил им, что в Гирлянде много энергии. От неё Гирлянда светится, от неё во всё вмешивается, от неё за всё переживает и даёт советы. «Но от неё радость света и тени, — добавлял Шар. — Поэтому на Гирлянду нельзя обижаться».

Игрушки про свет и тень понимали плохо, но видели, что Гирлянда трудится без отдыха. Когда люди идут спать, а все игрушки веселятся, она всё так же мигает лампочками — некогда остановиться передохнуть. Зато как весело, когда она светит по ночам! Миг — и вся ёлка вместе с игрушками становится красной! Ещё секунда, и всё — жёлтого цвета! Через мгновение Гирлянда станет зелёной, потом синей, а потом замигают все фонарики вперемешку — красота! Игрушки расшумятся, распрыгаются, бывало, и по Гирлянде скачут. Белые провода хорошо видны ночью, и кататься на них — одно удовольствие!

Гирлянда ворчит:

— Побегать любите, а завтра вас не добудишься, лежебоки!

— Ох, тётушка, главное ведь — это сегодня! — ответит какая-нибудь Снежинка.

Ветки превращаются в качели и горки, на них раскачиваются, по ним съезжают. А как весело играть в догонялки и прятки!

Но однажды…

Впрочем, вначале всё было как обычно — игрушки смахивали пыль, причёсывали иголки на ветках, зевали и говорили друг другу: «С добрым утром!» И вдруг Дождик сказал:

— Гирлянда погасла!

Стеклянный Доктор Айболит тут же спустился к ней, послушал стетоскопом фонарики и объявил, что Папа Гирлянду выключил. Пластилиновый Ослик, с которым ещё недавно играл Павлик, грустно сообщил, что рано-рано Мама, Папа и Павлик уехали на дачу.

Разноцветный Попугай на прищепке покосился на Большой Красный Шар, увидел, что тот спит, и крикнул:

— Вот и хорошо! Будем делать что хотим!

И тут же клюнул Яблоко, которое висело рядом, — оно было так похоже на настоящее! Яблоко ойкнуло и нечаянно толкнуло Зелёный Шарик. А вместо того, чтобы извиниться, сказало:

— Делаю что хочу!

Зелёный Шарик разозлился и тоже решил делать что хочет, покатился и сбил Розового Поросёнка. Поросёнок упал на Картонный Домик, тот слетел с ветки, зацепив по пути Фонарик. Фонарик не удержался и задел Снежинку… Такая началась чехарда! Сколько запуталось ниток, сколько игрушек упало с веток, сколько было сказано обидных слов! Доктор Айболит кричал:

— Делать что хочется — это не значит безобразничать!

Но его никто не слушал.

Так и повелось. Целыми днями все вспоминали, кто кого толкнул, и бежали толкать в отместку, мчались на верхушку, потому что все хотели жить только там, спорили, ругались и прогоняли тех, кого поселила туда Мама. Пыль никто не стряхивал, без яркого света Гирлянды серые пушинки было не раз — глядеть…

Приехали Папа, Мама и Павлик — удивились!

— Какая растрёпанная, некрасивая у нас ёлка! — ахнула Мама. — Игрушки висят кое-как, даже на полу валяются, дождик сбился, верхушка покосилась.

— Может, ветром форточку открывало? — сказал Папа и включил Гирлянду.

А Павлик заявил, что устал и хочет пить чай. Все пошли на кухню, а когда вернулись — ёлка была красивой, как в первый день Нового года.

— Чудеса! — сказали Мама с Папой.

— Это потому, что фонарики замигали, — объяснил Павлик. — С ними ёлка всегда красивее становится.

Такие чудеса и я не раз видела. А вы?

Дождик, который поверил в себя

На бумажном пакете написано: «Ёлочное украшение „Дождь“». Только так его никто не называет.

— Дождик! — ласково говорит Мама, расправляя длинные блестящие ленточки, и все игрушки вслед за ней повторяют: «Дождик!»

А ему так даже больше нравится.
Павлик удивляется:

— Почему туч нет, грозы нет, а дождик есть?

Мама объясняет, что зимой грозы не бывает и вообще в это время года с неба падает только снег.

— А почему тогда у нас на ёлке дождик?

— Ну надо же ему где-то жить, пока зима! — смеётся Мама. — Вот он у нас и поселился.

— Значит, весной от нас уйдёт?

— Как уйдет, таки придёт! Наденем резиновые сапоги, возьмём зонт и пойдём гулять под дождём. А он будет лить с неба, стучать по зонту и спрашивать: «Помните меня? Помните?»

Игрушки улыбаются, а Дождик тревожится. Что за разговор такой? Вдруг, и правда, нужно весной уходить? И как он доберётся до неба, чтобы лить оттуда? Да и лить он совсем не умеет. Может быть, Мама что-то перепутала? Что значит «стучать по зонту»?

Стучать у него вообще не получается.

Как-то Попугай дразнил Снежинку. Дождик хотел его стукнуть, но не сумел, он был очень мягкий Дождик и ничего не мог с этим поделать.

Он вообще ни с кем не ссорился, разрешал на себе кататься и только просил: «Вы меня не путайте».

Шарики раскачивались на его ленточках и спрашивали:

— Это у тебя руки?

— Руки… — отвечал Дождик.

— А может — ноги?

— Ноги… — смущался Дождик.

А когда все смеялись, говорил:

— Вы меня не путайте. Я ими и хватать, и бегать могу.

— Ну-ка, схвати, догони! — кричали Шарики и разбегались по веткам.

Дождик — за ними! Вприпрыжку! Хочет поймать всех сразу, мечется вверх-вниз, вправо-влево, но шарики так быстро скачут — никак не успеть.

Скоро он запыхается и увидит, что руки-ноги стали вдвое короче.

— Я запутался! Больше не играю! — обидится Дождик и начнёт распутываться. Но куда там! Ещё больше собьёт в клубок свои ленточки и заплачет.

Сколько раз ему говорила Матрёшка:

— Не играй с Шариками. Они быстрые, ловкие. Тебе за ними никогда не угнаться!

Разноцветный Попугай на прищепке кричал:

— Недотёпа!

Картонный Домик удивлялся:

— Я дружу с тобой и даже представляю, что ты барабанишь по моей крыше, как настоящий дождь! Зачем тебе эти шарики?!

Гирлянда распутывала ленточки и ворчала:

— Каждый день одно и то же…

Только Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку говорил:

— Бегай, Дождик! Не унывай! Всё дело в тренировках!

И Дождик тренировался.

— Что толку? — хмыкал Снеговик. — Ну поймает он эти шарики? А дальше что?

— Бег полезен для здоровья! — возражал ему Доктор Айболит.

— Только под ногами путается, — вздыхала Матрёшка. — Я из-за него чуть не упала.

— Шариков всего десять, а рук-ног у Дождика, наверное, сто… — вступала в разговор кошка Нюша. — Как можно не поймать? Эй, Дождик, сколько у тебя ленточек?

Дождик смущался. Он много раз пересчитывал их, но числа получались разные.

«И тут путаюсь!» — огорчался он.

— Всё дело в том, что ты не веришь в себя! — доказывала ему как-то Серебряная Фея с пружинками-завитушками на голове. — Глянь на себя со стороны, ты — стройный, длинноногий, блестящий! Прекрати ныть! Не надоело тебе плакать, Дождик?

Она, как обычно, размахивала своей стеклянной палочкой, но вдруг — то ли клей высох, то ли у Феи ослабли пальцы, но палочка вдруг выскочила и полетела вниз!

— А-а-ах!!! — пронеслось по ёлке.

— Спасите! — закричала Серебряная Фея с пружинками-завитушками на голове. — Ах, моя Волшебная палочка!

Шарики бросились к ней, но не успели подхватить. Доктор Айболит протянул руки — поздно! Попугай распростёр крылья — куда там! Домик подставил крышу — палочка пролетела мимо!

И лишь Дождик умудрился поймать её почти у самого пола! Чудесная Волшебная палочка, исполнительница желаний, без которой и Бал не Бал, была спасена!

— Я думала, она сейчас разобьётся вдребезги! — плакала Серебряная Фея с пружинками-завитушками на голове.

— У меня в животе от страха всё перевернулось! — охал Снеговик.

— Мы так быстро катились, что у нас закружилась голова! — стонали Шарики.

Доктор Айболит взял сумку с лекарствами и поспешил к больным.

— Дождик спас Волшебную палочку! — громко сказал Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. — Вот что значит ежедневные тренировки! Пришла беда — ты смог стать самым быстрым, самым Смелым и самым ловким!

Тут Гирлянда вспыхнула красным цветом, и Дождик зарделся.

— Назначаю тебя Главным Спасателем! — торжественно объявил Красный Шар с белой снежинкой на боку.

— Этого недотёпу?! — хихикнул Разноцветный Попугай на прищепке.

И что же?

Через две недели Дождик спас Попугая, когда у него отвалилась прищепка, а потом уловил Снежинку и щенка Тявку, когда Мама включила пылесос! Тогда такой ветер поднялся, что и у Дождика руки-ноги в разные стороны разлетелись. Еле потом он их собрал, ведь Красный Шар с белой снежинкой на боку не раз повторял, что спасатель должен быть собранным.

Дождик стал таким внимательным, что пересчитал все свои ленточки, и пять раз подряд у него получилось одно и то же число: сто пятнадцать!

А как-то, играя с Шариками, он умудрился поймать сразу троих!

Конечно, он запутывался, но учился распутываться сам, до того, как придёт на помощь Гирлянда.

Фея утверждала, что все эти чудеса сделала Волшебная палочка, которой коснулся Дождик.

— Благодаря ей он поверил в себя! — восклицала Фея.

— Ну, сначала в меня поверили, а потом и я сам в себя поверил, — смеялся Дождик.

К слову, ныть и плакать он давно перестал. Думаете, из-за Волшебной палочки? А вот и нет! Просто потому, что плакс-спасателей не бывает!

Как Тявка был трусишкой

Щенок Тявка боялся всего на свете! В магазине боялся большого Санта-Клауса в очках, который то и дело поднимал и опускал руку с колокольчиком, вверх-вниз. Этот Санта смотрел прямо на Тявку, строго и недовольно! «Знаю, знаю, кто прячется за коробку!» — казалось, говорил он. Рядом с Сантой стоял Олень, вертящий головой вправо-влево. Голова была большая, рогатая. Оленя Тявка боялся ещё больше, чем Санта-Клауса.

«Он не просто по сторонам смотрит! Он меня ищет!» — дрожал Щенок и лез за большущую коробку с хлопушками. Там, зажмурившись, Тявка сидел несколько дней, пока продавщица не находила его и не возвращала на место.

Ещё Тявка боялся, что его не купят. И его действительно не покупали. Трудно разглядеть игрушку, которая прячется.

Он скулил от страха, когда хлопушки забирали покупатели. Боялся, что коробка опустеет, её выбросят и тогда он останется на полке один-одинёшенек. Вот тут-то Олень его и найдёт! Сразу!!!

Тявку купили в тот день, когда коробку убрали. Но, не успев обрадоваться, Щенок испугался снова. И кого? Сероглазого мальчика, который сжал его в ладошке. Потом — шуршащих фантиков в кармане курточки. А ещё темноты! «Почему в карманах не делают окон? Страшно!»

Только если всё время боишься, страхи притягиваются.

Да, да!!!

Через минуту Тявка снова очутился в ладошке и увидел, что несётся прямо к Оленю. Подумать только, его купили, чтобы скормить страшилищу!!! Ой-ой-ой! Секунда — и он очутился перед рогатой пластмассовой головой.

— Не ешь меня! Не ешь! — запищал Щенок.

Олень замотал рогами. Что это значит? «Не съем» или «Не проси — всё равно съем»?

— Чей ребёнок? — крикнула продавщица. — Сейчас он свалит оленя!

Откуда-то прибежала тётенька.

— Павлик, ну зачем ты сюда полез?

— Щеночка с оленем познакомить.

— От мамы в магазине убегать нельзя!

«Это — Мама. Мама спасла меня от Оленя!» — благодарно подумал Тявка. Он лежал, уткнувшись носом в фантики, и думал, что с такой Мамой, наверное, вообще ничего не страшно…

Но если бояться всего на свете, тогда даже Мама бессильна.

Когда Щенок увидел ёлку, он испугался так, что прежние страхи показались ему чепухой.

«Какое чудище! Лапы расставило: вот-вот схватит! А колючек, колючек…» — Тявка боязливо поджал хвостик.

Он не узнал дерево. В магазине на ёлочных ветках было столько блестящей мишуры и игрушек, что иголок не было видно.

Бесстрашный Павлик подошёл к чудищу близко-близко, а Тявка в его ладошке зажмурился и подумал: «Мама спасёт!»

Но Мама спросила:

— Павлик, где твой щенок? — ловко привязала к Тявке ленточку и повесила прямо на колючую лапу. — Это твой дом. Сторожи его.

Тявка открыл левый глаз. Где дом? Кто дом? Эта колючая страхолюдина?

Он увидел рядом острые иглы и снова закрыл глаза. Так и висел, зажмурившись, пока всю ёлку не нарядили.

— У нас новичок! — услышал Тявка. — Хорошенький стеклянный щенок!

«Это чудовище разговаривает!» — решил Тявка и зажмурился ещё крепче.

— Однако он болен? — сказал кто-то другим голосом. — Ему не нарисовали глаза.

— Не повезло малышу, — зазвучало много голосов сразу. — Наверное, на заводе не хватило краски.

«Чудовище не может говорить разными голосами», — решил Тявка. Он уже хотел сказать, что у него очень красивые карие глазки, но лишь открыв их, зажмурился снова.

В комнате сидел кто-то Лохматый! Чудовище, пострашнее Оленя! Тявка не успел рассмотреть его хорошенько, только увидел полную пасть зубов и огромный язык. Ой-ой-ой!

Тут же послышался топот, и Павлик, запыхавшись, сказал:

— Познакомься! Ты щенок настоящий, а это игрушечный!

От любопытства у Тявки даже в носу зачесалось! Где щенок настоящий? Интересно, он тоже зажмурился? Тявка приоткрыл правый глаз и носом к носу, как когда-то с Оленем, столкнулся с Лохматым!!! Тот бил хвостом по полу и улыбался.

Только Тявка от страха не увидел улыбки. У него вдруг закружилась голова, в глазах потемнело, и он словно в чёрное болото свалился.

А когда пришёл в себя, Лохматого не было, рядом стоял только Доктор с шоколадкой в руке.

— Очнулся, голубчик! — ласково сказал он, а игрушкам объявил: — Всё хорошо! Щенок зрячий!

По ёлке словно ветерок пролетел, все зашептались: «Новичок пришёл в себя! Он с глазками!» — и поспешили к Тявке.

Как-то неудобно жмуриться, когда тебя обступили со всех сторон, и Щенок поздоровался, стараясь не смотреть на иголки.

Его стали расспрашивать, в каком магазине он продавался, с кем дружил и было ли там весело. Щенок уныло опустил голову.

— На меня смотрел Санта-Клаус. А Олень искал, чтобы съесть!

— Олени не едят щенков, — сказал Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. — Только траву.

— Зачем же я боялся?! — ахнул Тявка и рассказал, как плохо ему жилось в магазине.

Щенка расспрашивали, что за игрушки продавались вместе с ним, как были украшены витрины, сколько приходило покупателей и были ли среди них маленькие, самые главные.

Тявка смутился. Он почти всё время сидел, зажмурившись, и ничего не запомнил.

— Ты жил, словно у тебя не было глаз… — разочарованно сказала Снежинка.

— Я боялся… — объяснил Щенок. — А глазки у меня были. Видел же я Санту и Оленя.

— Ты видел только страхи! — покачала головой Матрёшка.

— Он и на нашей ёлке струсил, — проворчала Гирлянда. — Висел с зажмуренными глазами.

— Бедный малыш! — пожалела его Серебряная Фея. — Мы тебя защитим!

— Поддержим! — прошептал Дождик.

— Ну, кто тебя напугал? — спросил Попугай. — Я его клюну!

Тявка покосился на ветку.

— Страшилище… Колючек миллион.

Игрушки сначала не поняли, а когда разобрались, в чем дело, засмеялись. Гирлянда, хохоча, замигала часто-часто, Снежинка сделала сальто, Шарики покатились со смеху, а Дождик чуть не свалился с ветки.

— Это просто ёлка! — объяснил Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. — Наш долгожданный праздник. Наша радость. Наш сказочный дворец!

— Дворец? — удивился Тявка.

— И иголки только кажутся острыми. Ёлка никогда не уколет тех, кто на ней живёт. Проверь.

Тявка опасливо потянулся носом к ближайшей ветке… Щекотно!

— Когда мы смотрим страхам в лицо, они исчезают, — сказал Доктор Айболит и погладил Тявку по голове.

— А у иголок есть лицо?

— У всех есть, если присмотреться внимательнее.

— И у Лохматого? Который с зубами?

— Конечно, голубчик! Главное, не бойся, — сказал Доктор Айболит. — Не жмурься, а смотри! И трусость как рукой снимет!

Тявка не поверил. А всё случилось так, как сказал доктор.

Когда Щенок перестал жмуриться и старательно рассматривал то, что его пугало, все страхи куда-то улетучивались. Он и с Лохматым подружился, и с ёлкой, а уж про Павлика и говорить нечего!

«Жаль, что я Оленя не рассмотрел хорошенько! — думал Тявка. — Может, он от страха головой вертел. Я б его научил не бояться!»

Попугай, которому всё не нравилось

Разноцветному Попугаю всё не нравилось. Он говорил:

— С первого взгляда видно, что я не здешний! Все болтаются на нитках, а я сижу на прищепке! Я попал сюда по ошибке! Да! Да! Хочу летать над джунглями и дружить с попугаями, а не с какими-то стекляшками!

Удивительно, но при этом Разноцветный Попугай забывал, что сам из стекла: от клюва и до хвоста.

Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку не раз объяснял ему, что все-все жители ёлки — игрушки, но тот только фыркал. Зелёный Шарик доказывал, что попугаи сразу рождаются попугаями, а Разноцветный Попугай на прищепке был сначала стеклянной трубочкой… Всё без толку.

— Я не какая-то там игрушка, а птица! — твердил он. — И мне здесь не нравится! В джунглях пальмы, огромные цветы, бананы! А тут что?

— А тут новогодние мультики, — обижались игрушки, — фейерверки, бенгальские огни и конфетти!

— Подумаешь! — щурился Попугай. — В джунглях мультики показывают на небе, бенгальские огни негаснущие, конфетти размером с тарелку! Не нравится мне здесь, не нравится, не нравится!

Но когда по телевизору стали показывать фильм о джунглях, Разноцветный Попугай приуныл. «Сколько там хищников! Никакого спокойствия! Тот норовит за хвост схватить, этот — птенцов слопать! Не нравится!!!»

Он решил не лететь в джунгли, а остаться жить в городе. «Главное — летать. А где — не так важно! Главное — избавиться от этой глупой прищепки и подняться высоко-высоко, выше домов, а может, и облаков! Порхать и клевать мошкару! Начну тренироваться!»

Он принялся всех клевать и кричать:

— Я — птица! Мне положено! У меня охотничий инстинкт! Я должен гоняться за насекомыми!

Но стоило в цветочном горшке, на подоконнике, завестись мошкам, которые стали ползать тут и там, Попугай сказал:

— Они мне не нравятся! — И даже не смог объяснить почему, только твердил одно и то же, гордо отворачивая голову.

Хорошо хоть клеваться перестал!

Вот только мысль улететь его не оставила… «Прочь, прочь!» — шептал он. Всё равно куда, только б не видеть больше надоевшую ёлку, Павлика и его друзей, которые тянут к нему ладошки: «Какой смешной попугайчик!»

Надо ли говорить, что дети ему тоже не нравились. «И кто придумал, что ёлка для них? Не нравятся они мне! Не нравятся! Не нравятся!» — недовольно повторял он.

«Вот избавлюсь от этой глупой держалки и улечу подальше!» — решил Разноцветный Попугай и стал каждый день вертеться туда-сюда, чтобы освободиться.

Игрушки с грустью смотрели, как он расшатывал прищепку, а Доктор Айболит хватался за голову: «Она же часть его самого! Это опасно!» Но переспорить Попугая не получалось.

— Подальше от всех! — твердил он упрямо и всё крутился, подскакивал, дёргался.

И в одно прекрасное утро, когда за окном танцевал пушистый снег, Разноцветный Попугай спрыгнул с прищепки и… полетел! Только не к потолку, как ему мечталось, а вниз. Это было так неожиданно, что он даже крылья расправить забыл, а когда вспомнил, его подхватили ласковые нити Дождика.

Всклокоченный Попугай подпрыгнул, но свалился опять. Помахал крыльями — это не помогло.

— Я что, не могу летать? Мне это не нравится… — сердито пробурчал он.

Тогда Дождик подбросил его высоко — высоко, поймал и снова подбросил. Но Попугай заверещал:

— Не надо!!! Мне это не нравится, не нравится, не нравится! От высоты у меня кружится голова!

Дождик бережно держал Разноцветного Попугая день за днём, ведь теперь тот был не в состоянии сидеть на ёлке. Доктор чуть не плакал, что не может его вылечить.

А Попугай смотрел в потолок и никак не мог додуматься, чем бы заняться, если ему, оказывается, не нравится летать и вообще всё не нравится. То, что он не мог ни до чего додуматься, ему не нравилось тоже.

Наконец Мама увидела, что прищепка отвалилась, и положила её с попугаем в сервант, в стеклянную вазочку:

— Папа починит…

Все игрушки завидовали, что Попугай может познакомиться с хрустальными бокалами, фарфоровыми чашками и блюдцами. И правда, Стеклянная Вазочка тут же попыталась завязать разговор:

— Мы с вами так похожи! Вы из стекла — и я из стекла!

Но Разноцветный Попугай буркнул: «От одних стекляшек — к другим! Тоска! Мне это не нравится!»

— Не нравится мне этот попугай! Тут уже нечего клеить, — сказал Папа, — его, пожалуй, проще выбросить на помойку…

Попугай испугался, и ему вдруг пришла мысль, от которой все его пёрышки встали дыбом: «Да и сам я не нравлюсь… Те, кому всё не нравится, — не нравятся никому!»

Папа долго смазывал лапки Разноцветного Попугая клеем, затем опустил их в трубочку прищепки и положил сушиться на книжную полку.

Игрушки стали переговариваться, что Разноцветный Попугай попал в умную компанию и это пойдёт ему на пользу. Но книги лишь поздоровались и продолжали молчать. Каждая размышляла о том, что у неё внутри. А Попугай с непонятно откуда взявшейся грустью решил, что, наверное, он им не нравится.

Разноцветный Попугай читал названия книг на корешках и уныло думал, что в них много букв, что клей в прищепке пло — хо пахнет, а книжки — зазнайки. А ещё размышлял: «Верно ли, что те, кому всё не нравится, — не нравятся никому?»

— Хм… Мне это не нравится! — заявил он вдруг. — Мне не нравится, что я не нравлюсь. А я не нравлюсь, потому что всем недоволен. Это глупо, в конце концов, когда всё не нравится! Глупо! Глупо!

Он так разволновался, что повторил свою длинную мысль вслух.

— Как умно! — сказали книжки. — Да этот Разноцветный Попугай на прищепке, похоже, мудрец!

Попугай гордо поднял голову и расправил перья, заметив: «Мне это нравится!» — и сам удивился, какие это замечательные слова. Их, оказывается, очень приятно произносить вслух. Вот это да!

— Мне это нравится… — громко повторил Попугай. Услышав его, проснулась и засияла Гирлянда. Разноцветный Попугай впервые увидел нарядную ёлку издалека, и она ему тоже… понравилась! «Как красиво! — восхитился он. — Как сверкают игрушки, словно в каждой сидит по солнышку! И я когда-то сверкал так же! И я!»

С тех пор он все дни напролёт любовался ёлкой. И мечтал только об одном: попасть туда снова. Ох, только бы прищепка держалась, как прежде!

Вернулся Попугай радостным и довольным…

Кто-то скажет, что всё дело тут в приклеившейся прищепке. Может быть…

Но игрушки решили иначе, заявив: «Чудеса делает соседство с умными книгами!» И это действительно так!

Доктор Айболит

Доктора Айболита принесла Павлику в новогоднем подарке с конфетами соседская девочка Катя.

— Это тебе игрушка с нашей ёлки! — сказала она. — Тот самый Доктор, который в Лимпопо ездил.

Доктор Айболит решительно ничего не помнил про Лимпопо, но рассуждать об этом было некогда. Он попал на новую ёлку, а значит, нужно проверить здоровье всех её жителей и заняться лечением больных.

Первым делом — Стеклянной Сосульки!

Её историю он слышал от синиц (в доме Кати часто открывали форточку), поэтому сразу поспешил к пострадавшей.

Сосулька недоверчиво посмотрела на Айболита и нехотя повернулась трещиной, которую прятала в ветках.

— Ну-ну, веселее! — ласково сказал Доктор, достал из чемоданчика кисточку, окунул в клей и аккуратно замазал чёрный изгиб на стекле.

— Да будет вам известно, душенька, что на некоторых вазах трещинки делают специально. Это называется «кракелюр». Такой, знаете ли, узор из трещинок для красоты…

— Для красоты? — переспросила Сосулька и сразу повеселела.

— Да-да!

Айболит ушёл, легко перепрыгнув с одной веточки на другую, а Сосулька всё повторяла странное слово и улыбалась.

Серебряную Фею с пружинками — завитушками на голове Доктор похвалил за чистоплотность. Даже с лупой он не смог отыскать на ней ни пылинки.

«Вас можно ставить в пример! — похвалил Айболит, но, узнав, что Фея не занимается физкультурой, возмутился: — Ай-ай-ай!» Он попросил её сжать и разжать кулачки, пощупал бицепсы и строго сказал:

— У вас очень слабые руки. Для хранительницы Волшебной палочки, голубушка, это недопустимо.

Доктор вынул из чемоданчика гантели:

— Вот — лучшее лекарство! Принимайте два раза в день! — а Волшебную палочку для надёжности закрепил пластырем.

Айболит проверял, крепко ли привязаны нитки, подкрашивал фломастерами тех, у кого стёрлась краска, вычищал пушистой метёлкой пыль, а ещё раздавал шоколадки всем, кто смеётся, и свистульки тем, кто грустит.

Он обходил ёлку, напевая какую-то песенку, и игрушки говорили друг другу:

— Какой весельчак!

Так, с песенкой, Доктор проверил все фонарики у Гирлянды: какие-то подкрутил, какие-то почистил. Нашёл на ленточках Дождика морщинки и осторожно разгладил их крошечным утюжком. Выпрямил лучик Снежинки, расчесал бороду Деду Морозу, вытряхнув из неё старые конфетти.

У Картонного Домика еле-еле держалась труба. Ох и трудно было подклеить её изнутри! Но у Доктора получилось.

До позднего вечера ходил Айболит по ёлке, весело поблёскивая очками.

— Как бодро он шагает! — удивлялись игрушки. — Как будто не устаёт.

А Доктор Айболит очень-очень устал в тот самый первый день. Но он не мог присесть отдохнуть, чтобы… не расплакаться. И, чтобы не расплакаться, громко распевал песенки.

И улыбался, чтобы никто не видел, как ему тяжело.

«Когда очень-очень грустно, нужно улыбаться! Несмотря ни на что — улыбаться!» — этим лекарством Доктор Айболит вылечил десятки игрушек.

«Не показывай, что тебе грустно; грусть обидится и уйдёт», — всегда говорил он.

Но его грусть была какая-то необидчивая и не уходила.

Кто мог подумать, что он окажется на новой ёлке? Когда Катя положила его в пакетик с конфетами, Доктор Айболит не ожидал, что его унесут так далеко!

От друзей, от любимого стеклянного пуделя Джетро и поролоновой обезьянки, которая не висит на нитке, а держится за ветку лапами…

Кто будет заставлять их по утрам заниматься физкультурой, чтобы они оставались такими же весёлыми и здоровыми?

От этих мыслей на глазах у Доктора Айболита выступили слёзы. «Вот когда-нибудь хозяева откроют форточку, прилетят синицы, сядут на подоконник, я их позову и улечу. А что? Я лёгкий! Синицам ничего не стоит взять в клюв мою нитку и отнести обратно: в Катино окно на пятом этаже!»

Он посмотрел на свой чемоданчик с красным крестом и вытер мокрые глаза.

— Всё как нужно, — сказал себе Доктор Айболит. — На моей ёлке игрушки не болели. Они почти все молодые. И нитки там привязаны крепко. И комнаты проветриваются два раза в день при любой погоде. А здесь столько больных и старых…

Он вспомнил потёртые стены Картонного Домика, слабые руки Феи, Сосульку с трещиной и прошептал:

— Конечно, я нужен здесь. Я ведь доктор.

Он положил чемоданчик под голову и уснул.

Да, это был настоящий Доктор!