Георгий Скребицкий — От первых проталин до первой грозы

МАСТЕРСКАЯ ПРИНИМАЕТСЯ ЗА РАБОТУ

— Ну, наша мастерская сейчас принимается за работу, — объявил Михалыч, отправляясь после обеда в кабинет.

Мы освободили место на письменном столе, постелили газетную бумагу, чтобы не испачкать стол кровью, а на газету положили галку вверх брюшком.

Михалыч надел очки, взял в руки скальпель, пинцет и приступил к делу.

Он сделал продольный разрез сверху вниз посреди грудки птицы, потом аккуратно подцепил пинцетом тоненькую кожицу и стал её осторожно отделять от туловища.

Я хорошо знал, что кожа есть у диких зверей и у домашних животных тоже есть. Снаружи она покрыта шерстью. Из неё делают меховые шубы, шапки, воротники.

Но какая же кожа у птиц? У них ведь перья. Они растут прямо на теле. Но на самом деле оказалось иначе. Оказывается, и у галки тоже имеется кожа, и её можно снять вместе с перьями с самого тел а птицы, так же как можно снять шкурку с убитого зайца, только у птицы это сделать куда труднее. Кожица у неё тоненькая и прозрачная, как папиросная бумага, — чуть потянул сильнее, сразу лопнет, и из дыры полезут перья, пух.

Как Михалыч ни старался осторожно снимать шкурку с галки, всё-таки в двух местах немножко кожу порвал. Впрочем, он этим не огорчился, сказал, что дело поправимо: возьмём иголку, нитку и мигом зашьём.

Особенно трудно было снимать шкурку с ног, крыльев и с головы. Собственно, в этих местах Михалыч только отскоблил пинцетом всё мясо, а кости оставил при шкурке, отрезая их в суставах. И череп оставил, аккуратно вынув из него весь мозг. Глаза тоже вынул.

— Вот первая операция — снятие шкурки — закончена, — сказал он. — Сейчас покурим и приступим к другой, самой интересной, — к набивке чучела.

Снятую с птицы кожицу Михалыч смазал кисточкой, опустив её в какой-то состав.

— Это для того, чтобы наше чучело потом не съела моль, — пояснил он. — А теперь можно вывернуть шкурку, так сказать, налицо.

Михалыч ловко просунул в разрез на груди сперва головку, потом крылья, ноги и хвост. Раз, два — и вот уже шкурка вывернута, как полагается, перьями наружу.

Радостным криком «ура» мы с Серёжей приветствовали этот ловкий трюк. Перед нами вместо окровавленной тушки и содранной с неё желтоватой кожицы снова была галка, настоящая галка в перьях, пуху, с настоящей головой, крыльями, лапками и хвостом. Только она была без мяса и без костей. Одна пустая шкурка. Теперь Михалыч вложит в неё тело из пакли, а вместо костей проволочки. Вот и получится уже совсем настоящая галка.

К этому удивительному делу Михалыч тут же и приступил. Из проволочки он сделал нечто вроде скелета, накрутил на проволочный скелет паклю, получилось туловище, такое же, как настоящее. Потом Михалыч хорошенько обмотал и связал его нитками и наконец стал очень осторожно натягивать на туловище шкурку с перьями.

Мы даже дышать боялись — ну-ка шкурка не натянется, лопнет, вот и конец всему. Но она не лопалась, а растягивалась всё больше и больше, будто резиновая, а перья на ней становились всё реже и реже, и между ними всюду просвечивала белая кожа. Особенно длинной и голой вышла почему-то шея.

Туловище тоже оказалось велико, так что шкурку на него еле-еле натянули. На огромном с редкими перьями теле как-то ненужно и сиротливо повисли два чёрных крыла.

— Ничего, ничего, засохнет, сожмётся кожа, и всё на своё место сядет, подбадривал себя и нас Михалыч. — Вот теперь только остаётся проволочку пропустить через ноги и закрепить на дощечке.

Наконец набивка чучела была закончена, и мы отошли в сторонку, чтобы взглянуть издали на плоды своих трудов.

Пришла посмотреть и мама.

— Батюшки мои! — не выдержала она, взглянув на страшное, почти голое существо с предлинной шеей, красовавшееся посреди стола на подставке. — Да это же не галка, а настоящий страус! Почему шея такая длинная и почему он весь такой странный, облезлый?

— Да, шейка малость того — длинновата получилась! — сокрушённо вздохнул Михалыч. — Оно и туловище, пожалуй, тоже велико. Вот на такую фигуру перьев и не хватило.

— А ты прилепи другие, где не хватает, — посоветовала мама. — У нас в кухне целый мешок куриных перьев. Там всякие есть — и серые и чёрные.

— Оставь, пожалуйста, свои советы, — возмутился Михалыч. — Ну, где ты видела, чтобы на галке куриные перья росли? Это только в сказке ворона в павлиньи перья рядится.

— А где ты галку с гусиной шеей видел? — не сдавалась мама. — Да ещё почти голую всю. Такое чудище и в сказке нигде не найдёшь.

Во время этого разговора в кабинет вошла тётка Дарья.

— Ужинать идите, а то всё осты… — Она не договорила и с испугом взглянула на стол. — Господи Иисусе, — прошептала она, крестясь, — ай, померещилось…

— Что тебе ещё померещилось? — сердито сказал Михалыч. — Что ты, галок, что ли, никогда не видала?

— Седьмой десяток на свете живу, — робко отвечала тётка Дарья, — а такого чудища ещё не видывала.

— Много ты понимаешь! — рассердился Михалыч. — Ну, ужинать так ужинать! — И он, встав с кресла, направился в столовую.

Диковинную помесь галки со страусом мы поставили на шкаф для просушки, поставили в тайной надежде, что кожа, подсохнув, съёжится и наше чучело примет более галчиный вид.

Но, увы, сколько оно ни сохло, ничего не изменялось, и со шкафа на нас по-прежнему кокетливо поглядывало что-то очень странное, длинношеее, похожее на какое-то допотопное существо.

Больше Михалыч ни разу не пытался украсить свой кабинет коллекцией различных птиц, и первый опыт набивки чучела, увы, оказался также и последним.

ПРОЩАЙ, БЕСПЕЧНАЯ ЖИЗНЬ!

Этот день останется в моей памяти на всю жизнь. Рано утром мама собрала меня в школу: дала мне завтрак, книгу для чтения, арифметику, три тетрадки и совсем новенький пенал. Книжки и тетрадки вместе с пеналом я связал ремешками, завтрак положил в мешочек и, замирая от страха, поплёлся вслед за Серёжей в своё первое путешествие к истокам всякой премудрости-короче говоря, в школу бабки Лизихи.

Какое встретило нас чудесное утро! Светило солнце. На дорогу падали жёлтые листья берёз. Они желтели повсюду: в дорожной колее, на пешеходной тропинке, протоптанной сбоку улицы вдоль дощатых заборов. Они, как золотые монетки, были рассыпаны на лавочках возле калиток и на деревянных, давно подгнивших крылечках домов.

Жёлтые листья — на ветках деревьев, на земле и в воздухе. Казалось, весь городок был засыпан этими золотыми дарами осени.

А какие чудесные румяные яблоки выглядывали всюду из-за заборов! Как они пахли! Так может пахнуть только ранней осенью, только ранним утром, только в далёкой деревне, где нет ни фабрик, ни заводов, ни даже железной дороги, где воздух чист и прозрачен, как ключевая вода горного родника.

Как хорошо в такое осеннее утро побежать в сад, или в лес, или сбегать на речку и как ужасно идти в большой неприветливый, незнакомый дом, где живёт сердитая бабка Лизиха, идти и знать, что твоей мальчишеской свободе с этого дня пришёл конец.

Может быть, именно оттого и казались как-то особенно дороги и милы эти жёлтые берёзовые листочки, и яблоки за забором, и неяркий жиденький свет осеннего солнца.

Путь от дома до школы был очень недолгим.

Вот мы уже в полутёмной передней.

— Раздевайся скорее, вешай куртку куда-нибудь. Ну, хоть сюда, на гвоздь… — почему-то шёпотом быстро сказал мне Серёжа. — Пошли!

Мы вошли в просторную, светлую комнату, очевидно столовую. Посредине большущий обеденный стол, покрыт поверх скатерти чёрной клеёнкой. У стен ещё несколько столиков под такой же клеёнкой. И всюду, и за большим и за маленькими столами, ребята. Тут и мальчики, и девочки, и маленькие, и совсем уже взрослые. Все сидят, уткнувшись в какие-то книжки, и во весь голос зубрят каждый своё.

От этого невообразимого гвалта у меня закружилась голова и сделалось так страшно, что я тут же хотел убежать. Хотел и не мог. Какой-то столбняк напал.

Серёжа, оставив меня, быстро прошёл к столу, сел на свободный стул, в один миг раскрыл какую-то из своих книжек и тоже во весь голос начал что-то читать.

А я всё стоял у дверей, онемевший, вконец растерянный, и с ужасом оглядывался по сторонам.

— Ты что там, как столб, стоишь? Иди сюда! — раздался вдруг зычный старческий голос.

Только тут я увидел среди всей этой массы людей саму Лизиху. Она сидела в конце большого стола, седая, толстая, небрежно одетая в какую-то кофту и укутанная в тёплый серый платок.

Раньше я видел её несколько раз издали на улице.

Она бывала всегда одета в чёрное пальто до пят и в чёрную шляпу наподобие глубокого колпака.

Издали бабка Лизиха походила на какое-то мрачное привидение. Но вблизи, в домашней обстановке она оказалась не только страшной, но просто отвратительной. Мне сразу вспомнилась картинка из Брема: огромная, уродливая горилла. Вот на кого Лизиха была очень похожа.

Еле передвигая от ужаса ноги, я подошёл к моей будущей наставнице.

— А-а, Юра, Серёжин брат! — сказала она, приветливо улыбаясь, как удав, готовящийся проглотить добычу. — Ну что ж, хочешь учиться?

— Хочу, — робко промолвил я.

— Умник! Будешь хорошо учиться, слушаться — мы с тобой сразу подружимся. Сядь сюда рядом со мной, открой свою книжечку и прочитай что-нибудь, а я послушаю.

Я открыл наугад и начал читать по складам нараспев, как меня дома учила мама.

В общем невероятном гаме я сам почти не слышал своего голоса. Но Лизиха, очевидно, хорошо расслышала.

— А ты не пой, как нищий на паперти, — с ласковым ехидством сказала она. — Ты ведь в школе, а не милостыньку просишь. Правда?

От этих слов у меня все буквы запрыгали перед глазами. Я вспомнил рассказы Серёжи. «Сейчас драть начнёт!» — мелькнула ужасная мысль, и я совсем замолчал.

— Ну, что же ты? Продолжай… Да что на тебя столбняк, что ли, нашёл?

«Сейчас за уши схватит!» Я хотел продолжать чтение, но не мог — голос не слушался.

— Ну, отдохни, устал с непривычки. Небось книгу-то раз в год берёшь, всё собак гоняешь по улицам. Я молчал, ожидая чего-то ужасного. Но Елизавета Александровна отвернулась от меня в другую сторону и, кажется, забыла о моём существовании.

— Колька, ты что там в носу ковыряешь! — неожиданно на всю комнату закричала она. — Что, на руке пальцев мало? Разуйся, если не хватает.

Все ребята, сидевшие в комнате, захохотали.

— Я и не ковырял, — отозвался с другого конца худощавый черноволосый парнишка с задорным вихром на затылке.

— Поговори у меня ещё! — грозно сказала Елизавета Александровна и погрозила линейкой.

— Ну, а ты оживел? — вновь обратилась она ко мне.

Я кивнул головой.

— Погоди, я тебе покажу, как надо читать… Митенька, подойди сюда, прочитай что-нибудь.

Из-за стола встал худенький сероглазый мальчик, похожий на ангелочка, только без крыльев. Он быстро, совсем не боясь, подошёл к Елизавете Александровне.

— Что мне читать? — тихим, вкрадчивым голоском спросил он.

— Ну, вот это. — И Елизавета Александровна, взяв у меня книгу, подала ему.

Митя начал читать, правда, не очень бойко, но зато как-то умильно выговаривая каждое слово.

Елизавета Александровна слушала, от удовольствия даже слегка прикрыв глаза.

— Довольно, спасибо тебе, — сказала она наконец, забирая обратно книгу. Умница моя! Иди, учи слова. Ты много уже выучил?

— Я всё, что вы задали, выучил, — ответил Митя, смущённо опуская глаза. Можно, я ещё немножко, до конца столбика, выучу?

— Конечно, можно, — так и расплылась в улыбке Елизавета Александровна. Учи, родной мой. Спасибо тебе, моё утешение! — И она ласково погладила Митю по голове.

Он пошёл по комнате какой-то особенно лёгкой, танцующей походкой. Казалось, вот-вот взлетит над полом. Но он так и не взлетел, а, подойдя к своему месту, аккуратно сел на стул и начал громко учить французские слова, так громко, что его серебряный голосок выделялся из всех других.

— Слышал, как надо читать? — не без гордости сказала мне Елизавета Александровна. — Ну, да не горюй, и ты научишься. — И, не обращаясь ни к кому, добавила; — Беда, коли родители сами берутся учить детей, только дело портят.

Я невольно вспомнил, как весело учила меня мама читать. Как потом сама мне читала Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и как мы с ней вместе до слез хохотали над глупым Головой, над проказами кузнеца Вакулы. Что же тут было плохого? Мне стало очень обидно, но я, конечно, ничего не сказал.

Для первого раза Елизавета Александровна отпустила меня гораздо раньше других.

С какой радостью я собрал свои книжки, тетрадки и выбежал наконец на улицу!

Вот когда я как следует оценил и солнце, и воздух, и деревья. Точно из тюрьмы на белый свет вырвался. От радости не чуя под собой ног, я во весь дух пустился домой.

УжасноПлохоНеплохоХорошоОтлично! (Пока оценок нет)
Понравилась сказка или повесть? Поделитесь с друзьями!
Категории сказки "Георгий Скребицкий — От первых проталин до первой грозы":

Отзывы о сказке / рассказе:

Читать сказку "Георгий Скребицкий — От первых проталин до первой грозы" на сайте РуСтих онлайн: лучшие народные сказки для детей и взрослых. Поучительные сказки для мальчиков и девочек для чтения в детском саду, школе или на ночь.