Думали — будет, как у нас: остановятся трамваи и водопровод, погаснут лампы, повиснут в воздухе лифты, ночью начнутся обыски, а утром известят, что похороны праздничных жертв назначаются через три дня.
И вдруг — сюрприз! Все в порядке.
Вот тебе и четырнадцатое июля!
Как-то не верилось.
Выходя на улицу, спросили у консьержа:
— С какой стороны стреляют?
Тот сначала удивился, потом улыбнулся, точно что-то сообразил, и ответил:
— Танцуют? Я не знаю где.
Он, вероятно, думал, что мы плохо говорим по-французски!
Вышли на улицу. Посмотрели. Беспокойно стало, красного много.
— Я, знаете, предпочитаю в такие дни дома сидеть, — сказал один из нас.
— В какие такие?
— Да вот когда такие разные народные гулянья. По-моему, вообще все должны в такие дни дома сидеть.
— Какое же тогда гулянье, когда все дома сидят! Тоже скажете!
— Не люблю я этого ничего. Прислуга вся ушла, обед не сготовлен, трамвай, того глади, забастует — одна мутическое торжество — так значит жуй целый день сухомятину, а если нужно куда поспешить, так при пехом.
— А все-таки, сказала одна из нас, — интересно бы посмотреть, как танцуют на площадях. Мы ведь в первый раз четырнадцатого июля в Париже.
— Уверяю вас, что никто ничего танцевать не будет. Верите вы мне или нет?
— Почему же не будет?
— Потому, что, во-первых, жарища, во-вторых, лень.
— Странное дело — столько лет не ленились, а сегодня как раз заленятся.
— Ну вот помяните мое слово. Верите вы мне или нет?
— Однако — долго мы будем посреди улицы стоять? Нужно же на что-нибудь решиться.
— Завтракать надо, вот что.
— Отлично. Я вас поведу в очень интересное место. Верите вы мне или нет?
— Да зачем же далеко идти — тут ресторанов сколько угодно.
— Нет уж, покорно благодарю, отравляться. Сядем в метро и через пять минут будем в чудесном ресторанчике.
* * *
— Очевидно, мы не там вылезли. Ресторан должен быть тут сразу налево.
— Да на какой улице-то, говорите толком.
— На какой? Да здесь где-то. Надо спросить… Экутэ! Пардон мосье силь ву плэ — ле ресторан. {Послушайте! Извините, мсье, пожалуйста — ресторан (фр.).} Болван какой-то попался — сам ничего не знает.
— Да чего долго искать — пойдем в первый попавшийся, все они одинаковы.
— Ну нет, я тоже отравляться не желаю. Сядем в метро и через пять минут…
— Да вы нас уж полчаса в метро мотали — куда еще?
— Мы не там вылезли. Верите вы мне или нет? Через пять минут…
* * *
— Черт! Ведь был же здесь ресторан! Провалился он, что ли? Знаете что, господа? Вот что я вам предложу: сядемте в метро и через пять минут…
— Ну нет, как хотите, а я больше не ездец. Тут четырнадцатое июля, люди веселятся, музыка гремит, а мы, как кроты, ковыряемся под землей.
— Не хочу.
— Да где же у вас музыка гремит?
— Где-нибудь да гремит же! Ведь четырнадцатое июля.
— Не знаю. Я по крайней мере музыки не слыхал.
— Еще бы, когда мы с одиннадцати часов утра из-под земли не вылезаем.
— Даю вам слово, что через пять минут, даже меньше — через четыре с половиной — мы будем в чудесном ресторане. Уж все равно столько ездили — лишний час дела не поправит и не испортит.
— Ча-ас? Как час? Вы говорите пять минут.
— Чистой езды пять, ну да пока сядем, пока вылезем, пока найдем, пока дойдем.
— Ну, господа, чем спорить, уж лучше скорее поедем. Все равно здесь ничего нет.
* * *
— Силь ву плэ…
— Да вот же под самым носом какой-то ресторанчик.
— Между прочим, уже четыре часа, так что завтрака мы все равно не достанем. Придется à la carte.
— Ну уж теперь не выбирать. У меня от голода голова кружится.
— Ну и ресторан. Прислуги нет, одна баба с флюсом.
— Ничего, я сейчас закажу.
— Спросите, что у нее есть.
— Кэс кэ ву завэ?
— J’ai mal aus dents, monsieur! {— Что у вас?
— У меня болят зубы, мсье! (фр.).}
— Что она говорит?
— Не знаю, не разобрал.
— Так переспросите.
— Как-то неловко.
— Ну что у нее может быть — наверное, гадость какая-нибудь.
— Наперед говорю — я этого есть не стану.
— Может быть, у нее ветчина есть?
— Бесполезно спрашивать.
— Одного не могу понять — чего мы рыскаем по каким-то задворкам, когда мы можем идти в любой знакомый ресторан!
— Ну что за тоска! Четырнадцатого июля нужно именно в каком-нибудь маленьком красочном кабачке, чтобы кругом плясала пестрая толпа под звуки самодельной скрипки и чтобы тени великого прошлого…
— Мне определенно хочется ветчины.
— Помните, мы как-то заходили на Монпарнасе в какое-то кафе? Там была неплохая ветчина.
— А ведь верно. От добра не ищи добра. Сядем в метро и через пять минут будем есть чудесную ветчину.
— Господа, смотрите направо. Видите? Там толпа… Ей Богу, танцуют! Бежим скорее.
— Да плюньте вы! Ну чего вы не видали! И танцуют-то, наверное, прескверно.
— Потом посмотрите. Нельзя же весь день не евши, по такой жарище болтаться.
— Ну-с, я бегу на метро…
* * *
— Комман? Па де жамбон? {Как? Нет ветчины? (фр.).} Ну уж это, знаете свинство! Он говорит, что па де жамбон. Что? Кафэ о лэ? Еф о пля? {} Сам лопай! Идем, господа, отсюда.Кофе с молоком? Яичница? (фр.).
— Я предлагаю идти домой. Я сегодня видела, как кому-то несли ветчину.
— Ветчину? Где?
— У нас в отеле.
— Ну так пойдемте, чего же вы молчали.
— Неужто домой? Как-то неловко. Все-таки четырнадцатое июля… Великие танцы на площади… тени под самодельной скрипкой.
Ветчины в отеле не оказалось. Ее съели какие-то русские. По-моему, празднование четырнадцатого июля в этом году было не особенно удачное. По крайней мере на меня оно произвело впечатление чего-то очень тусклого и плохо организованного. Какая-то бестолочь и вообще…
Отзывы о сказке / рассказе: